Роберт Хелленга - 16 наслаждений
Книга была проложена промокательной бумагой для поглощения влаги, но украшенный вышивкой переплет, поврежденный так сильно, что уже не подлежал восстановлению, был влажный и неприятный на ощупь. Я держала книгу с осторожностью. Название было неразборчиво, но я смогла понять, что это молитвенник – по крайней мере, книга выглядела как молитвенник – возможно, семнадцатого века, в довольно плачевном состоянии. Это все, что я могла заметить.
– Что еще вы можете мне о ней сказать?
– Книги в переплетах, украшенных вышивкой, были популярны среди высшего класса с пятнадцатого по семнадцатый век. Обычно это религиозные или богослужебные книги. Они имели большее распространение во Франции, Германии и Англии, чем в Италии, хотя несколько экземпляров сохранились и здесь. Самые ранние относятся к тринадцатому веку и были в основном расшиты монахинями в монастырях.
– Теперь откройте книгу.
Я сделала это крайне осторожно, как будто открывала коробку со змеей или каким-то отвратительным насекомым, но название было стандартным; «Le pregmere cristiane preparate da Santa Giuliana d'Arezzo» и содержание знакомым: подборка из Миссала[99] – заупокойная служба, покаянные псалмы, часослов и так далее – вплоть до персональных молитва христианина. Я успокоилась. То, что, я боялась, окажется трудным, оказалось простым. Хотя было досадно, что переплет погиб. Переплет, возможно, был более пенным, чем сама книга Она взяла у меня книгу и распахнула ее посередине. – Посмотрите, – сказала она, – видите: две книги были переплетены вместе.
Она пододвинула свой стул, чтобы мне было лучше видно; я развернула свой так, чтобы мы сидели плечо к плечу. Она положила открытую книгу на стол. Я увидела страницу со вторым названием: «I sonetti lussuriosi di Pietro Aretino».[100] Я для себя перевела слово lussuriosi как «сладострастный».
– Практика соединения двух книг под одним переплетом, – я по-прежнему говорила авторитетным голосом, – в целом, не была редкостью в начале Средних веков, но это крайне необычно для семнадцатого века.
– Да, – сказала она, – но у нас здесь и compagnia[101] странная.
Она начала перевертывать страницы.
– Что собой представляет мужчина? – наконец спросила она, посмотрев на меня.
– Не имею понятия, – сказала я, чувствуя себя при этом крайне взволнованно.
– Вам пора было уже это понять.
Я ничего не ответила.
– Мужчина, – продолжала она, – это набор китайских коробочек. Он – народный философ, последователь учения Платона. Он – агрессивный воин, Ахиллес или Одиссей. Он – отец семейства и домашний тиран, пучок нервов, потому что в действительности он иррационален и труслив. А его внутренняя сущность представляет собой собрание образов, маленькую картинную галерею, столь же приватную, как уборная римского папы в Ватикане. Давайте я вам покажу.
Она продолжала переворачивать страницы одну за другой, пока не дошла до иллюстрации. – Я думаю, вот, что пыталась описать сестра Джемма, – сказала она. – Вы видите сходство с чудовищем?
То, что я увидела, действительно напоминало какое-то чудище, но я была сильно смущена и не могла заставить себя посмотреть на него пристально. Я покачала головой и чихнула, как будто только что посмотрела прямо на солнце в яркий солнечный день. Я не могла сосредоточить взгляд.
– Вы видите руки и ноги, – продолжала настоятельница, – как сплетенные щупальца гигантского кальмара.
Теперь я видела его – мужчину, готовящегося залезть на женщину сзади. Они были нарисованы так, что головы обоих были скрыты их телами. Анус мужчины смотрел на читателя как огромный темный глаз, его член, мастерски изображенный в перспективе, свисал вниз, похожий на нос, как хобот слона или как огромный крючковатый клюв.
Она открыла следующую иллюстрацию: женщина лежала на спине, с поднятыми вверх ногами, а мужчина опускался на нее сверху. Конечно же, я выдела всякие картинки – кто не видел их в наше время и в моем возрасте, – но я действительно не могла смотреть на эти рисунки в присутствии настоятельницы. Мне было слишком неловко.
– Ну, – спросила она, – что скажете?
– Это крайне необычно.
– Вы ведь ничего подобного никогда не видели?
– Точно такое нет, хотя сестра однажды водила меня в книжный магазин для взрослых.
– В «книжный магазин для взрослых»?
– Магазин, где продают порнографические издания.
– Как интересно. И вы называете магазинами «для взрослых»? Это было в Чикаго?
Она произнесла «Чикаго» со звуком «ч», как в слове «Чайковский», – так делает большинство итальянцев.
