Кауи Хеммингс - Потомки
— Как все это глупо! — говорю я и хочу включить зажигание, забыв о том, что двигатель я так и не выключал и он продолжает тихо урчать.
— Если бы кто-то полез к моей девчонке, я бы ему мозги вышиб, — говорит Сид.
— Ага, как же, — говорит Алекс. — И запомни, Сид: девчонкам не нужны рыцари.
Мне начинает казаться, что рядом сидит Джоани. Джоани тоже сказала бы что-нибудь такое. Но почему? Это же так здорово. Вот мне бы очень хотелось, чтобы рядом был рыцарь. Что плохого в том, что тебя спасают и защищают?
Мы выезжаем на середину автострады.
— У него темные волосы, — сообщает мне Алекс. — Говорю на тот случай, если тебе достаточно знать, как он выглядит.
Мы едем в сторону Даймонд-Хед. Я притормаживаю, пропуская стайку мальчишек с досками для серфинга. Один из них, рыжий, с длинными кудрявыми волосами, семенит, тяжело переваливаясь с боку на бок. В одной руке он держит доску, другой поддерживает трусы.
— Обычно я тебя здесь высаживал, помнишь? — тихо говорю я Алекс. Мне хочется, чтобы наш разговор не слышал Сид.
— А то! — Алекс издает короткий, почти сердитый смешок.
— Почему ты перестала заниматься серфингом?
— Просто перестала. Почему ты перестал играть в «Лего»?
— «Лего» — одно, а серфинг другое. У тебя неплохо получалось.
— Ты же меня ни разу не видел.
— Но мне говорили, что получалось.
Алекс смотрит на меня. Я отвечаю ей широкой, ободряющей улыбкой хорошего отца.
— Ты занималась серфингом? — доносится сзади голос Сида. — Прикольная куколка на дощечке, да?
— Почему ты бросила серфинг? — снова спрашиваю я.
— Сначала я бросила, потому что у меня начались месячные, а я не знала, как пользоваться тампонами, вот и просидела пять дней на берегу, а потом как-то расхотелось.
— Как это ты не знаешь, как пользоваться тампонами? — спрашивает Сид.
— А разве мама… не показала тебе… не научила, как это делается? — не понимаю я.
— Я ей год не говорила, что у меня начались месячные.
— Даже я знаю, как пользоваться тампонами, — сообщает Сид.
Я прибавляю громкость радио.
— В первый раз я подумала, что наделала в штаны, — говорит Алекс.
Я не смотрю на нее, но чувствую, что она смотрит на меня и ждет моей реакции.
— Ну ты даешь, Алекс, — комментирует Сид. — А может, так оно и было.
— Ну и что, — говорю я. — Это абсолютно никого не касается.
— Прокладки я прятала под матрас, потому что не знала, куда выбрасывать. В мусорном ведре мама нашла бы. Но кровь испачкала матрас, и мама все-таки узнала. Когда перевернула матрас.
Алекс выжидающе смотрит на меня, но я отвожу взгляд. Мне просто необходимо сказать что-то невероятно умное. Такое ощущение, будто меня экзаменуют.
— Почему ты от нее скрывала? Ты же сама устроила себе проблемы.
И сама же потом себя стыдилась, хочется добавить мне. Стыдилась себя!
— Не знаю, — отвечает она. — Может быть, потому, что она все время меня торопила, хотела, чтобы я быстрее взрослела. Месячные подтвердили бы, что я стала женщиной и все такое. А я, может быть, вовсе не хотела становиться женщиной. Мне было всего тринадцать.
Кажется, Алекс наконец-то произнесла вслух то, что так долго таила в душе. Интересно, что она скажет еще? Мы едем по дороге, огибающей спящий вулкан.
— Эй, Алекс, — спрашивает Сид, — а тебе не хотелось помыться? Ну, знаешь, несвежий запах и все такое…
— Заткнись.
— Он, вообще, понимает, что происходит в нашей семье? — спрашиваю я. — Он ведет себя так, как будто ни черта не знает и не понимает.
— Папа! — внезапно и так резко вскрикивает Алекс, что от неожиданности я жму на тормоза.
— Поехали назад, — говорит она.
— Куда назад?
Мы находимся возле парка Капиолани. Здесь полно любителей бега трусцой. Один перебегает дорогу прямо перед нашей машиной. Шорты у него подвернуты, ляжки оголены. Я вижу его ноги, покрытые темными волосами, мокрые от пота. К руке бегуна привязан айпод.
Я слышу, как сзади опускается стекло.
— Смотри, куда бежишь, придурок! — высунувшись в окно, кричит Сид.
— Развернись возле фонтана и поезжай назад, — говорит Алекс.
— Но зачем?
— Я там, кажется, кое-что видела. Только не уверена. Давай назад.
Мы сворачиваем к пляжу, объезжаем фонтан возле Калакауа и едем в обратном направлении.
— Где-то здесь?
