Артур Хейли - Колеса
Значит, ничего не произошло. По всей вероятности, продавщица обеспокоена своей беспечностью и тем, что́ ей за это будет. Эрика расплатилась за помаду, лишь чуть-чуть приоткрыв сумку, чтобы вытащить купюру, и с облегчением перевела дух.
Прежде чем направиться к выходу, она из озорства остановилась у прилавка с духами и попросила дать ей понюхать «Норелл».
Лишь у самого выхода Эрика снова начала нервничать. Только сейчас она в ужасе подумала, что ведь за ней могли наблюдать и нарочно дали дойти до двери, чтобы легче было потом обвинить ее. Она вспомнила, что где-то читала об этом. Стоянка для машин, отделенная от нее стеклом, представилась ей дружелюбным, желанным раем — близким и одновременно таким далеким.
— Добрый день, мадам. — Подле Эрики откуда ни возьмись вдруг возник человек. Немолодой, седеющий мужчина с крупными передними зубами, обнаженными в привычной улыбке.
Эрика замерла. Сердце у нее, казалось, перестало биться. Значит, все-таки…
— Вы всем довольны, мадам?
Во рту у нее пересохло.
— Да… да, благодарю вас.
Человек почтительно распахнул перед ней дверь.
— Приятного вам дня.
Чувство избавления затопило ее — она была на улице, под открытым небом!..
Однако, сев в машину, она почувствовала что-то вроде разочарования. Теперь, когда она знала, как напрасно было ее волнение, знала, что в магазине могла вообще ни о чем не беспокоиться, ее страхи показались ей до глупости чрезмерными. И все же она подумала: что толкнуло ее на этот шаг?
Однако мысль мелькнула и исчезла под напором внезапно нахлынувшего радостного возбуждения: ей давно уже не было так хорошо!
Приподнятое настроение сохранялось у Эрики весь день. С таким же настроением стала она готовить ужин Адаму и себе. Сегодня надо быть особенно внимательной!
На горячее она решила подать мясо по-бургундски — отчасти потому, что это было одно из любимых блюд Адама, но главным образом потому, что ей хотелось создать интимную обстановку, а этому так способствует еда из общей кастрюли. Она тщательно продумала убранство обеденного стола. Поставила желтые конусообразные свечи в спиралевидных серебряных подсвечниках, а между ними — букет хризантем. Цветы она купила по дороге домой и остаток букета поставила в гостиную, чтобы Адам сразу заметил цветы, лишь только войдет. В доме все сверкало, как всегда после уборки миссис Гуч. Примерно за час до прихода Адама Эрика разожгла камин.
К сожалению, Адам запаздывал, в чем не было ничего необычного, — необычно было то, что на этот раз он не позвонил, чтобы предупредить ее. Когда стрелки часов миновали половину восьмого, затем без четверти и, наконец, восемь часов, Эрика начала волноваться: она то и дело подбегала к окну, выходившему на шоссе, снова окидывала критическим взглядом столовую, потом шла на кухню и открывала холодильник, желая убедиться, что приготовленный ею час назад зеленый салат все еще сохраняет свою свежесть. Говяжья вырезка, которую Эрика нарезала маленькими кусочками, чтобы класть в кастрюльку с кипящим маслом, равно как специи и соусы, стояла тоже тут. Как только Адам подъедет, ей потребуется всего несколько минут на то, чтобы подать ужин.
Она уже раза два подкидывала дрова в камин, и теперь в гостиной и в смежной с нею столовой стало ужасно жарко. Эрика открыла было окно, чтобы впустить холодный воздух, но камин тотчас задымил, и ей пришлось закрыть окно; тут она вспомнила, что в шесть часов открыла одну из бутылок «Шато-Латур-61», которые хранились для особых случаев, — она ведь рассчитывала в половине седьмого уже разлить его. Сейчас она снова отнесла его на кухню и закупорила бутылку.
Вернувшись в комнаты, она включила стереомагнитофон. Отзвучали последние такты какой-то записанной на кассету мелодии, и началась другая.
Это были «Багамские острова» — любимая песенка Эрики, которую ее отец частенько наигрывал на гитаре, а Эрика подпевала. Но сегодня сладкая мелодия нагнала на нее лишь грусть и тоску по дому.
Она резко выключила проигрыватель, не дослушав песенку до конца, и поспешно промокнула платком навернувшиеся слезы, чтобы они не испортили косметики.
В пять минут девятого зазвонил телефон, и Эрика радостно бросилась к аппарату. Но это был не Адам: мистера Трентона вызывала междугородная, и из слов телефонистки Эрика поняла, что звонит сестра Адама, Тереза, из Пасадены, штат Калифорния. В ответ на вопрос телефонистки: «Будете говорить с кем-нибудь другим?» — Тереза, наверняка зная, что невестка на линии, помедлила и сказала: «Нет, мне нужен мистер Трентон. Пожалуйста, попросите передать ему, чтобы он мне позвонил».
