Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки
Наконец усевшись, Ленор сказала:
– Какая милая пара вон там в углу – они приехали аж из Канады, можешь себе представить? В общем, она была душкой и сказала, что ей нравится цвет моих волос, на что я ответила: «Уж если приходится седеть, так уж лучше серебриться». Дала ей телефон Джо Эллен. Ты заказала мне пирог с крабом?
– Да.
Ленор еще раз помахала паре и вновь повернулась к Сьюки:
– Ей бы не повредил новый оттенок. Возьмем тебя, к примеру, Сьюки. Тебе пятьдесят девять, у тебя ни единого седого волоса. Считай, повезло, девочка моя. Я в твои годы была уже совершенно седая, но это, думаю, во мне английское. Королева Елизавета тоже поседела рано.
– Ну разумеется.
– Как тебе известно, я была пшеничной блондинкой.
– Да, мама, ты мне это говорила практически ежедневно всю мою жизнь.
– Ну вот так оно и есть. Я была всем известной единственной пшеничной блондинкой на всю Южную Алабаму. На Балу старших офицеров, когда зазвучала «Кейси с блондинкою вальс танцевал, а оркестр играл»[39], все в зале замерли и уставились на нас. Твой отец танцевал чудесно. Оба мы были хороши, и ту мелодию все повторяли и повторяли. Остальные юноши норовили перехватить меня на танец, и один, помню, сказал: «Ленор, с вами танцевать – прямо как с перышком». Поступь у меня всегда была легкой. – Она оглядела Сьюки и вздохнула: – Ох, Сьюки, какая жалость, что ты бросила занятия танцами.
– Я не бросила занятия, мама. Если помнишь, мисс Уизли сказала, что всему классу будет лучше, если я займусь чем-нибудь другим, к чему у меня природная склонность.
Ленор скривилась и отвела взгляд.
– Гейдж, дочь миссис Бушнелл, – прима-балерина в Нью-Йорке. На ее месте могла быть ты, Сьюки.
– Ага, при том, что я каждый раз падаю с пуантов? Не думаю, мама.
– Да ты просто не старалась, вот и все.
Сьюки уставилась на нее:
– Что?
– Ну ты уж прости меня, пожалуйста, но это не я забросила многообещающую карьеру ради брака с Эрлом Пулом-младшим.
– Мама, какую многообещающую карьеру? В какой профессии?
– Ой, Сьюки, да ты могла быть кем угодно, если б захотела. У тебя была возможность добиться хоть чего-то, но увы. Ты все это выбросила на ветер ради Эрла Пула-младшего. У меня таких возможностей не было. В Джадсоне я делала блестящие успехи в сценическом мастерстве. Доктор Хауэлл сказал, что я могла бы стать профессиональной актрисой, если бы пожелала, а он учил Таллулу Бэнкхед[40] и талантливую актрису определял с ходу. Конечно, папа Таллулы все ей позволил, а мой меня на сцену не выпустил бы. Какая досада, вот правда, – мне всегда было интересно, что бы из меня вышло. Кто знает, чего б я добилась, если бы мне дали следовать природному дарованию. Может, со сцены – прямиком в кино, однако я вышла за твоего отца и удовлетворилась ролью простой домохозяйки.
– Мама, ты никогда не была простой домохозяйкой.
– Да вот была. Готовила, убирала, растила двоих детей, и кто же это был, если не я?
– Мама, ты никогда не готовила и не убирала.
– Ну, я за всем присматривала, да и вообще не в этом дело. Я потому тебя и подталкивала становиться кем-то. Но у тебя сроду не было амбиций, и я этого не понимаю. Ты же происходишь из старинного рода вожаков. Твоя прабабушка единолично спасла семейный очаг от янки, а тебя устраивает просто сидеть весь день дома да возиться с птицами. Тебе скоро шестьдесят, а чего ты достигла? Я тебе говорила не раз и не два. Тебе надо думать о долге перед Симмонзами – и хотя бы попытаться добиться чего-то, чем можно гордиться, пока не поздно.
Сьюки слышала эту речь раз сто, но сегодня она явно была лишней.
– Мама, прекрати, а? Вся эта дребедень про Симмонзов – полная чепуха, и ты это знаешь! – Сьюки сама ошалела от своей вспышки.
Ленор тоже оторопела и долго смотрела на Сьюки, после чего сказала:
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты сегодня, очевидно, сама не своя, и потому я еду домой. – Ленор встала, вышла вон и уселась в машине дожидаться.
Сьюки, все еще несколько потрясенная, заплатила по счету и в полном молчании отвезла мать домой. Когда подъехали, Ленор выбралась из машины и сказала:
– Когда и если вернешься в чувство – позвони мне.
