Чингиз Айтматов - Когда падают горы (Вечная невеста)
Все покивали головами. Арсен оглянулся вокруг — во дворе тишина, школа была пуста, оседланные лошади стояли на привязи, птицы сновали над головами, а в душах людских, судя по всему, не было покоя. И не мудрено: о том, о чем походя говорил вчера Ташафган, многие люди высказываются еще более критично и с еще большим недовольством, и ведь они правы — так оно и есть на самом деле… Куда ни ступи — куча проблем.
Когда проходили по коридору, заглядывая в классы, которые оказались открытыми, Арсен обратил внимание, что ремонта давно не было, подзапустили помещения, единственное, что обновилось, это парты: вместо старых неуклюжих парт из досок с откидными крышками теперь стояли столики и стулья со спинками. Классные доски тоже были новыми — так показалось…
Ташафган глянул на часы:
— Ну что, братья, одиннадцать часов уже. Время идет. Арсен, давай присядем в бывшем нашем классе, поговорим.
— Зачем? Пойдем лучше к моей сестре, там посидим спокойно, места хватит.
— Нет-нет, Арсен, давай сейчас зайдем вот сюда, в наш бывший класс, и я кое-что объясню.
— Ну, как скажешь, я — ваш гость.
— Заходи. Так, сядем за двумя столиками напротив друг друга.
Они расселись у открытого окна с видом на горы, помолчали. Арсен Саманчин пока не мог понять, чего, собственно, хотят его односельчане, таким странным образом пригласив его в пустующую школу. И тогда, окинув всех сосредоточенным, пристальным взглядом, вздохнув глубоко и откашлявшись, Ташафган начал, должно быть, заранее обдуманную речь:
— Арсен, вот что мы хотели тебе сказать. Слушай.
— Да я слушаю. А что так строго? Мы же свои люди, соплеменники. Что-нибудь случилось? Кто-то умер из близких? Вроде все на месте, насколько я знаю. И потом, мы же все учились в этой школе…
— Да нет, Арсен! Если бы это касалось только того, где учились, где жили… Нет, совсем не так. Ты наш брат, ты наш гость, но сегодня ты в наших руках, и мы тебе скажем то, зачем привели тебя сюда. Скажем, что будет дальше…
— Постой-постой, что значит “я в ваших руках”? Коня ездового привели — спасибо, так я уеду в город, а лошадь останется. Я-то уеду на своей машине.
— Кто его знает, уедешь ты или не уедешь.
— Как так? Говори открыто…
— Затем мы и здесь. Разговор будет острый — как ножом по горлу.
— Еще чего! Да пошли вы все, вы меня за дурака принимаете или ты сам, Ташафган, свихнулся?
— Не горячись, я виноват, что разговор так пошел. — С багровеющим лицом Ташафган привстал с места, и его товарищи тоже зашевелились, зашептались. И в этот момент за окном вдруг залаяла собака, обитавшая в школьном дворе, дворняжка, обычно никак ни на что не реагирующая, а сейчас почему-то завелась.
— А ну, пойди посмотри! — приказал Ташафган сидящему с краю загонщику. — Никого не подпускай, чтобы близко не было ни души. И отгони собаку подальше. Слышишь? Чтобы никого близко не было.
Совершенно сбитый с толку Арсен Саманчин хотел встать и уйти, однако Ташафган упредил: положил руку на плечо и что-то хотел сказать. Арсен дернулся, попытался решительно сбросить его руку и все-таки уйти, но именно в этот момент со двора под неумолкающий собачий лай в открытое окно стремительно влетели две ласточки, защебетали тревожно, закружились под потолком, точно так же, как несколько дней тому назад в квартире Арсена, — словно бы хотели сообщить что-то или предупредить. Арсен был потрясен. И когда осенила вдруг молниеносная догадка — неужто это некое предупреждение судьбы, неужто это те самые ласточки-вестницы вновь пытаются что-то сказать своим появлением? — ему стало не по себе.
Несмолкаемый щебет птиц, их стремительное кружение над головами не давали людям нормально поговорить. Разумеется, поначалу их просто выгнали, но ласточки, как и тогда, вернулись. Их снова прогнали, затем закрыли окно, но ласточки, всем на удивление, продолжали биться в стекла, возбужденно вереща, и в дополнение ко всему собака почему-то продолжала громко лаять, неизменно возвращаясь во двор, как ее ни отгоняли. И тогда Саксан-лохмач предложил:
— Давайте перейдем на ту сторону, там класс поменьше, зато будет потише. А то эти одуревшие ласточки все равно покоя не дадут. Они гнездятся где-то тут, на этой стороне, вот и взбудоражились. Пошли.
