Наджва бен Ладен - Семья Усамы бен Ладена
Дело было не только в уязвленной гордости. По мнению отца, вся Саудовская Аравия являлась святой землей ислама, и нельзя было осквернять ее присутствием христианских и иудейских солдат из Америки и других западных стран.
С момента образования в 1948 году государства Израиль мало кто из мусульман считал, что Америка — друг арабским странам. И в то время многие, не только мой отец, были убеждены, что американское правительство использует кризис на Ближнем Востоке как повод ввести свои войска в Саудовскую Аравию, чтобы превратить страну в базу для наводнения региона своими мерзкими безбожными взглядами.
Вскоре преданность моего отца королевской семье дала трещину.
Как-то раз отец пригласил меня сопровождать его в течение дня на обычных деловых встречах в Джидде, и я с радостью присоединился к нему. Мы переезжали из одной компании в другую, а потом в какой-то момент к отцу подошел один из доверенных служащих. Даже мои юные глаза заметили, что он сильно нервничает. Мужчина что-то прошептал на ухо отцу. Отец побледнел.
Думаю, побледнел и я, узнав, что правительственные силы рано утром вторглись на нашу ферму в Джидде. Мы узнали, что вооруженные до зубов саудовские солдаты окружили ферму, а затем арестовали всех работников и находившихся там ветеранов войны.
Когда отец вернулся из Афганистана, он договорился о том, чтобы около ста бывших бойцов-моджахедов получили визы в Саудовскую Аравию — отец предоставил им жилье на своей ферме. Многим из них по той или иной причине отказали в визах в родные страны. Думаю, поэтому отец и привез их в Саудовскую Аравию.
Наши работники и ветераны войны послушались указаний отца. Они подняли руки вверх и выполнили приказы солдат. Несмотря на мирное поведение, их, как нам сообщили, отправили прямиком в тюрьму. Все запасы, столь заботливо заготовленные отцом, были конфискованы. Месяцы работы и миллионы риалов оказались потраченными зря.
Отец пришел в такую ярость, что не мог вымолвить ни слова. Но зато он мог двигаться. И, как всегда, стремительно. Мне пришлось бежать со всех ног, чтобы угнаться за его широкими шагами, когда он помчался в свой офис в Джидде.
Оттуда он позвонил кронпринцу Абдулле, сводному брату короля Фахда и человеку, который в один прекрасный день может стать королем — иншалла (на все воля Аллаха). Я молча слушал, как он пересказывал подробности учиненного разгрома принцу.
Разговор был коротким. Отец сказал, что кронпринц Абдулла ничего не знал о случившемся, но пообещал провести расследование и сообщить о результатах. Мой отец был высокого мнения о кронпринце и всем сердцем верил, что тот говорит ему правду. Однако боль, причиненная этим событием, навсегда изменила чувства отца по отношению к королевской семье и стала отправной точкой на трагическом пути, приведшем к гибели многих невинных жертв.
Отец еще сильнее разозлился, когда объяснений так и не последовало, хотя он непрерывно общался с самыми высокопоставленными особами, заявлявшими, что они представляют кронпринца Абдуллу или короля Фахда. Мы испытали огромное облегчение, когда королевская семья наконец приказала освободить наших работников с фермы и ветеранов афганской войны.
Осенью 1990 года части американских вооруженных сил хлынули в Саудовскую Аравию. И хотя многих саудовских мужчин оскорбляло само присутствие военных из западных стран, в основном христианского вероисповедания, пришедших защищать честь мусульманского государства, вдвойне ранила одна из неизбежных особенностей такой защиты — Королевство Саудовская Аравия наводнили солдаты-женщины.
Впервые увидев женщин-солдат, выглядевших весьма профессионально и решительно, отец стал откровенно высказываться против решения королевской семьи впустить в страну западные войска. Воздев руки к небесам, он восклицал:
— О, Аллах! Женщины будут защищать саудовских мужчин!
Более страшное оскорбление трудно себе представить! Отец впал в такое отчаяние, что даже заявил: он не в силах больше выносить скверну, которой пропитан воздух вокруг неверных. Он разражался градом критических высказываний, нападая в своих речах на королевскую семью, американцев, британцев и всех остальных, кто, по его мнению, действовал во вред исламу.
