Марианна Гончарова - Левый автобус и другие веселые рассказы
Оджо откуда-то выудил фотографию, где стояла нигерийская женщина, завернутая в яркую тряпочку, в тюрбане и с большим оранжевым тазом на голове.
– Красивая… – ласково протянула баба Галя.
– Да-да! Я похожая на моя мама! – гордо заявил Оджо – Шоколадный Заяц и протянул нам другую фотографию: – А это моя папа!
На фотографии была опять Оджина мама, в такой же яркой тряпочке, в тюрбане, но без тазика на голове.
– Ага, и на папу тоже, – догадался Спортсмен.
– Ых, – Оджо расчувствовался и застрекотал: – Я сиделя-сиделя сама, скучаля маму и папу. Папа – король арахис в Нигерия!
– Да ну?! Ты гонишь! – удивился Спортсмен.
– Зубь даю! – обиделся Шоколадный Заяц.
– Сынок, а ты ел чего-нибудь? – спросила сердобольная баба Галя и стала рыться в своей сумке, с которой не расставалась. – Шоколадку хочешь?
– Да, хочешь, – смиренно вздохнул Шоколадный Заяц.
Баба Галя вытащила из сумки шоколадные фигурки Деда Мороза, Матрешки и… ну да, Шоколадного Зайца в цветной фольге. Мы затаив дыхание ждали, что выберет Заяц. И он нас не разочаровал.
Шоколадный Заяц схарчил шоколадного зайца, не переставая стрекотать про арахисовую папу.
Спортсмен задумчиво наблюдал, как Шоколадный Заяц откусил зайцу сначала уши, потом голову, аппетитно хрупая, и задумчиво, ни к кому не обращаясь, констатировал:
– Каннибал. Своих жрет.
Поезд шел и шел всю ночь, потом обнаружилось, что мы просто наматывали круги по Одесской области и утром оказались от пункта отправления на расстоянии в часовую неторопливую велосипедную прогулку.
Девочки-проводницы не говорили, куда мы едем и когда приедем. Точного маршрута не знал никто. Пассажиры заскучали и оголодали. Милиционеры-соседи сообщили, что скоро будет Жмеринка, а там продают вареники.
Да, долго будут жмеринцы помнить поезд N. И долго будут сниться им толпы набросившихся на их вареники пассажиров. Когда во главе изголодавшихся мчались, придерживая кобуру, сержанты милиции, бабы, продающие вареники, чуть не удрали с перрона – атас, милиция! – но наши блюстители порядка свое дело знают четко:
– Заходи с другой стороны! Окружай! Бери в кольцо! Держи! Пассажиры, в очередь стройсь!
– То-о-онь, а То-о-онь, – быстро шуруя вилкой и накладывая варенички с картошкой и луком в пакетик очередному покупателю из поезда N, – цену пидиймай! Цену! Дывысь, шо робыться, га?! Дывысь, як люды йидять, га?! Дзвоны до Людкы, шоб варыла усэ та й бигла сюда!!!
– Ба-буш-кэ!!! – вопила из двери вагона бабы-Галина внучка, – ба-буш-кэ!!!
Последним из вагона вывалился сонный КоСтантин МихаИлович, начальник поезда.
– О! Начальник! – радостно развел руки Спортсмен, как будто хотел его обнять.
Флорочку тут же окружили плотным кольцом и загалдели каждый о своем.
– Ти-ха!! Тиха, люди! Говорите по очереди! По-ва-гон-но!
Это вот военное слово «повагонно» как-то подействовало магически, и мы стали орать повагонно. Но на все вопросы героический наш командир пожимал плечами и разводил руками. Люди шумели и скандалили, бабы-Галина внучка не переставала орать «ба-буш-кэ!», вареники закончились.
С удивлением и печалью на все это глазел в окно наследный арахисовый принц, не рискнувший спуститься на перрон.
Поезд подъезжал к Тернополю. Кто не знает, это часа два-три езды до Черновцов. Вагонное радио вдруг перестало транслировать любимые песни начальника поезда («Владимы-ры-ский цынтра-а-ал…»), зашуршало и домашним говорком забубонело, что в Тернополе всем придется выйти и пересесть на пригородный поезд, в который нас посадят по нашим старым билетам.
– А я?! – испугался Оджо, едва ему объяснили, что предстоит. – Я не купиля билет, я купиля толко комната…
– А если кто зайцем едет? – громко спросила баба Галя, и все посмотрели на Шоколадного Зайца.
– Ну… Что ж… – Начальник привычно пожал плечами и развел руками.
В Тернополе была суббота и летняя асфальтовая жара. На перроне напротив нашего поезда стояла огромная толпа, ожидающая пригородной электрички. Некоторые, не теряя времени зря, спортивно разминались перед штурмом. Наши пассажиры возроптали, мол, как мы с вещами и детьми туда поместимся, и вообще…
Меня злить нельзя. Нельзя. Но не все это знают.
– Слышь, Флорочка, – взяла я КоСтантина за форменную пуговицу, – а наш поезд куда поедет?
– А мы назад, в Одессу… – весело и легкомысленно ответил Флорочка.
– В Одессу? – ласково переспросила я.
