Уэллс Тауэр - Дверь в глазу
— Хорошо же ты устроилась, уютно так, — сказала Майя, выйдя на веранду в четверть двенадцатого. Она была одета в новом стиле: вся закутанная в полупрозрачные шарфики и шали, как певица Стиви Никс. В одной руке у нее был носовой платок, в другой пачка сигарет «Vantage». Майя курила не таясь. И никто не делал ей замечаний, потому что в ее профессии сигарету считали чем-то вроде витаминки. Майя зевнула и стала зачесывать волосы в пучок. Волосы были густые и спускались ниже талии — она часто жаловалась, как с ними тяжело, и тут же заявляла, что собирается пожертвовать их фирме, которая делает парики для раковых больных. На самом деле то, что волосы Майи до сих пор ни разу не загорелись, было чудом — если учесть, как небрежно она их закалывала, оставляя свободные прядки, которые постоянно находились в опасной близости к тлеющему концу ее сигареты.
— У меня в постели мертвая птица, — сказала Джейси, не отрывая взгляда от экрана.
Майя вопросительно посмотрела на нее:
— Такого выражения я раньше не слышала — это что-то новое? И что оно значит?
— Что у меня в постели мертвая птица.
— Правда? Прямо сейчас?
— Да.
— Какая птица?
— Грязная, — ответила Джейси. — Гадкий мокрый птенец.
— Можно посмотреть?
— Нет, — сказала Джейси.
— Почему нет?
— Потому что Пушок заперт там в комнате. Я не выпущу его, пока он не съест птенца.
— Ах ты умничка.
— Иногда бываю, — сказала Джейси.
Майя смутилась. Она усмехнулась каким-то сдавленным неловким смешком. Джейси с удовольствием отметила, что Майя почувствовала укол ее безразличия.
Словно от внезапного приступа простуды, Майя разразилась духовой сюитой чихов.
— Прошу прощения, — сказала она. — Отчего-то у меня здесь появляется насморк.
Джейси прощелкала все каналы и вернулась к Стауфферу, все еще ощупывающему кошмарный бархат.
— Попробуй не дышать, — сказала она.
— М-м-м, хорошо, — ответила Майя. — Так ты просто оставила ее там? Птицу?
— Да.
— Могу выбросить ее, если хочешь. Я не боюсь мертвых животных.
— Пусть Пушок с ней разбирается, — сказала Джейси.
Внезапная мягкость Майи заставила Джейси почувствовать себя глупой малолеткой.
— Есть будешь?
Майя ответила, что она не против перекусить, и Джейси отправилась на кухню изобретать сытный гурманский завтрак на двоих. Она взбила вилкой яйца с чеддером и отковыряла масляным ножом заиндевелый брусок стейка, вмерзший в лед на дне морозилки. С грохотом бросив его на сковородку, Джейси стала обжаривать его на сильном огне, пока мясо не начало сворачиваться и дымиться. Тогда она щедро залила его красным вином из открытой бутылки.
— О боже, — застонала Майя, нагнувшись над своей тарелкой, хотя кусочек говядины, который она отправила в рот, был не больше фишки домино. — Джейс, я никогда ничего вкуснее не ела.
— Еще много осталось, — сказала Джейси, смакуя пробный кусок.
— Ой, лучше я не буду больше, — сказала Майя, чем могла бы обидеть Джейси, если бы не призналась смущенно, что, хотя она очень любит говядину, ей после такого пиршества не слезть с «фаянсового друга».
Джейси с аппетитом доела стейк, а Майя позавтракала в итоге овсяными хлебцами, слегка смазанными маслом из кешью, — эту еду она специально привезла с собой из дома.
Следующие сорок пять минут девочки пролежали на кушетке, обсуждая, как лучшие подружки, поведение своих одиноких матерей и недостатки своих отцов и их жен. Они говорили о рок-н-ролле, шампуне и новой безобразной модели ведерок для охлаждения вина, которые продавались в крупнейших магазинах города. Потом Майя взглянула на медные карманные часы, которые в то время ей очень нравились.
Она сказала:
— О, черт. Джейс, как думаешь, тетя Джун не будет против, если я позвоню в Чарльстон? Мне надо. Я могу оставить ей несколько баксов.
— А кто у тебя в Чарльстоне?
— Да парень один, Дуг, — Майя объяснила, что он тоже модель, прошлой весной они вместе снимались на морском побережье для рекламы спортивного магазина в Миртл-Бич.
Майя сунула руку в гватемальскую сумку, с которой не расставалась, и вынула фотографию загорелого молодого человека с ожерельем из ракушек каури на шее, стоящего на пляже. Белые, словно ненатуральные, зубы, большие водянистые глаза, как у мула, выглядывающие из-под темных, взъерошенных, жестких от морской соли волос. Он был так красив, что Джейси перевернула фотографию — хотела убедиться, что она не вырезана из журнала.
