Эдуард Лимонов - Подросток Савенко
Снизу, из квартиры тетей Марусь, доносится взрыв музыки и опять смех, они там все не успокоятся. Отец, думает Эди-бэби, встречает 41-ю годовщину Великой Октябрьской революции хуй знает где, в поезде, идущем через, наверное, уже заснеженную сибирскую тайгу. Командировки отца длятся по месяцу, он работает теперь начальником конвоя. Эди-бэби долго не представлял себе, что это такое, пока не увидел отца при исполнении служебных обязанностей. Случилось это года два назад, весной.
Тогда ему не терпелось увидеть отца, сейчас Эди-бэби все равно и даже свободнее, если отца нет дома, а тогда почему-то он еще скучал об отце и каждый день ожидал его обратно из Сибири.
Эди-бэби знал время прибытия поезда и потому решил сделать отцу сюрприз — встретить измученного сибирского путешественника на вокзале. Потому, протрясшись на двух трамваях, Эди явился на харьковский вокзал и стал искать подходящий поезд.
Подходящий поезд из Сибири «Киев — Советская Гавань» — время прибытия его соответствовало времени прибытия отцовского поезда — явился на два часа позже, но терпеливый Эди терпеливо прождал все два часа на перроне, стараясь, на случай, если поезд придет раньше, не упустить отца.
Овеянный ледяным дыханием сибирских просторов, с сибирской пылью на крышах и ступеньках, поезд подкатил к перрону, и очень скоро с него стали спускаться харьковские пассажиры. Харьковских пассажиров было много, были среди них и военные, но отца в их числе Эди-бэби не увидел.
Дождавшись, пока исчезнет последний пассажир, Эди-бэби опять посетил справочные бюро вокзала и спросил, не будет ли сегодня другого сибирского поезда, но ему сказали, что нет, не будет, сибирский поезд сегодня один.
Эди-бэби был уверен, что он не пропустил своего отца, неужели же мать дала ему неточное время прибытия поезда? Но Раиса Федоровна была такой невероятно аккуратной женщиной, что Эди-бэби просто не верил в возможность того, что она могла ошибиться в дате прибытия любимого мужа из командировки…
Харьковский вокзал огромный. Один из самых больших в СССР, ибо Харьков — важный миллионный промышленный город, открывающий путь на юг, на всю Украину. За Харьковом именно начинается по-настоящему теплая плодородная земля Украины, а за нею Крым, а дальше жаркий экзотический Кавказ, и основные железнодорожные пути ведут туда через Харьков. Потому в последней войне немцы и «наши» забирали Харьков друг у друга несколько раз.
Сипели поезда, спуская ненужный лишний пар. Воняло углем, топкой, хлоркой, весной и клозетом. Сновали целые составы багажных телег, нагруженные чемоданами и мешками, принадлежащими жителям различных стран, составляющих Союз Советских Социалистических Республик. Между толпами, садящимися в поезда, высаживающимися из поездов и высыпавшими на все перроны транзитными пассажирами, спешащими набить свой желудок в столовых и ресторанах в часовой, а то и двухчасовой промежуток времени, пока поезд стоит на одном из крупнейших вокзалов страны, шел Эди-бэби, разыскивая своего отца. Между узбеками в халатах и тюбетейках, чистенькими грузинами в больших кепках, бабками без национальности и возраста, несмотря на апрель месяц, закутанными в несколько платков и обутыми в валенки с калошами, шел он. Бабки вынесли продавать на перроны соленые огурцы, и помидоры в кадках, и горячую вареную картошку, посыпанную укропом, и другую традиционную вокзальную пищу. Прямо из окон вагонов к ним тянулись руки с рублями. Все бабки, без исключения, визгливо орали, рекламируя свой товар.
— Вот огурчики солененькие! — сипела одна.
— Картошечки! Кому картошечки! — вопила другая.
— Пирожки! Кому пирожочки, с пылу с жару! — перекрикивала их третья.
Рекламные крики их были стандартны и стары, как русский мир, отработаны до единого звука. Со времен Батыя из незапамятных глубин русского языка пришли все эти «огурчики солененькие».
Эди-бэби не знал, зачем он глупо ввергся в эти толпы, найти в них человека было так же трудно, как обнаружить иголку в стоге сена, но разумные доводы часто оставляли Эди-бэби в его жизни и оставляют до сих пор, и тогда берет верх могущественная интуиция. Эди-бэби странным образом рассчитывал все же отыскать в толпах своего отца и потому продолжал бродить, переходя с перрона на перрон.
И он нашел Вениамина Ивановича. Уже совсем было отчаявшись, Эди-бэби решил выбраться из вокзальной сутолоки, чтобы отправиться домой, но, желая сократить путь до видимого ему отлично пешеходного моста, вознесшегося над вокзалом, — мост тотчас бы вынес его к трамваю, — Эди махнул было, спрыгнув с перрона, через железнодорожные пути, но ошибся в направлении и тотчас же затерялся в лабиринтах товарных вагонов и запасных путей. Вынырнув из-за одного товарного состава и подлезая под вагон, Эди-бэби и увидел неожиданно своего отца.