Сьюки было до того тошно от своего срыва на мать, что она тут же набрала номер доктора Шапиро, и тот согласился на внеочередную встречу. Однако не нашел в ее поведении ничего тревожного.
– Вполне ожидаемо, – сказал он.
Сьюки понимала, что подобное поведение может быть ожидаемым где-то еще, но не в Пойнт-Клиэр, Алабама, и хоть от огорчения, хоть нет, но на публике она голос никогда не повышала. Леди так себя не ведут, да и кроме того, она замужем за стоматологом, ей полагается держать марку.
Рождество
Пуласки, Висконсин 1941 год
Мамуля расстаралась. Она, как обычно, напекла «оплаток» – польских рождественских вафель, но Рождество в 1941-м все равно выдалось унылым. И все песни о мире на земле и благоволенье в человецех, что играли между мрачными военными новостями, звучали в этом году чуточку неискренне. Всю страну, казалось, заботит только одно. Каждая крупная компания Америки переобустраивалась, мобилизовывалась и собиралась с силами, чтобы вложиться всеми ресурсами в военный успех. Всем хотелось сделать хоть что-нибудь для победы в войне, чтобы мальчишки вернулись домой.
Фрици дома пробыла всего месяц, и тут проявилась старая подруга семьи, медсестра Дотти Фрэйкс, инспекторша уборных, и сообщила, что назавтра уходит в отпуск из «Филлипс Петролеум» и собирается податься в военные медсестры. После плотного обеда папуля вернулся к работе, а мамуля с дочками прибрались в кухне. Дотти предложила помощь, но мамуля отказалась:
– Нет, вы обе отдыхайте.
Дотти встала и сказала:
– Давай-ка, Фрици, посидим в гостиной, потреплемся о том о сем.
В гостиной Дотти хорошенько закрыла сдвижные деревянные двери и озабоченно взглянула на Фрици:
– Давно ли твой отец вот так кашляет?
– О, порядком, думаю. Он сильно простудился. А что?
– Не хотела тревожить твоих мать и сестер, но не нравится мне этот кашель.
– В смысле?
– Я работала в больницах и знаю, что такой кашель значит.
– Ох… и что же?
– Ему нужно поговорить с врачом – и чем скорее, тем лучше.
В тот же вечер Фрици попыталась уломать отца показаться врачу, но тот сказал:
– Ох, Фрици, не могу я бросать станцию из-за всяких глупостей. Ты же знаешь, как нам сейчас не хватает рук. Я в порядке. Завтра будет лучше.
Она положила ему руки на плечи и взмолилась:
– Пожалуйста, папуля. Ради меня.
Он рассмеялся:
– Если не поправлюсь через неделю – схожу. Честно.
Только вернувшись к родителям, Фрици заметила, каким тощим и усталым отец выглядит, но, взяв его за плечи теперь, почувствовала одну кожу да кости.
Как же не хотелось ей так поступать с папулей, но все-таки пришлось передать мамуле, что сказала Дотти, – может, мамуля ему втолкует. Не успела она договорить, как мамуля уже сбросила фартук, натянула шапку и пальто и зашагала к двери автозаправки. А еще через пять минут они с папулей были в городе, у доктора Реншоске. Мамуля – жена старомодная и мужу не перечила ни в чем. Кроме этого.
Анализы подтвердили диагноз, которого опасалась Дотти, – прогрессирующий туберкулез, и лечить его надо немедленно. Но когда врач взялся рассказывать о разных лечебницах, специализирующихся на туберкулезе, Станислав взбунтовался:
– Дайте мне просто каких-нибудь лекарств. У меня дело простаивает.
– Станислав, вас для дела в живых не будет, если не станете меня слушаться. Отправляйтесь домой и ложитесь в постель, отдыхать, пока мы с Ленкой решим, куда и когда вы поедете.
Станислав послушался, и главным на автозаправке стал его девятнадцатилетний племянник Флориан. Через три дня Станиславу организовали поездку в лечебницу. Труднее всего оказалось его туда доставить. Все поезда и автобусы заняли военные, добиравшиеся в свои части. И тогда Фрици позвонила в Грэнд-Рэпидз одному их с Билли приятелю по цирковым временам, тот прилетел и забрал папулю в Хот-Спрингз, Арканзас. Бедный папуля. Он улетал с двумя комплектами чистых пижам, с целым чемоданом колбасы и четками, которые Софи сунула ему в карман. Когда самолет поднялся в воздух, мамуля, никогда не расстававшаяся с ним даже на одну ночь, стояла и плакала в фартук и не знала, увидятся ли они снова.
Час от часу не легче: Флориана вскоре тоже призвали, как и папулиного механика. Еще один парень, которого они только-только наняли в помощь, уволился – ушел работать в Стёрджен-Бей, там платили больше, и мамуля совсем испереживалась.
