Шалом Аш - Америка
— А черта ей в бок! Я бы ей в рожу плюнул, если бы она со мной заговорила.
— Я за ней поглядываю. Случится — я ей такое завинчу, что у нее в глазах посветлеет.
— А ну-ка заткнись! Вот она шкандыбает, папенькина…
Со двора входит Рохеле. Она идет осторожно, словно боится ножку на жесткие камни ставить. Легкий платочек подрагивает на плечах у нее. Ветер закидывает бахрому платка на лицо. Кокетливым движением руки она поправляет выбившуюся прядь волос.
Она подходит к стойлу. Парни машинально вскакивают и здороваются:
— Доброго утра!
Она отвечает легким кивком головы.
— Дорогие мои, кто из вас поедет с хозяином в Ленчице на базар?
— Я, хозяюшка! — отвечает Шлоймо-Ангел, поправляя шапку.
— Друг мой, будь так добр, привези мне индюшку получше! Напомнишь хозяину, он тебе денег даст…
— Хорошо, хозяюшка!
Уходя, она оборачивается и говорит:
— Пожирнее выбери, слышишь, Шлоймо?
— Да, хозяюшка! — И, проводив Рохеле, добавляет: — Эко разговаривает! А? А язычок как смазан! Слова так и сыплются, как из дырявого мешка… Ах ты, черт побери ее батьку!
И все же он старался выбрать лошадей получше, запрячь побыстрее, а потом, залихватски щелкнув бичом, к дверям подкатить.
После разговора с хозяйкой Шлоймо почувствовал себя увереннее, в кухню вошел без надуманного предлога, чего раньше делать не решался…
Однако, увидав на кухне Рохеле, он вдруг остановился: «Чего мне здесь надо?» — спросил он себя. И, стоя у дверей, пролепетал:
— Хозяин скоро выйдет?
Она не ответила, и Шлоймо-Ангел тут же вышел из кухни.
Со времени свадьбы Матису не хотелось ездить с Шлоймо-Ангелом «сам-на-сам». Не то чтобы стеснялся — глупости какие! — а так, вообще… Все-таки давнишние друзья-товарищи, вместе у Фукса служили, делишки кое-какие обделывали, а теперь… Поэтому Матис сразу же занял сиденье и молчал, а Шлоймо сидел на облучке и тоже помалкивал.
Когда выехали, было тепло и солнечно, но посреди дороги набежали разорванные клочья туч, соединились, заволокли небо, и начал накрапывать дождь.
Шлоймо сидел и делал свое дело — погонял лошадей.
Дождь продолжал моросить. Кони шли размеренным шагом, колеса стучали по камням мостовой… Шлоймо не обращал внимания и все так же молчал.
Матис заговорил, но Шлоймо накинул на спину мешок, впитывающий каждую каплю, и слушал, не отвечая.
Дождь полил сильнее, небо плотно обложило, туча накрыла лес, и кругом стало мрачно и уныло…
Матису хочется говорить, но Шлоймо не слушает и молчит.
Проезжают мимо корчмы.
— Раздавим по маленькой?
— А почему бы нет?
Оба слезают, входят в корчму, выпивают по рюмке и едут дальше.
— Шлоймо!
— Что?
— Да ничего… Сверни на мостовую…
На базаре полно телег, лошадей… Люди носятся, шум, гам, говор, стук…
Матис слез и пошел на конский базар.
Вечером он собирается в обратный путь. Парень ведет для него пару лошадей.
— Посмотри, каких «зверей» я купил! — говорит Матис, обращаясь к Шлоймо.
Шлоймо-Ангел осматривает лошадей, заглядывает им в зубы и молчит.
— Ну, что скажешь, Шлоймо?
— А я знаю?
— Угадай, сколько стоят.
— Понятия не имею…
Матис, закутавшись в плащ, идет в «ресторацию».
— Хозяйка просила индюшку на базаре купить! — напоминает Шлоймо Матису, когда тот выходит из «ресторации», готовый ехать домой.
Это было однажды в субботу после обеда.
Растянувшись на кровати, Матис лежал в спальне и смотрел на женину шляпку и цепочку, брошенные на вторую кровать. «Жена была в синагоге», — подумал он, протирая глаза.
Субботние послеобеденные часы проходят торжественнее обычных, солнце улыбается, глядя в окно, и отсвечивает в шкафчике, что стоит между кроватями. Серебряные подсвечники поблескивают… Из смежной комнаты доносится барский голос шурина Мотла… «Шурин в гости пожаловал, надо встать», — говорит себе Матис. На скамье у дверей, что на улице, кто-то из парней громко говорит. Иоселе-голубятник рассказывает, смеясь, сколько галушек съедает извозчик Арон в пасхальный обед.