Представшая перед ним сцена была предельно лаконична и строга. Из-под своего вагона Эди-бэби увидел кольцо солдат с винтовками и примкнутыми к винтовкам штыками. Солдаты держали винтовки штыками вперед и чуть к земле. По сброшенным из товарного вагона с решетками доскам спускались осторожной цепочкой какие-то люди. Цепочка вливалась в «воронок» — черный закрытый грузовой автомобиль. Кольцо солдат, еще в шинелях, ведь был всего лишь апрель, разрывалось только в одном месте — там стоял офицер. В одной руке офицер держал бумаги, а другая лежала на расстегнутой настежь кобуре. Это и был Вениамин Иванович.
Эди-бэби не знал, что отец его возит заключенных, хотя он и знал теоретически, что МВД, к которому относятся войска отца, включает в себя и мусоров, и конвойные войска, но это обстоятельство как-то не связывалось у него с отцом. Отец ездит в командировки в Сибирь — да, но как и кем он не знал. Теперь он увидел, что отец его настоящий мусор, хотя он и носит другую форму. И даже хуже мусора, потому что это он развозит шпану в лагеря и тюрьмы. Может быть, он возил и Горкуна на Колыму, думает Эди-бэби. Себя Эди-бэби тогда еще не отождествлял со шпаной, но уже чувствовал что-то вроде солидарности с ними, ибо мир Салтовского поселка состоит из шпаны и противостоящих им мусоров. Огромное же море рабочих и служащих между ними Эди-бэби не принимает во внимание, ибо они неактивны.
Эди-бэби не подошел к Вениамину Ивановичу, который проверял и считал заключенных, не стал отрывать его от работы. Он незамеченным вышел из вагона, выбрался из отдаленного тупика и вернулся трамвайным путем домой. Никому он об этом случае не сказал — ни Раисе Федоровне, ни вернувшемуся через несколько часов домой отцу. То, что его отец — мусор, стало его личной тайной, он таскает свою тайну в себе, ибо положение Эди-бэби в мире Салтовского поселка и в космосе тотчас бы изменилось, узнай его друзья, что он сын мусора.
Странным образом Эди-бэби не винит своего отца в том, что тот мусор. Это его — Вениамина Ивановича — дело, быть ему или не быть мусором, хотя «военный» звучит куда благороднее, и тем более быть военным в только что победившей стране, тотчас после огромной войны очень почетно. Эди-бэби просто считает, что ему, Эди, очень не повезло с отцом — он мог родиться в семье известного исследователя и путешественника, или даже в семье генерала родиться было бы вовсе не плохо — генерала, украшенного орденами, но в семье мусора! Эди-бэби страдает молча.
Второе обстоятельство в биографии Вениамина Ивановича также угнетает Эди-бэби, а именно то, что его отец никогда не был на фронте. Эту деталь биографии своего отца Эди-бэби тоже тщательно скрывает. Все мужские родственники Эди-бэби погибли в последней войне, включая и брата отца — дядю Юру, которому было девятнадцать лет и на которого, как говорит отец, Эди-бэби очень похож по характеру и фигуре. Эди-бэби понимает, что, будь отец на фронте, он бы так же, наверное, погиб, как дядя Юра и дедушка Федор Никитович, бравый капитан штрафного батальона, и ему, Эди-бэби, возможно, никогда бы не пришлось появиться на свет, но иной раз Эди-бэби стыдно перед ребятами, у которых нет отцов. Эди-бэби знает, что его отец не увиливал от фронта, так получилось помимо его воли, он был послан еще в самом начале войны в военное училище, а потом со специальным мандатом, подписанным Лаврентием Берией, лейтенант Савенко ловил дезертиров в Марийской тайге. Мандат, подписанный расстрелянным после смерти Сталина Лаврентием Павловичем, также исчез из официальных устных биографий Вениамина Ивановича, поверяемых друзьям и знакомым. Но Эди-бэби знает, что он был. Марийская часть биографии отца не раздражает его так, как мусорская, но интригует его и волнует. Мать иногда, помимо своей воли, роняет кое-какие детали отцовской жизни, но все равно они не укладываются в стройные строчки канонической биографии. Иногда раздраженная мать упоминает какую-то девушку из города Глазова, Марийской АССР, с которой, очевидно, отец жил вместе, когда служил в Марийской тайге с грозным мандатом. Иногда мать роняет тонкие намеки на то, что, возможно, Эди-бэби имеет там, в Марийской тайге, брата или сестру. Брат или сестра оставляют Эди-бэби равнодушным, но мандат до сих пор волнует его воображение. Почему бы отцу не иметь такой мандат сейчас, думает Эди. Он, Эди, жил бы совсем иначе.