— Это твой бойфренд? — спросила Джейси.
— Ну, он именно так считает, — сказала Майя. — Он несколько раз приезжал повидаться со мной. В августе хочет взять меня с собой на фестиваль «Горящий человек». Он постоянно рассказывает мне, что в Неваде можно жениться в шестнадцать лет. Не знаю, сколько раз я говорила ему «нет» — он будто не понимает. Привязался — не отделаешься.
Джейси все еще сжимала фото в руках:
— Блин, Майя… Некоторые ноги бы себе поотрубали, если бы им за это такого красавчика дали.
— Он хорошенький, но туповатый, — вздохнула Майя. — Я как-то сказала ему, что хотела бы попасть в отряд миротворцев в Суринаме, а он спросил, остались ли еще тигры в Африке.
Джейси подумала, что Майя сама виновата в этой глупой ситуации. Скакового жеребца оценивают не по тому, насколько хорошо он понимает по-французски. Но она промолчала, потому что сама не знала, где находится Суринам. Если бы ей пришлось угадывать, она сказала бы, что это место как-то связано с войной во Вьетнаме.
Майя бросила взгляд на Джейси.
— По правде говоря, я не из-за этого его отшила. Тут кое-что другое.
— Что?
— Это секрет. Поклянись, что никому не скажешь.
— Да, конечно, — сказала Джейси.
— Никому на свете. Даже этой, как ее, — Дане.
— Мы больше не дружим.
— Даже в дневнике у себя этого не пиши. Если тетя Джун узнает, мне мозг вынесут.
— Блин, да не узнает никто. Может, скажешь наконец?
Секрет заключался в том, что Майя завела интрижку с Робертом Петтигрю, ассистентом режиссера из Губернаторской школы зрелищных искусств, куда Майя собиралась ехать на следующей неделе. Она познакомилась с Петтигрю прошлой весной на конкурсе в Ленуаре. Потом они переписывались, и, судя по его письмам, он был чутким заботливым человеком, который, несмотря на разницу в возрасте, мог — по выражению Майи — «понять ее как никто другой».
— Сколько ему?
— Недавно исполнилось тридцать пять, — ответила Майя.
— Боже мой! Ты сказала — тридцать пять? — завопила Джейси.
Лицо Майи напряглось и потемнело. Она пошла за сигаретами.
— Забудь. Глупо было рассказывать это тебе.
— Послушай, Майя. Я не собираюсь тебя выдавать, но ведь — сама подумай — тридцать пять.
— Думай что хочешь, мне плевать, — резко ответила Майя. — Это наше с Робертом дело, и, пока мне он интересен, все остальные пусть не суются. Возраст — лишь цифры. А в нашем случае мы оба стары душой.
— Это вряд ли.
Майя вздохнула:
— Я люблю его, Джейси.
На это нечего было ответить. Отцу Джейси было всего тридцать семь.
— Он открывает такие тайники в моей душе, — продолжала Майя, — будто знает обо мне то, чего я сама о себе не знаю.
Стараясь скрыть отвращение, Джейси так сжала зубы, что верхние клыки заскрежетали по нижним.
— Господи, вы уже, ну…
Джейси не могла подобрать подходящее слово к тому, когда молоденькая девушка стонет под тридцатипятилетним лейтенантом от искусства.
— Были любовниками?
«Были любовниками» — клыки снова скрипнули. Где она это слышала? В голове промелькнуло воспоминание о тех двух, которые укрылись за цветущим кустарником и занимались этим на глазах у лебедей.
— Так что? — спросила Джейси.
— Роберт хочет дождаться Дня благодарения, когда мне исполнится шестнадцать.
— Подожди подольше, мой тебе совет. Ты сумасшедшая, если можешь бросить Дуга. — Джейси посмотрела на фото, приглаживая волосы пальцами. — Суринам. Я бы не отказалась от него, даже если он не мог бы найти Землю на глобусе.
Майя засмеялась в чашку с чаем — раздался гулкий булькающий звук.
— Да забирай его, Джейс. Мне даже по телефону говорить с ним противно. Я ведь знаю, каково это — говорить с таким человеком, как Роберт. А разговаривая с Дугом, я чувствую себя такой одинокой. Он что-то говорит, а для меня это только звук. Как шум моря в ракушке.
— Море! Обожаю этот звук! Такой успокаивающий!
— Ну, тогда вы отлично подойдете друг другу.
— Да, только я ему не понравлюсь, — сказала Джейси.
— Поверь мне, Джейси, он о такой, как ты, и мечтать не мог.
— Да уж, конечно.
— А почему нет? Ты красивая. Ты сексуальная. Я бы миллион долларов заплатила за то, чтобы у меня были такие же глаза и милые веснушки. Я тебе скажу вот что: ты легко могла бы найти себе кого-нибудь получше. Он даже твои шутки не сможет понять. Тебе будет с ним скучно.