– Ну да, в Одессу, – подтвердили наглые девушки-проводницы.
– А то, что в Черновцах вас ждет 500 человек народу, уважаемые девушки и уважаемый начальник поезда, которые за месяц купили билеты на этот ваш клятый поезд, это как?
Флорочку, как оказалось, тоже нельзя было злить.
– А хто это у нас тут такая умная?! А хто это у нас тут такая крутая? А шо это она тут у нас позволяет?! А не выкинуть ли ее на путя?!
Девочки-проводницы загалдели в поддержку своего начальника.
– Ша! Мочалки!!! А ну ты, потише! Мочалок командир! – вступился за меня Спортсмен.
Когда меня обижают, я становлюсь… Нет, не дай Бог вам увидеть, какой я становлюсь, когда на меня орут. Я становлюсь спокойной, собранной, сосредоточенной и расчетливой, как сапер перед ответственной работой.
– Все-все. Тихо! Не ори, Спортсмен! Так и быть. Ты, Флорочка, – победил. Молодец. Поезжай в Одессу, Флорочка. Поезжай. Только побрейся и рубашонку погладь.
– Аэы?! Ты че?!
– Радуйся, командир, готовь улыбку, командир! Тебя в Одессе будут телекамеры встречать.
И я стала набирать на своем мобильном телефон тележурналистки Марины, телевизионной укротительницы хамов и невежд.
– А вот та-ак значыть… Ага! Все пассажиры – на выход!!! – скомандовал начальник и показательно быстро выдворил из вагона нигерийца Оджо, подталкивая его ладонями, глядя мне в лицо.
Оджо покорно вылез, ничего не понимая, и застыл у входа, уныло и с надеждой глядя снизу вверх.
– Оджо! Давай назад, а то ты потеряешься! – закричала я ему сверху по-английски.
Оджо по-обезьяньи ловко впрыгнул на ступеньки.
– А вот умничать тут не надо! – продолжил свое Флорочка и потянул Зайца вниз.
– А вот своевольничать – тоже! – ответила я и потянула Зайца вверх.
– А ну, слышь, Обама! Давай на улицу! У тебя билета нет! – заорал еще громче Флорочка.
Оджо безропотно потрусил вниз, жалобно озираясь.
– Все, будет международный скандал! Его папа – нигерийский арахисовый король!
– Опять гонишь! – разозлился не на шутку Флорочка.
– Оджо! – позвала я сверху.
– Зубь даю! – с готовностью, но из последних сил пискнул снизу многострадальный арахисовый принц.
Пассажиры тем временем топтались с вещами, с детьми, с яркими пляжными зонтами и матрасами в жарком коридоре и не знали – выходить им или не выходить и что будет дальше.
Ох и терпеливый же у нас народ, скажу я вам, ох и терпеливый!
Я вам уже говорила, что злить меня нельзя?
– Ну все, пацаны, ославлю на всю страну! – с абсолютным спокойствием сказала я и повернулась спиной. Взгляд Флорочки упал на надпись на моей майке «День радио».
Можете мне не верить, но после недолгих переговоров поезд пошел в Черновцы…
Бедный Оджо плотно поселился у меня в купе и по сюжетам классических романов за свое спасение смиренно служил до конца поездки верой и правдой – дежурил у розетки, где подзаряжались мой и бабы-Галин телефоны, играл с надоедливой бабы-Галиной внучкой, ел черешню и огурцы, чтоб все это не испортилось от жары.
В Черновцы из Тернополя мы ехали восемь часов.
Стояли мы с Оджо в коридоре, глядя в темное окно.
– Приехаю и кушить буду, – мечтательно произнес Оджо.
– А что кушать будешь?
– Ни знаю пока. Хотеля бы что-то вкусное, – повел бровями Оджо, плотоядно оглянувшись на пробегающего мимо начальника Флорочку, и хитро захихикал: – Гы-гы-гы!!!
Через неделю вдруг на мой телефон пришло загадочное сообщение:
Papa mine kupila poizd. Pazvani kada tibe nada. Atvizu tibya v Odessu. Bisplatna.
И замечательная подпись:
Shikaladny Zaitc.
Экспонаты из Дрогобыча
Музей есть этнографический под открытым небом недалеко от Марселя во Франции. Видели когда-нибудь? Стоит такая огромная деревня, из всевозможных домов, хат, хижин составленная. А домики эти из разных концов света привезены.
И есть в этой деревне украинское подворье девятнадцатого века. Все как полагается – хата, рушники, печь, лампадки в красном углу, земляной пол, лавки, дощатый стол, ткацкий станок, глиняные горшки на заборе…
Рома Биленко там работал. В музее этом. Кем-кем… Экспонатом. А что тут удивительного?
Рома изображал хозяина хаты: важно прохаживался по двору в вышитой сорочке и соломенной шляпе, потягивался и зевал, по-честному колол дрова, ворошил и перекладывал сено с места на место, сооружая стог, убирал во дворе, копался в огороде. Короче, вел размеренную жизнь крестьянина конца девятнадцатого века. Тем более Рома наш университет окончил – факультет истории и марксистско-ленинской философии.