— Кажется, да, — отвечает Алекс. — Давай еще, еще немного.
— Да, именно так она мне и говорила, — фиглярствует Сид.
— Да заткнись ты! — орет на него Алекс. — Остановись возле вон того дорожного знака.
Я останавливаюсь.
— Туда смотри.
Алекс показывает на дом на противоположной стороне улицы.
Это самый обычный, похожий на коттедж, светло-голубой дом с белыми ставнями в плантаторском стиле. Он выставлен на продажу. Джоани давно уговаривала меня переехать на эту сторону острова, где живут ее приятели, подальше от Маунавили с его дождями. Мне же никогда не хотелось жить здесь, где все занимаются бегом и где на Кахала-авеню стоят роскошные виллы. Алекс тоже нравится эта часть острова. Во всяком случае, раньше нравилась. Дом стоит со стороны, противоположной океану, но это настоящая усадьба, стилизованная под старину.
— Миленький домик, — говорю я. — Но на шоссе. — Я показываю на проезжающие машины. — Отсюда трудно выезжать на главную дорогу.
— Не то, — говорит Алекс. — Посмотри на рекламу. Я смотрю на рекламный щит, который сообщает о продаже дома, и вдруг понимаю, почему фамилия Спир показалась мне знакомой. Мимо этого щита я проезжал почти каждый день. Белым по синему написано: «БРАЙАН СПИР, БРОКЕР. ПОКУПКА, ПРОДАЖА НЕДВИЖИМОСТИ. 978–7878».
Я смотрю на фото брокера. У него темные волосы. И уверенное лицо. Он похож на парня из рекла мы пасты для отбеливания зубов. У него вид влюбленного.
— Обалдеть, — говорит Сид.
— Теперь ты знаешь, как он выглядит, — говорит Алекс.
Мы молча смотрим на рекламный щит.
— Ну что, доволен? — спрашивает наконец Алекс.
— Нет, — отвечаю я.
20
Я запомнил его номер, но не позвонил. Я не знаю, что ему сказать. Номер не выходит у меня из головы. Я знаю, что скоро придется его набрать.
Я сижу в полном одиночестве за обеденным столом и смотрю на сад и виднеющуюся вдалеке гору. Я пью виски и чувствую себя стариком. После того как я увидел тот рекламный щит, я уже не мог никуда ехать. Мне захотелось вернуться домой. Телефон у меня в руке. Если я наберу номер, то услышу его голос, потому что уже девять часов вечера. Вот сейчас позвоню ему, послушаю голос и отключусь. Мне кажется, я вот-вот загоню себя в угол, потому что, стоит набрать его номер, я будто подпишусь на что-то, будто подпишу контракт.
Я звоню, чтобы услышать его голос. После третьего гудка говорит автоответчик: «Привет, это Брайан. Извините, что не могу вам ответить. Пожалуйста, оставьте свое сообщение, и я непременно вам перезвоню».
Как может серьезный бизнесмен говорить «привет»? Помню, мать делала мне выговор каждый раз, когда вместо «здравствуйте» я говорил «привет». Голос у него уверенный и немного нетерпеливый, что хорошо. Такой голос дает понять клиенту, какое огромное одолжение ему делают, соглашаясь взять у него деньги.
После длинного гудка я вешаю трубку и направляюсь к комнате Скотти, но, услышав голос читающей вслух Эстер, прохожу мимо. Уже возле своей двери я слышу заливистый смех моих девочек. Я вспоминаю, как Эстер говорила, что Скотти обожает детские стихи. Я возвращаюсь, тихонько подхожу к комнате и начинаю слушать.
— «Робин Бобин Барабек скушал сорок человек…»
— Прочитай еще раз про петуха, — раздается голос Алекс.
— Уже три раза читала.
— Прочти еще раз, — просит Скотти.
Слышится шелест страниц, затем:
— «Петухом зовется птица, про которую стишок, очень он собой гордится, петя-петя, петушок!»
Дальше все тонет в хохоте. Я качаю головой и тихо ухожу в свою пустую комнату. Мне почему-то приятно сознавать, что Скотти известно еще одно значение слова «петушок» и что на самом деле она не так уж и любит детские стихи. Мне также приятно, что мои дочери смеются, — давно я не слышал их смеха. Возможно, я вообще ни разу не слышал, чтобы они вместе над чем-то смеялись. Когда Алекс жила дома, то почти не выходила из своей комнаты. И все же от их смеха мне почему-то грустно. Выходит, меня для них не существует. Видимо, я слишком поздно спохватился. Мне уже не стать хорошим отцом. Интересно, почему их не смешат самые обычные, нормальные вещи?
— Привет, босс.
Из комнаты Алекс выходит Сид. В одних спортивных трусах.
— Вы ему звонили? — спрашивает он.
— Не твое дело, — отвечаю я. — Кстати, спать в этой комнате ты не будешь. И будь любезен, оденься.