Андрей Шляхов - Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова
— Вы, Валерий Иосифович, сказали о графике отдыха медэвакуаторов, — заговорила одна из женщин. — А как обстоит дело с отдыхом у других сотрудников?
— Практически все сотрудники оперотдела, кроме меня, — Сыроежкин развел руками, мол, что поделать, положение обязывает трудиться без отдыха, — имеют право на перерывы после полутора-двух часов работы, а также могут отдыхать до четырех часов ночью.
Больше вопросов не было.
— Марина, проводи наших гостей к Ольге Ивановне, пусть она покажет воочию все то, о чем я рассказывал. А я с вами прощаюсь… до вечера.
Как только кабинет опустел, Валерий Иосифович позвонил главному врачу.
— Я освободился, Михаил Юрьевич.
— Жду!
Сыроежкин вышел из своего кабинета, миновал небольшую приемную, прошел до конца коридора и, потянув на себя одну из двух массивных дверей, оказался в большой приемной главного врача Станции.
Секретарша главного – старая грымза Майя Константиновна, молча указала глазами на дверь начальственного кабинета, давая понять, что путь свободен.
Валерий Иосифович глубоко вздохнул, словно решаясь, и взялся за отполированную до блеска медную ручку.
Против ожидания, шеф был не так уж сердит. Скривившись по обыкновению в своем огромном кресле, он читал какую-то бумагу. Взглянув на вошедшего, он взмахнул левой рукой, приглашая его заходить и присаживаться, после чего вновь углубился в чтение.
Усевшись напротив главного врача, Сыроежкин смог увидеть, что тот читает карту вызова.
«Опять шестьдесят вторая!» – мелькнуло в его голове.
Догадка оказалась ошибочной. Шестьдесят вторая подстанция здесь была ни при чем.
— На, ознакомься… — окончив чтение, главный врач протянул карту вызова заместителю.
Тот взял ее в руки и не смог сдержать улыбки. Там, где полагалось быть жалобам больного, его анамнезу, данным осмотра и проведенному лечению, дрожащим почерком было написано нечто вроде стихотворения:
«Ночь, темно,Суставы болят внутри.Дрожащей рукойОна набирает «ноль три».Пусть приедет один,Или два, или три…Помогут, наверное.Дышит ровно,Пульс в норме, давление – тожеИ мягок живот, но, Боже!Что делать с суставами рук —Дистальными и проксимальными?Гиперемия, деформация, боль…Безысходность – имя твое, ревматизм.Нет спасения от страданийИ только под красным крестомУтешение можно найти!Игла входит в мышцу,Как скальпель в разлитое море боли.Инъекция сделана – радость грядет…Женщина плачет от счастьяИ благословляет бригаду.Боль omcmynила.И в ночи растворятся они…Чтобы снова приехать,Если надо».
— Ранний Маяковский? — Сыроежкин недоуменно повертел карту вызова в руках.
Карта была самой обычной. Подстанция, дата, бригада, повод, адрес… Все графы были заполнены как положено.
— Доктор Криворучко, четвертая подстанция, — ответил главный врач. — Там указано. Сижу вот и гадаю – как подобный субъект мог оказаться в числе выездных врачей московской «скорой помощи»? И не просто оказаться, а проработать на «скорой» четыре года? Он же или сумасшедший, или наркоман!
«А как ему удалось проработать четыре года на глазах у всей подстанции, включая заведующего и старшего врача?» – хотел спросить Сыроежкин, но сразу же отказался от этой идеи, решив, что гораздо благоразумнее будет промолчать. Пусть главный врач поскорее «выпустит пар» и успокоится. Так будет лучше для всех, и в первую очередь для самого Валерия Иосифовича.
— Гнать его на все четыре стороны сегодня же! По статье! Чтобы он больше не выехал ни к одному больному! — Михаил Юрьевич привычно дал волю руководящему гневу.
Выволочка по поводу невнимательности и верхоглядства при приеме на работу новых сотрудников не оставила главному врачу времени на разбор состояния дел на шестьдесят второй подстанции. На часах было без четверти два, а в половине третьего главного ждали в мэрии, где ему предстояло сделать доклад на совещании, посвященном подготовке к очередному Дню города.
— Ты поучись налаживать работу, не тасуя кадры, — сказал Сыроежкину главный врач, словно тот был новичком в деле управления персоналом. — Вникни, разберись и прими меры. Послезавтра доложишь.