Так и поступили. Но Арсен Саманчин был уже другим человеком. Напряженно спокойным, замкнувшимся в себе. Он не собирался противоречить этим загонщикам и самому Ташафгану. Если по правде — не до них уже было. Душу захлестнуло предчувствие: что-то должно произойти в его жизни, что-то отнюдь не обыденное, а судьбоносное, быть может, даже катастрофическое. Но что? Разве дано кому бы то ни было разгадать такое предощущение?
Когда они переместились в другой класс и избавились от шумных ласточек, Ташафган, видимо, решил побеседовать с Арсеном наедине. Он сказал своим загонщикам приказным тоном:
— Слушайте, давайте так: мы с Арсеном продолжим тут наш разговор, а вы — как договаривались: всем быть на своих местах и чтобы никто не мешал нам, никого ни с какой стороны не подпускать сюда. А ты, Култай, тем временем своди по очереди коней на водопой, тут недалеко арык, сам знаешь, у Большого камня.
Его указания немедленно были приняты к исполнению, как в армии. Афганский комплекс явно давал о себе знать.
— А теперь, Арсен, — нас здесь никто не слышит, потому мы тебя сюда и привели, — я расскажу тебе, почему и зачем мы пошли на такое дело. — Он помолчал, ожидая, что Арсен что-нибудь спросит, но тот лишь молча кивнул головой. И тогда Ташафган продолжил: — Не мне объяснять тебе, что такое глобализация и как плясать под эту дудочку каждому из нас, чтобы выжить.
— Не слишком ли ты широко берешь? — заметил Арсен Саманчин. — Глобализация — общемировой процесс. Давай поближе к делу.
— Я как умею, так и понимаю. То, что в мире есть богатеи — их теперь, как ты без меня знаешь, олигархами называют, — не секрет. Как с неба свалились. Ну, Бог с ними, только как понимать, если Он стал богом бизнеса, а вокруг многие миллионы вместе взятые не имеют и крохи того, чем владеет один? Как с этим смириться? Кровь вскипает.
— Предполагается, что выход в конкуренции, — ответил Арсен Саманчин.
— Конкуренция бывает разная. Если кто-то сильней и несравнимо богаче, так что нам, сидеть сложа руки? Почему эти арабские охотники, которые к нам прибывают, могут, если захотят, купить всех нас на корню за мелкую монету, а мы рады стараться подгонять им снежных барсов?
— Ты не туда идешь, Таштанбек, конкуренция с производства начинается. Тут важны и технология, и рабочая сила. Смогут ли они обеспечить развитие, чтобы не отставать…
Но Ташафган перебил его:
— Что значит — не туда идешь? Я туда иду, и ты пойдешь с нами. Все! С этого дня ты будешь с нами, если хочешь жить, а мы решили бесповоротно — этих самых арабских принцев мы берем в заложники. Что уставился? Думаешь, просто так? Ничего подобного! Заплатят они за свои шкуры столько, сколько…
— Постой-постой, ты в своем уме?! Какую ахинею…
— А ты думаешь, что только ты умный? Умы тоже разные бывают. Мы все продумали, просчитали точно. И ты, Арсен, заруби себе на носу — на всю жизнь, сколько ее отмерено, ты останешься с нами, другого выхода у тебя уже нет. Будешь ведущим, как на телевидении, посредником между нами и заложниками, будешь направлять наши действия.
— Чего-чего? Нет, ты точно сбрендил. Ты зачем мне эту лапшу на уши вешаешь? Для этого, что ли, затащил меня сюда?
— Не беспокойся, нас никто не слышит. Повторяю — будешь ведущим, посредником. А мы будем гордиться тобой всю жизнь.
— Ну, ты даешь! Послать бы тебя к эдакой матери. Что ты мне бред какой-то втюхиваешь? Если в Афганистане научился так языком чесать — то только не со мной. Заткнись, пока не поздно, и забудьте про эту ахинею. И как только такое в голову пришло? Международный скандал хотите учинить? Мало вам того, что в городах наших уличные демонстрации пошли в защиту свободы и демократии? К тому же о других подумайте — вы что, хотите фирму “Мерген” в пропасть столкнуть? Да и не в наших традициях заложников хватать. Соображать же надо!
— Правильно, надо соображать — международный скандал учинить нельзя, фирму “Мерген” завалить нельзя, приставить нож к горлу мировых миллиардеров нельзя, а в нищету нас втаптывать можно? Без образования оставлять наших детей можно? Без лечения бросать нас можно? Вот так и получается в жизни: у богатых богатство в океан не вмещается, а у бедных бедность в океан не влезает. А насчет традиций это ты ошибаешься, Арсен. Забыл, выходит, что в преданиях рассказывается, как барымту вымогали за заложников. Пригоняли табуны лошадей, стада овец и коз — и так разрешали конфликт, так разделяли богатства.
— Рассуждать таким образом можно еще долго, Ташафган. Вчера твои мысли мне показались резонными, но соучастником в задуманном тобой я не буду.