Матис, лежа на кровати, прислушивается и смеется.
— Возьми ее, возьми! — слышится голос Ошера Быка.
— Вот так, держи!
— Ха-ха! Крепко держи, не отпускай!
— Веди ее под венец!
— Ха-ха!..
Матис встает, подходит к окну и смотрит. Камиза держит разряженную девицу под руку и не отпускает. Девушка вырывается изо всех сил, но он держит крепко, и парни хохочут.
Матис смотрит и тоже смеется. Он чувствует себя выспавшимся, он немного возбужден, сам не зная почему. Входит в соседнюю комнату.
На накрытом столе в вазе лежат два апельсина. Рохеле о чем-то разговаривает с братом, который сидит спиной к Матису и не видит его.
— Как поживаешь, Мотя? — говорит Матис и по-свойски хлопает его по спине.
Шурин оборачивается и смотрит на Матиса с удивлением и озлобленно.
Рохеле тут же идет в соседнюю комнату и делает Матису знак пальцем. Матис идет за ней следом.
— Матис, — говорит она, — это некрасиво хлопать по спине. Это пристало «им», а не тебе…
Оба возвращаются. Шурин полусердито и немного свысока пьет из бокала и говорит с Рохеле, не глядя на Матиса.
Матис вышел из дому.
Солнце пригревает, на улице чисто подметено. Парни сидят на скамье и шутят. Напяливают один другому шапку на глаза… Прислуга в субботних платьях гуляет по улице, а молодые люди к тем, кого можно задеть, подсылают Камизу, а кого задеть нельзя, пропускают мимо и смеются издали.
Матис подошел и сел на скамью.
— Черт бы побрал поганую твою рожу! — крикнул Шлоймо-Ангел другому парню, не заметив Матиса.
Парень тут же ткнул Шлоймо пальцем. Шлоймо обернулся, увидел Матиса и застеснялся.
— С субботой вас! — сказал он, приподнявшись с места, сел чуть подальше и поправил шапку на голове.
— С субботой!
Парни притихли.
Девушки по-прежнему ходили взад и вперед, но никто ни слова не произнес. Камиза спрятался в уголок у стены. Солнце светит, все кругом оживленно, но парни замерли. Шлоймо-Ангел склонил голову на руку и о чем-то задумался.
— Ну, Ангел, чего молчишь? — вдруг проговорил Матис и хлопнул его по коленке.
— О, хозяин! — сказал парень, отодвинулся, потер колено и, скривив лицо, как-то странно усмехнулся.
Парни молчали. Из уважения к хозяину. Тишина придавила всех.
Матис поднялся и вошел в дом.
— Камиза! Фуфыря идет! — услышал он за собою голос Шлоймо-Ангела.
Примечания
1
Так на жаргоне эмигрантов назывался переезд в Америку.
2
Благополучным, везунчиком.
3
Судья, помощник раввина.
4
Раши — начальные буквы имени рабби Шломо Ицхаки (1040–1105) — средневековый комментатор Библии и Талмуда.
5
Девятый день месяца ава — день поста в память разрушения Иерусалимского храма.
6
В знак их памяти и защиты.
7
Денежная кружка была в религиозных домах и синагоге; в нее бросали мелкие деньги для благотворительных целей в честь одного из законоучителей, жившего во II веке н. э. — Меера-Чудотворца.
8
Навузардан — военачальник вавилонского царя Навуходоносора (604–568 гг. до н. э.), разрушитель Иерусалимского храма.
9
В первый день праздника Ханука в честь освящения Храма зажигают первую свечу. Праздник длится 8 дней. Каждый вечер на окне в специальном подсвечнике зажигают еще одну свечу.
10
Чудовищное морское животное, рыба огромных размеров; упоминается в Библии как пример непостижимости Божественного творения.
11
Четырехугольное полотнище с круглым вырезом в центре и шерстяными кистями по углам. Его носят под верхней одеждой религиозные евреи.
12
Праздник в память о счастливом избавлении евреев от истребления в годы персидского владычества.
13
Шомер — псевдоним автора бульварных романов Н. М. Шайкевича (1849–1906).
14
Выходец из литовских или белорусских евреев.
15
Когда жена оставляет мужа и неизвестно, где она находится, то по истечении одного года совет из ста раввинов, согласно иудейскому бракоразводному праву, может разрешить мужу вступить в новый брак.
16
Согласно обычаю, во время помолвки разбивают «на счастье» тарелки.
17