— Будет сделано, — ответил Сыроежкин и ушел к себе…
Проводив контролеров из департамента здравоохранения, Дмитрий Александрович заперся в своем кабинете, открыл окно и медленно, со смаком выкурил сигарету. Курить систематически он перестал давно, лет семь назад, и теперь позволял себе побаловаться табачком лишь в экстраординарных случаях.
Сегодня как раз выдался такой случай.
Всего-то и потребовалось пошуметь разок на подстанции, когда доктор Сафонов на четыре минуты замешкался с выездом, проверяя готовность аппаратуры к работе и самому же рассказать об этом. Сведения, переданные «на ушко» бывшему однокурснику, протиравшему штаны в самом низу департаментской «пирамиды власти», мгновенно докатились до ее вершины, благодаря тому, что «скорая помощь» всегда находилась под пристальным вниманием руководителя департамента здравоохранения, Альберта Леонидовича Целышевского.
Как и ожидал Дмитрий Александрович, на подстанцию явились двое контролеров из департамента. Мужики деятельно «рыли носом землю» в поисках компромата. Старший врач, отвечавший на их вопросы вместе с заведующей, робел, трепетал, часто путался в словах и, как бы невзначай, выпячивал то, что по-хорошему должен был скрывать.
«Ну и пентюх, — думала Елена Сергеевна, морщась при каждом «косяке» Кочергина. — Послал же бог сотрудничка! И это – старший врач!» Сама она в бытность старшим врачом в схожих ситуациях вела себя совершенно иным образом. Во всяком случае – сначала обдумывала то, что намеревалась сказать, и лишь потом открывала рот.
Знала бы Елена Сергеевна, что поведение старшего врача было частью тщательно продуманного плана, призванного избавить шестьдесят вторую подстанцию от новой заведующей!
Проверяющие не брезговали ничем, явно руководствуясь принципом «курочка по зернышку клюет». Они докопались даже до такой мелочи, как две истертые шины, валявшиеся в углу гаража. Елена Сергеевна, приняв подстанцию, хотела, было, потребовать, чтобы их выбросили, но затем ей пришла в голову не очень оригинальная мысль сделать из этого отработавшего свое материала две клумбы с цветами.
— И в довершение всего – у вас в гараже находится пожароопасный мусор, — словно в изнеможении закатил глаза старший из проверяющих, представившийся Виталием Петровичем. — Вы что, Елена Сергеевна, никогда не заглядываете в гараж?
Новицкая промолчала. Говорить, что она чуть ли не ежедневно бывает в гараже и тем более объяснять про клумбы, не имело смысла.
— А сколько времени вы заведуете подстанцией? — по-хамски, свысока, поинтересовался тот, что помоложе.
Елена Сергеевна не запомнила, как его зовут.
— Меньше месяца, — коротко ответила она.
Проверяющие переглянулись.
— Елена Сергеевна, несмотря на недолгий срок своего заведования, уже успела многое, — «бросился на выручку» Дмитрий Александрович. — Теперь можно быть уверенным, что каждая из машин оснащена всем необходимым и вся аппаратура работает, как часы.
«Типун тебе на язык, болтун чертов», — в сердцах пожелала своему «защитнику» Елена Сергеевна, но было уже поздно.
— Хочется лично убедиться в правоте ваших слов, — сказал Виталий Петрович, глядя на единственную стоявшую в гараже машину четырнадцатой бригады. — Давайте заглянем в эту машину…
Заглянули и не нашли полного комплекта постельного белья, предназначенного для перевозки больных. Была простыня, был пододеяльник, а вот наволочки не было. Зато в салоне оказался полупустой пакет с кефиром, забытый кем-то из членов бригады. Имитируя старание, старший врач вызвал к машине бригаду – доктора Жгутикова, фельдшера Еременко и водителя Матяша. Его расчет оправдался.
— Спи…ли наволочку! Была же с утра! — воскликнула, невзирая на лица, раскованная Лена Еременко. — Как в «кузницу здоровья» заедешь, так обязательно чего-то лишишься! Ничего, на следующей госпитализации поправим дело. Не волнуйтесь, Елена Сергеевна, к утру все будет в порядке!
У Елены Сергеевны хватило сил только на то, чтобы изумленно покачать головой.
— Каким образом вы выйдете из создавшегося положения? — вежливо осведомился Виталий Петрович.
