Сергей Обломов - Медный кувшин старика Хоттабыча
Очнулся он лежащим на своей тахте, рядом сидел Хоттабыч, а снизу доносилось громкое фырканье, как будто лошадь пила воду из фонтана, и встревоженные голоса.
— Ты на своем «Брабусе» сейчас? У тебя же задние сиденья снимаются? Я знаю, что отвинчивать нужно — у меня вообще не снимаются никак. На Кутузовский надо подъехать срочно. Это прямо рядом с тобой. Потом объясню. Прямо сейчас. Нет. Да на хую я вертел все твои дела, понял?! — неожиданно сорвался в крик голос. — Чтобы был здесь через десять минут! Записывай адрес, снизу позвонишь. Все!
— А влезет он в «Ге-Ваген»? — спросил другой голос.
— Не знаю, — раздраженно ответил первый, — других вариантов нет. Надо же как-то этого мудака отсюда вывозить! Вот влипли!
— Это что? — шепотом спросил Хоттабыча Джинн.
— А сходи посмотри, — ухмыльнулся Хоттабыч. Джинн осторожно поднялся и вспомнил, что у нею пробито пулей колено, но никакой боли или неудобства не почувствовал. Правда, на халате в этом месте была рваная дырка и большое кровавое пятно.
— Прости, — сказал Хоттабыч, поймав взгляд Джинна, и тут же пятно исчезло, а дырка заросла тканью и прерванным было золотом шитья.
Неторопливо подойдя к краю лестницы, Джинн увидел внизу, в центре зала у фонтана, своих навязчивых гостей. Всех, кроме самого свирепого Александра. На полу валялась его разорванная на части одежда, сотовый телефон и пистолет, а из фонтана торчала задняя часть коровы с приподнятым хвостом — корова пила воду и фыркала, испражняясь прямо на мраморный пол. Когда корова подняла голову посмотреть на Джинна, Джинн понял, что это бык. А бык понял, что это Джинн, и глаза его стали наливаться кровью. Бык был абсолютно черного цвета, с тупоносыми копытами и крепкими рогами. В его ноздри было продето толстое золотое кольцо, а на мощной шее красовалась многокилограммовая золотая цепь. Бык вылез из воды, набычился и начал активно ковырять передним копытом пол, готовясь к нападению. И тогда остальные незваные гости обернулись, заметили Джинна, и один из них прыгнул к быку, вставил ему в ухо пистолет и заорал:
— Лежать, скотина!
А второй, изловчившись, схватил его за кольцо. Бык перестал рыть мрамор. Он замер, покачиваясь, покорно подогнул передние колени и неуклюже завалился на пол, чудом минуя свои же собственные лепешки.
— Мы уже уходим, не волнуйтесь, — вежливо пробормотал тот, который держал пистолет в ухе быка. — Машина вот-вот подъедет, просто, ну правда, ни в одну нашу он не поместится — не вести же его по улице в таком виде.
— Мы, короче, претензий не имеем, — быстро, как по писаному, заговорил второй. — Мы его сами накажем и этого вот, — он кивнул на Олега с неожиданной злобой, — тоже, не сомневайтесь. Чего ты стоишь, — вдруг прикрикнул он на него с такой силой, что Джинн даже вздрогнул, — давай убирай говно!
— Говно, — радостно сказал Хоттабыч за спиной Джинна, — говеть, говядина! Гой[2] еси вы добры молодцы!
Олег с заискивающей улыбочкой нежно спросил Джинна:
— Скажите, а тряпки у вас тут где? Я просто туалета не нашел и ванной…
— Какие тебе тряпки?! — заорал тот, который держал пистолет. — Курткой подтирай, по-быстрому, не беспокой людей, и так уже столько время у них отняли.
Джинн почувствовал себя неловко и отвернулся. Хоттабыч с ликующим видом наблюдал за сценой, скрестив руки на груди.
— Ну как? — гордо спросил он.
— Я ничего не понимаю, — устало сказал Джинн. — Что случилось? Откуда бык?
— Как это — откуда? — удивился Хоттабыч. — Ты разоблачил его, этого невежливого смерда, — назвал его быком, и он принял свой настоящий облик. Ну, и я немного помог. Потом остальные господа сумели меня убедить, что ничего подобного не повторится, раскаялись в своих грешных намерениях относительно тебя, высокомудрый, и теперь собираются уходить. Слышь, бычье, я правильно излагаю? — обратился он вниз, где Олег уже собрал синей шелковой курткой «Макс Мара» все несдержанности животного.
Ответ был самый положительный.
— Может, его уже это, обратно? — несмело предположил Джинн.
— Зачем это? — снова удивился Хоттабыч.
— Ну, он уже, наверное, все понял и больше так не будет.
Бык закивал головой, насколько это возможно лежа с вставленным в ухо стволом, когда ноздри держат за кольцо.
