Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам
Он подумывал о том, чтобы хакнуть сайг и переписать код — чтобы, когда опускается топор, ощущения передавались не в руки зрителя, а в его шею. Что чувствует человек, когда ему отрубают голову? Это больно, или ощущения гасятся из-за шока? Или наступает прилив эмпатии? Но перебрать с эмпатией — опасно. Сердце может остановиться.
Эти голые, коленопреклоненные, без пяти минут безголовые женщины — они настоящие или нет? Зеб решил, что нет, потому что виртуальная реальность отличается от настоящей. В реале тебе на самом деле больно. И никто не разрешил бы убивать настоящих женщин в прямом эфире: ведь это незаконно, правда? Но спецэффекты были такие потрясающие, картинка такая объемная, что зритель инстинктивно уворачивался от брызнувшей крови.
Адам, узнав об этом времяпрепровождении, не понял, в чем его привлекательность. Он, конечно, узнал, потому что Зеб не мог не поделиться открытием о тайной жизни преподобного. Которая теперь в какой-то степени была и тайной жизнью самого Зеба.
— Это аморально, — вот что сказал Адам.
— Именно! В этом весь смысл! Ты что, педик? — ответил Зеб, но Адам лишь улыбнулся.
Возможно, преподобный нуждался в отдушине для своих извращенных потребностей: Зеб уже стал слишком крупным и агрессивным и не годился в объекты садистских игр. Он мог дать сдачи, а преподобный в глубине души был трусоват, так что порка ремнем, питье мочи и запирание в чулан сошли на нет. Труди не подходила поганому извращенцу, поскольку — несмотря на всю ее готовность служить за подачки — ни за что не согласилась бы терпеть кожаные намордники, прокалывание сосков, избиения тростью. Или пожирать фекалии. Информация — сила; Зеб благодарил свою счастливую звезду за существование сайтов с осязательной обратной связью и старательно регистрировал все пользовательские сеансы преподобного. Полученные данные Зеб тщательно хранил на будущее, как подарок от Санта-Клауса, перевязанный красной бархатной ленточкой. Впрочем, преподобный мог раньше умереть от удара током через член — взорвать самого себя, как лопается переваренная сосиска — и Зеб, конечно же, хотел бы это видеть и хорошенько посмеяться над таким нелепым фиаско. Он даже подумывал о том, чтобы перепрограммировать осязательные клеммы для нужного эффекта, но не знал, какое потребуется напряжение. А сильно обожженный преподобный вместо бесповоротно мертвого, не подлежащего обмену и возврату, сулил большие неприятности: конечно, он сообразит, кто все подстроил.
К тому времени у Зеба уже были пальцы волшебника: он манипулировал программным кодом виртуозно, как Моцарт — клавишами рояля. Он строчил куплеты клинописью. Он пролетал через файрволлы, как некогда тигры сквозь горящие обручи в цирке, не опалив ни волоска. Он мог легким движением пальцев зайти в бухгалтерию Церкви ПетрОлеума — в оба набора бухгалтерской отчетности, официальный и настоящий. И заходил регулярно. Это продолжалось несколько лет, доли процента накапливались, а Зеб все рос, растительности на теле у него прибавлялось, и он регулярно качал мышцы в спортзале школы «Продуктивный пласт». В смысле оценок он старался держаться около середины гауссовой кривой — чтобы никто не догадался о его звездных хакерских талантах.
Через полгода он окончит школу, и что тогда? У него были кое-какие мысли на эту тему, но мысли были и у его родителей-надзирателей. Преподобный объявил, что через свои ценные связи может обеспечить Зебу тепленькое местечко: работу в северной нефтяной пустыне, где Зеб будет водить огромную машину, железного динозавра, ворочающего богатый углеводородами битуминозный гравий. «Это сделает из тебя мужчину», — сказал преподобный. Определения «мужчины» он давать не стал, и это слово зависло в воздухе между ними. (Мучитель детей? Сектант-мошенник? Интернет-палач?) Кроме того, там хорошо платят. Поработав какое-то время, Зеб сможет решить, к чему у него лежит душа.
Тут было сразу три подтекста. Раз — преподобный хотел убрать Зеба подальше, так как начинал его побаиваться (причем справедливо). Два — при некоторой удаче Зеб заработает себе рак легких, у него вырастет третий глаз или чешуя, как у броненосца: воздух в тех местах был такой ядовитый, что мутации начинались уже через неделю.
И три — Зеб звезд с неба не хватал. В отличие от Адама, которого старый пердун послал учиться в Спиндлтопский университет в надежде, что Адам продолжит семейный бизнес на ниве мошеннической религии. Предметы, в которых специализировался Адам, назывались «петро-теология», «гомилетика»[4] и «петробиология» — последняя, насколько понял Зеб, подразумевала изучение биологии с целью ее последующего опровержения. Для этого требовалась определенная интеллектуальная гибкость, которой — на это и намекал преподобный — недоставало Зебу. Его уровень — работа гребца на галерах.