– Да. Мужчины за вход туда платят пятьдесят центов, а женщин пускают бесплатно. Там на стенах, на полках выставлены журналы, а книги лежат на крутящихся подставках, как перед магазинами по обмену книг в бумажных обложках. Это было довольно отвратительно. Я хотела уйти, но Молли велела мне остаться.
– Молли – это ваша сестра?
– Да. Она всегда делала то, что хотела. «Тебе пора знать такие вещи», – твердила она. Как в библиотеке она то и дело кричала мне: «Посмотри на это, посмотри на это!».
– В магазине было несколько секций, как в продуктовом или в бутике.
Там было все на любой вкус. Я не очень-то помню, что было на обложках журналов и книг. Что я хорошо запомнила, это то как мужчины, стоящие вокруг, делали вид, будто они невидимки. Никто ни на кого не смотрел. Они все ходили по магазину с опушенными вниз глазами. Они словно скрывались. Там были бизнесмены в строгих костюмах, солдат с надвинутой на лоб фуражкой, несколько молодых парней, похожих на студентов колледжа. И никто ничего не говорил. Мне кажется, они нас боялись.
– Братство мужчин, мужчин, – сказала она. – Вы понимаете, о чем я говорю? Они скорее будут смотреть на картинки, чем на настоящую женщину.
– Я об этом так не думала.
– Картинки их не пугают. Они не могут ничего сказать в ответ.
Я испытала облегчение, когда она закрыла книгу. Как будто кто-то выключил яркий и раздражающий свет.
– Вы что-нибудь слышали об Аретино?
– Имя кажется знакомым.
– Он был удивительным человеком. Он написал биографию святой Екатерины, но на самом деле он больше прославился как сатирик. Его называли «бичом принцев», и все его боялись – даже римские папы – за острый язык. Он мог высмеять любого. И, конечно же, было неважно, говорил он правду или нет.
– Это он сделал эти рисунки?
– Нет, он писал сонеты, а кто-то другой выполнил иллюстрации. Я думаю, Джулио Романо. Дело в том, что книга вызвала довольно сильный скандал. В ней много вымышленного – «позы Аретино», «Шестнадцать наслаждений» и другие вещи, но папа был возмущен и приказал уничтожить все экземпляры книги. Любой сохранившийся ее экземпляр может оказаться очень ценным.
– Насколько ценным?
– На самом деле я не имею ни малейшего представления. Я думала, что, может быть, вы знаете.
– Это зависит от многих вещей. От состояния книги, а оно не очень хорошее, я имею в виду, что переплет испорчен. От того, насколько книга редкая. Надо посмотреть сводки аукционных продаж. Все в этом роде.
– Может быть, вы могли бы все это изучить для меня?
– Конечно, но это будет трудно, пока закрыта Национальная библиотека. Мне нужно выяснить… я не уверена… я думаю, данные аукционных продаж. Там можно что-то найти.
– Но вы попробуете?
– Да, конечно.
– Я хочу, чтобы вы начали с синьора Джустиниани на площади Гольдони. – Она написала на бумажке имя и адрес – Но вам следует быть очень осторожной.
– Попытаюсь, разумеется.
– И еще одна вещь.
– Что именно?
– Книга не может оставаться здесь.
– Конечно, не может.
– Вы должны ее забрать. Я думаю, что синьор Джустиниани… как бы это сказать… поймет ее истинную ценность. Но я полагаю, что вы можете показать ее ему и доверять этому человеку. По крайней мере до какой-то степени. Но если вы будете не уверены, может быть, следует положить ее в камеру хранения на вокзале. Я оставляю право решения за вами. Вы понимаете, что я не могу это сделать сама.
– Да, я понимаю.
– Так что я доверяю ее вам.
– Но, право, я не знаю… Я буду здесь только до Рождества.
– Но вы ведь сделаете то, что сможете?
– Конечно, мадре бадесса.
– Помните, когда мы встретились с вами первый раз?
– В крытой галерее?
– И вы сказали, что не знаете, что вы здесь делаете?
– Да.
– Вы по-прежнему так считаете?
– Нет, мадре бадесса.
– Хорошо.
Я поднялась, чтобы уйти.
– Запомните, будьте осторожны.
– Вы действительно думаете, что она ценная?
– Да, я действительно так думаю. Очень ценная.
– Вы можете мне сказать, что приблизительно вы имеете в виду?
– Я не хочу называть какую-то определенную цифру, – ответила она, – потому что могу ошибаться, но предполагаю, что это единственный экземпляр. Я думаю, все книги, кроме этой, были уничтожены. Я могу ошибаться, но, по-моему, что мужчины готовы будут заплатить за нее любую сумму, возможно даже достаточную для того, чтобы спасти нашу маленькую библиотеку от епископа.
