Дмитрий Дейч - СКАЗКИ ДЛЯ МАРТЫ

Особенно популярна была история о чудесном спасении ординарца от трибунала: Сашку собирались расстрелять за кражу ящика бесценного трофейного коньяка, предназначенного для отправки в Москву, но дедушка повернул дело так, что из злоумышленника Сашка превратился в невменяемого дуралея, который действовал не из корыстных соображений, а по глупости, и только потому - заслуживал прощения.

Главным аргументом защиты стал и в самом деле вопиющий факт: коньяк столетней выдержки Сашка закусывал солёным огурцом.

Всё это враки, - улыбнулся старичок, - закусывали мы, конечно, трофейным шоколадом. Немцы хороший шоколад делали. А коньяк был исключительным, французским, столетней выдержки, за такой и под трибунал - не жалко! Огурец Батя придумал уже на заседании трибунала. А я не стал возражать…

Ваш дедушка был великий выдумщик, этого у него не отнимешь.

Когда полк попал в окружение, Батя выводил его с пистолетом в руке, не прячась за нашими спинами, а - впереди, как и полагается командиру. За что и получил звёздочку "героя". Правда, в наградной не записано, что в правой руке он держал пистолет, а в левой - собственный нос, завёрнутый в носовой платок.

Платок этот принадлежал мне, трофейный… К тому времени всё у нас было трофейное: от любовниц до подштанников…

В тот день нам не удалось наладить связь, мы не знали, что немцы передислоцировались, и полк полностью окружён. Узнали только тогда, когда в окопах начали рваться снаряды. И летели они оттуда, где по нашим соображениям должны были находиться свои… Батя не растерялся и приказал выдвигаться. Вот тогда-то ему и оторвало - не весь нос, конечно, а только кончик.

Это был последний снаряд: обстрел сразу же прекратился. Наступила тишина. Батя закрыл лицо руками и сказал: Сашка, ёб твою мать, мне нос оторвало! Он где-то здесь, ищи…

Быстро темнело, но мы, как ни странно, довольно быстро его отыскали. Отряхнули, уложили в платок, завязали… Без носа Григорий Исаевич выглядел… своебразно… Но почему-то меня это не смутило тогда, а - наоборот, как бы привело мысли в порядок. Будто так и должно было случиться… Положение было безвыходное, все это понимали… Но когда мы увидали Батю… кровь заливала его лицо, оно казалось безумным, яростным, сумасшедшим, зато глаза были - светлыми и совершенно ясными, будто он точно знал что делать… все разом притихли: никакой паники, действовали слаженно - как на учениях или на параде.

Команды отдавались шёпотом.

Никто не верил, что мы выйдем оттуда живыми. Шансов не было. В полной темноте, по пересечённой местности мы шли гуськом, глядя друг другу в затылок. Со всех сторон звучала немецкая речь. Мы были не просто в окружении, но - посреди вражеской территории, практически в расположении немецкой дивизии. Вопреки логике мы двигались навстречу врагу. Полк в полном составе прошагал прямиком в немецкий тыл.

Батя шёл впереди, следом за ним - я. Только однажды он обернулся: Сашка, как нос пришивать будем?

Я не ответил. Мы оба понимали, что сейчас не время: стоило немцам обратить внимание на то, что у них под носом творится, и нам было бы уже не до носа…

Когда, наконец, выбрались, бабушка ваша тут же взялась за дело, и быстро его подлатала - позже она признавалась, что, мол, была уверена: ничего не выйдет - слишком долго этот кусочек плоти был отделён от тела.

А два дня спустя, по хорошей пьяни, Батя вдруг выдал: что, Сашка, думаешь, это я вас из окружения выводил?

Кто же ещё, Исаич? - к тому времени мы все на него чуть не молились. Только и разговоров было о том как Батя нас вывел.

Ничего ты не понимаешь, - сказал полковник, - вот если бы мне нос тогда не оторвало, хрена лысого ты бы теперь самогон попивал…

Уже после войны я слышал немало подобных историй, но никогда не верил. Помню одного деятеля, который полагал, что жизнью своей обязан любовной записке, которую носил всю войну в портсигаре: люди склонны приписывать удачу или интуицию амулетам, каким-то предметам - из суеверия или по глупости. Но тогда, после всего пережитого, поверил - сразу и безоговорочно.

Когда мы выходили из окружения, Батя ни о чём не думал и не смотрел по сторонам, он лишь поворачивал туда, куда вёл его нос. Ваш дедушка чувствовал на расстоянии комочек плоти, завязанный в платок - так, будто это был компас, указывающий верное направление.

Будто оторванный нос стал дополнительным органом - сродни зрению или слуху.

Органом чистого, незамутнённого знания.

В эти мгновения Батя точно знал что нужно делать, но если бы он на мгновение усомнился или задумался, мы бы не выжили…

Так-то вот…

Старичок замолчал. Гости выпили по последней и стали расходиться.

Было довольно поздно, мы вышли на двор - покурить.

Я смотрел на него, пытаясь разглядеть сквозь маску морщин лицо, принадлежавшее когда-то молоденькому ординарцу, и думал о том, что по части ошеломляющих розыгрышей моему покойному деду - пусть земля ему будет пухом - и в самом деле нет и не было равных.