Отец выступал в местной мечети, рассылал листовки, делал аудиозаписи — и повсюду критиковал правительство, которое, по его заявлениям, превращало Саудовскую Аравию в колонию Америки. Королевская семья испытывала все более сильное недовольство его поступками и имела на это полное право, ведь она отвечала за благополучие всей нации и приняла мудрое решение, не вручив будущее страны моему отцу и двенадцати тысячам его моджахедов, хоть никто и не отрицал храбрости этих бойцов.
Я любил отца, и мне трудно критиковать его действия, но должен сказать, что я был твердо убежден: королевская семья поступила разумно и на благо всей страны.
Мой отец не примирился с существующим положением даже после того, как борьба за выдворение военных сил Саддама из Кувейта завершилась полной победой, причем быстро и почти без человеческих потерь. Похоже, столь легкая победа еще больше его рассердила. Мне кажется, он предпочел бы поражение от руки других мусульман победе, одержанной благодаря неверным. Его ярость только усилилась после окончания войны в Заливе, когда стало ясно, что какая-то часть американских солдат останется на территории Саудовской Аравии. Он говорил об этом в мечети:
— Продолжающееся по сей день присутствие американских войск доказывает, что мои опасения относительно загрязнения нашей страны безбожниками начинают сбываться.
Я не знаю всех подробностей, потому что был еще юн и отец не считал нужным посвящать меня в свои дела. Но я чувствовал, что недовольство отца приведет к нежелательным переменам в жизни нашей семьи.
Конечно, теперь я знаю, что отец был зачинщиком ссоры с королевской семьей. И хотя они спокойно пытались уладить разногласия, он упрямо отклонял все их призывы к разумному диалогу, а его жалобы и протесты становились все неистовее, пока маленькая болячка не превратилась в гноящуюся язву. Нападки отца стали настолько неразумными, что в конце концов члены королевской семьи начали в гневе воздевать руки к небу. Принц Наиф, министр внутренних дел, сообщил отцу, что ему запрещено покидать страну. В Саудовской Аравии подобные действия правительства — первый шаг к аресту гражданина. Неужели в будущем отца ожидала военная тюрьма?
Старшие братья отца пытались его образумить, напоминая о преданности нашей семьи королевской династии. Но отец не реагировал и отказывался изменить свое поведение.
В доме возникла напряженная обстановка. Когда отец был сильно раздражен, его недовольство сказывалось на всех членах семьи, на каждой жене, на каждом ребенке. В самый разгар кризиса отец неожиданно велел матери взять Абдул-Рахмана и двух маленьких дочерей и поехать погостить на долгий срок в Сирию, к ее родителям и братьям с сестрами.
Но все сыновья, за исключением Абдул-Рахмана, оставались в Джидде. Затем в один прекрасный день отец просто исчез, не сказав нам ни слова. Один из служащих отца сообщил нам, что шейх Усама уехал из королевства по делам. Мы с братьями удивлялись, как ему удалось совершить невозможное. Вспомнив мощный катер «Шафик аль-Мадани», я стал опасаться, что он совершил дерзкий побег — без меня.
Я испытал облегчение, узнав, что это не так. Отец убедил одного из принцев позволить ему выехать из королевства, чтобы уладить какие-то важные дела в Пакистане, и дал слово, что вернется раньше, чем его отсутствие станет кому-либо заметно.
Мы ждали возвращения отца, но ждали напрасно. Когда мать вернулась из Сирии, нашей семье сообщили, что отец не вернется и что мы вскоре тоже должны уехать. Теперь мы будем жить в Африке.
Я обошел дом. Меня мало волновали личные пожитки. Единственное, о чем я не мог не думать, — это моя любимая кобылица в конюшне отца на ферме. Что произойдет с красавицей Байдах? А с нашими любимыми жеребцами: Лазазом, гнедым скакуном с белым пятнышком на лбу, и Адхамом — белоснежным жеребцом с черной гривой и черным хвостом? Адхам был у отца особенным, это конь для сражений, достойный самого короля.
Скоро я узнал новость, разбившую мне сердце: Байдах придется оставить, потому что саудовские законы запрещали вывозить арабских кобылиц из страны. Единственное утешение — Лазаза и Адхама мы возьмем с собой, так как не было закона, запрещающего вывоз жеребцов.
Знай я тогда, какое будущее ожидает моих любимых коней, то сделал бы все, чтоб спасти их, спрятав в песках королевства.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Наша жизнь в Хартуме
СуданУсама бен Ладен перевез свою семью в Судан в конце 1991 г.