Эрика обозлилась: ну что за скупердяйство, почему было не поговорить с ней, а она сегодня была рада поболтать. Эрика прекрасно понимала, что Тереза, овдовев год назад и оставшись с четырьмя детьми, вынуждена считать каждый грош, но уж не настолько она обеднела, чтобы не иметь возможности заплатить за междугородный разговор.
Эрика написала на бумажке, что Адам должен позвонить сестре, и указала номер телефонистки в Пасадене.
Наконец в двадцать минут девятого позвонил из своей машины Адам и сообщил, что находится на Саутфилдском шоссе и едет домой. Значит, он будет через четверть часа. По взаимной договоренности у Эрики на кухне по вечерам был всегда включен приемник фирмы «Ситизен» и Адам всегда произносил условную фразу: «Подогрей оливковое масло». Употребил он эту фразу и сейчас, что означало: «Приготовь стакан мартини». Порадовавшись тому, что она решила подать ужин, который не испортился от долгого ожидания, Эрика поставила два стакана для мартини в морозильник и принялась смешивать коктейль.
Она еще успеет подняться в спальню, поправить прическу, подмазаться и надушиться — теми самыми духами. Взгляд в большое зеркало подтвердил ей, что брючный костюм из пестрого кашемира, который она выбирала не менее тщательно, чем все остальное, по-прежнему хорошо на ней сидит. И когда раздался звук ключа, поворачиваемого в замке, Эрика сбежала вниз по лестнице, волнуясь, как юная невеста.
Адам с виноватым видом вошел в комнату.
— Извини за опоздание.
У него, как обычно, был свежий, нисколько не помятый вид; ясные глаза блестели, точно он еще только собирался приступить к работе, а не вернулся после напряженного рабочего дня. Правда, в последнее время Эрика стала замечать таившееся под этой маской раздражение, но сейчас она не могла бы сказать, так это или нет.
— Не важно. — Она поцеловала его, решив не корить за задержку: самым неподходящим было бы реагировать, как Hausfrau,[9] на его опоздание. Адам, в свою очередь, рассеянно поцеловал жену и, пока она разливала в гостиной мартини, стал обстоятельно рассказывать, что именно задержало его.
— Мы с Элроем были у Хаба. Хаб так на нас обрушился. Тут было ни выйти, ни позвонить.
— Обрушился — на тебя? — Как и все жены сотрудников компании, Эрика знала, что Хаб, или Хаббард Хьюитсон, отвечал за производство автомобилей во всей Северной Америке и был кронпринцем автомобилестроения, обладавшим огромной властью. Он мог, в частности, повысить или уничтожить любого сотрудника компании, кроме председателя совета директоров и президента, ибо они были выше его. Все знали, как требователен Хаб и как беспощаден к тем, кто не отвечает его требованиям.
— Частично — на меня, — сказал Адам. — Но в основном Хаб занимался словоизвержением. К завтрашнему дню это у него пройдет. — И Адам рассказал Эрике о добавках к «Ориону» и о дополнительных затратах, что, как и предполагал Адам, сорвало крышку с котла. По возвращении с автодрома Адам сообщил обо всем Элрою Брейсуэйту, вице-президенту по модернизации продукции, и тот решил, что они должны немедленно пойти к Хабу и выдержать обстрел, — так они и поступили.
Но как бы резко ни вел себя Хаб, человек он был разумный, и сейчас он, по всей вероятности, уже примирился с необходимостью добавок и вытекающих из этого затрат. Адам понимал, что принял на автодроме правильное решение. Тем не менее владевшее им раздражение не проходило, хотя чуть и поубавилось после того, как он выпил мартини.
Он протянул жене стакан, чтобы она снова наполнила его, и опустился в кресло.
— Зачем ты зажгла камин? У нас сегодня безумно жарко.
На столике, возле которого он сел, стояли цветы, купленные днем Эрикой. Адам небрежно отодвинул в сторону вазу, чтобы освободить место для стакана.
— Я подумала, что так будет уютнее.
Он посмотрел на нее в упор.
— Ты считаешь, что обычно у нас неуютно?
— Я этого не говорила.
— А может быть, следовало сказать. — Адам поднялся с кресла, прошелся по комнате, потрогал одно, другое… Все вещи были такие знакомые. Это была его старая привычка — он всегда так делал, когда не мог найти себе места. Эрике хотелось крикнуть: «Дотронься же до меня! Я сразу откликнусь!»