— Спокойно, спокойно, — надавил на него человек с пистолетом. — Еще рыпнешься — пристрелю!
— Не знаю, — протянул Хоттабыч, — не уверен. Я, видишь ли, на своем веку немало людей превратил обратно в животных, но ни один из них потом так и не стал человеком — я просто не знаю, как это делается. Извини. — И он довольно ухмыльнулся.
— Врешь! — обиделся Джинн.
— Вру, — покладисто согласился Хоттабыч, — иногда. В редких особых случаях.
Телефонный звонок заставил Джинна замолчать следующую реплику, а человека с пистолетом — судорожно шарить по одежде для ответа абоненту. Не выпуская оружия и не меняя позы, он выудил трубку:
— Алле. Да. Подъехал? Рядом с моей машиной? Сиденья снял? Не знаю, куда девать, — выброси их на х… — Он опасливо покосился на Хоттабыча, — короче, куда хочешь. Все, жди, мы спускаемся. Вставай! — Это уже быку.
Бык начал неуклюже дергаться, пытаясь подняться — это удалось ему с восьмой попытки невероятным усилием, он даже застонал. Под стон быка Олег подобрал с пола одежду бывшего Александра, а его сотовый телефон и оружие взял человек с пистолетом. Первым вышел Олег, прижав к груди ворох платья, включавший его собственную испорченную вещь, за ним второй бандит повел быка, а человек с пистолетом удалялся замыкающим. И уже в дверях, рискуя головой и чуть не порвав ноздри, бык повернулся посмотреть на Джинна с грустной и, как ему показалось, безнадежной мольбой и — получил удар по выпирающему позвоночнику.
Краткое содержание тринадцатой главы
Ломая дверь, в квартиру Джинна попадают непрошеные гости. Обнаружив дворец, лихие люди вступают в конфликт с хозяином. Появившийся Хоттабыч пытается отстоять право Джинна на дворец и получает пулю в колено. Следующую пулю получает в колено Джинн. Болевой шок приводит его к потере сознания, но когда он приходит в себя, то не обнаруживает на себе никаких ранений. Хоттабыч превращает одного (Александра) из пришедших быков в быка (настоящего), и остальные поспешно навсегда оставляют Джинна, утешаясь лишь тем, что правильно подстраховались Олегом, которому еще предстоит разбирательство за пределами нестоящей истории.
Глава четырнадцатая,
в которой некоторые кулинарные советы противоречат законодательству РФЗа спиной Джинна Хоттабыч громко хлопнул в ладоши, и сей же час во входную залу со всех сторон побежали рослые невольники в белых одеждах — зажигать светильники на стенах, убирать за гостями и всячески суетиться для комфорта и неги хозяев.
Джинн открыл было рот, чтобы спросить, где все эти люди были, пока он один на один разбирался с братками, но Хоттабыч опередил его.
— Я полагаю, — сказал Хоттабыч, — что нам время отужинать. Все уже готово.
И они оказались в гостевой зале сидящими на мягких подушках. Двое невольников под руководством высокого черного человека в тюрбане поставили на ковер низенькую скамейку из черного дерева, инкрустированную узорами из серебра и бирюзы, а другие слуги внесли круглый серебряный поднос с покрытыми блюдами, поставили его на скамейку и сделали «салам».
У Джинна начала кружиться голова от скорости, с которой происходили насыщенные переживаниями перемены вокруг него. Вот только что злодеи стреляли ему в колено, люди превращались в животных, и уже сразу, без всяких там затемнений и переходов, — восточный пир.
— А что попусту время терять и место, — прокомментировал Хоттабыч в ответ, когда Джинн поделился с ним своими соображениями на эту тему. — Я так понимаю, что будет у нас сейчас разговор, так почему бы заодно чудесно не подкрепиться?
Подкрепиться было вовремя: Джинн с утра ничего не ел и от всех волнений был голоден невероятно. И насчет разговора Хоттабыч был прав. Но, очевидно, и у него самого было что-то к Джинну. Как только невольники обмыли им руки и, получив знак, немедленно удалились, Хоттабыч выступил с претензией, изложенной, впрочем, весьма снисходительным тоном.
— Ты не доверяешь мне, смертный. Вместо того чтобы отдаться чудесам, путешествуя по волнам головокружений, захлебываясь впечатлениями наслаждений, ты судорожно хватаешься за обломки повседневного мира, как будто они надежнее спасут тебя к берегу вечного покоя. Ты отвергаешь мои дары и пугаешься ничтожных проявлений глупой ярой алчности смертных человеков, имея за собой небесную силу и покровительство, равного которому нет в вашем расчерченном границами мире. Сейчас ты, чего доброго, попросишь меня вернуть тебе твое утлое жилье взамен достойных тебя покоев и человеческий вид этому животному, недостойному даже облика быка.