— По-моему, это просто чудесно, — сказала Труди. — Зеб, ты должен быть очень благодарен папе за то, что он для тебя так старается. Не у каждого мальчика такой папа.
«Улыбайся», — приказал себе Зеб.
— Я знаю, — сказал он вслух. На каком-то из вымерших языков слово «улыбка» звучало «глимлаг», почти как «глумление». Зеб читал всякие такие вещи в Интернете, когда не был занят казнями исторических персонажей.
Пока Адама не было, Зеб по нему скучал — он подозревал, что это взаимно. С кем еще они могли поговорить о неправдоподобном нагромождении слоев в их жизни? Кто еще мог оценить дико смешную пародию на молитву преподобного, обращенную к святому Луке-Лукойлу?
В разлуке они не пользовались эсэмэсками, не звонили друг другу по телефону и вообще избегали любых электронных сигналов: Интернет, как известно всем, протекает похуже пациента, изъеденного раком простаты, а преподобный наверняка шпионил — если не за Адамом, то за Зебом уж точно. Но когда Адам приезжал на каникулы, все становилось, как раньше. Зеб приветствовал его амфибией в башмаке, или членистоногим в коробочке для запонок, или парой репьев, хитроумно засунутых спереди в трусы. По правде сказать, эти шутки обоим давно уже приелись и были вызваны скорее желанием вспомнить детство золотое.
Потом они шли на теннисный корт и притворялись, что играют, а сами перекидывались обрывками фраз над сеткой, обмениваясь информацией. Зеб хотел знать, переспал ли Адам уже с кем-нибудь, и Адам искусно увиливал от ответа. Адам же хотел знать, много ли Зеб уже выдоил из Церкви и сложил на тайных счетах, поскольку у братьев был твердый план — сбежать из магического круга, нарисованного преподобным, как только у них накопится достаточно денег.
Шли последние каникулы Адама — в следующем семестре он уже должен был получить диплом. Зеб в резиновых медицинских перчатках сидел за домашним компьютером преподобного и что-то мурлыкал себе под нос, а Адам стоял на стреме у окна — вдруг вернется преподобный на своей прожорливой тачке олигарха или Труди на своем хаммереныше.
— У тебя руки Шилицци, — сказал Адам ровным голосом, каким он владел мастерски. Что это было — восхищение или всего лишь констатация факта?
— Шилицци? — переспросил Зеб. — Ёпгыть, старый хрен опять доит церковные счета, только теперь уже по-крупному! Глянь-ка!
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты не сквернословил, — кротчайшим тоном заметил Адам.
— И тебя в рот и в жопу, — бодро отозвался Зеб. — И складывает в банк на Большом Каймане!
— Шилицци был известным преступником-джентльменом в двадцатом веке. Медвежатником, то есть взломщиком сейфов, — продолжал Адам, который, в отличие от Зеба, интересовался историей. — Никогда не пользовался взрывчаткой — работал исключительно руками. Он вошел в легенду.
— Похоже, старый пердун намылился соскочить, — заметил Зеб. — Сегодня он тут, а завтра — вжик, и уже посасывает мартини на тропическом пляже, и блондинки с почасовой оплатой вылизывают ему разные отверстия организма. А вылюбленная паства осталась на морозе без штанов.
— Только не на Большом Каймане, — сказал Адам. — Каймановы острова почти целиком ушли под воду. И все эти банки передислоцировались на Канары; там гор больше. Но сохранили названия корпораций, напоминающие о Большом Каймане. Верность традициям, надо полагать.
— Интересно, а Труди-Груди он тоже с собой возьмет? — Зеба удивили неожиданные познания брата в банковском деле. Впрочем, Адам часто его удивлял неожиданными познаниями в самых разных областях. Никогда нельзя было знать заранее, что именно он знает.
— Не возьмет, — сказал Адам. — Она стала слишком много требовать в смысле денег. И еще она подозревает о его планах.
— А ты-то откуда все это знаешь?
— Обоснованная догадка. Язык тела. За завтраком она его разглядывает, этак прищурившись, когда он не смотрит. Она пилит его, чтобы он взял наконец отпуск и повез ее отдыхать. И еще она чувствует, что он сдерживает ее амбиции в плане декора интерьеров; ты видел, какая у нее собралась коллекция из образцов обоев и краски? Труди устала кривляться перед паствой, играя ангелическую супругу. Она считает, что вложила много труда в семейный успех, и хочет увеличить свою долю пожинаемых плодов.
