Виктория Токарева - Птица счастья (сборник)
Андрей высунулся из машины и заорал:
– Но ведь ты сегодня ляжешь с ним в постель! Я этого не вынесу!
– Вынесешь, – спокойно сказала Надька. – Ничего с тобой не случится.
Андрей стал искать виноватых и нашел очень быстро. Светлана. Она держала его за горло своей порядочностью.
– Нам надо поговорить, – сказал Андрей, входя в ее кабинет.
– Может быть, поговорим дома? – предложила Светлана.
– Нет. Мне здесь легче.
Светлана посмотрела на часы. Двенадцать часов. Полдень.
– Я слушаю. – Светлана сложила руки на столе. Как школьница.
Андрей молчал. Медлил выпустить слова-пули. Все-таки он не убийца.
За двадцать лет совместной жизни Светлана научилась чувствовать своего мужа как себя. Считывала его мысли и состояния.
– Ты хочешь развестись? – спросила Светлана.
– Да.
– А что произошло?
– То, что я ее люблю.
– Это было и раньше. Что-то новое?
– У нее другой. Она нашла себе другого.
– И кто же он?
– Губернатор Шубин.
– А… Иван Савельевич. Богатый человек.
Светлана смотрела в стол. Семилетняя война была проиграна. И кому? Светлана недооценила противника.
– Ты думаешь, она бросит Шубина и уйдет к тебе?
– Да. Если я стану свободен, она уйдет ко мне.
– Она не бросит губернатора. Так что будь готов к длинному марафону.
– Ее марафон продолжался семь лет. Если понадобится, я буду терпеть.
– Терпи, только не спейся.
Светлана встала, давая понять, что разговор окончен. Не прошло и трех минут, как жизнь рухнула. Ей хотелось обхватить голову и зарыдать, закричать, выплеснуть из себя волну страданий. Но плакать при Андрее она не будет. Андрей – человек Надьки, и значит – часть Надьки. А от того, что называется «Надька», даже частично, хотелось держаться подальше.
– У меня дела, – сухо сказала Светлана, как будто Андрей был просто клиент банка.
– А ты… ты будешь меня ждать? – по-детски спросил Андрей.
– Как карта ляжет. Искать не побегу, но и запрещать себе не буду. Знаешь, что такое верность? Умение себе запрещать.
Они пересеклись глазами. Глаза у Андрея были больные и тревожные, как у взбесившейся собаки. Ей стало его жалко, но она скрыла жалость к нему по той же причине, что и жалость к себе.
* * *Андрей ушел из дома и снял квартиру. Теперь он ждал, когда Надька выгонит губернатора. Но Надька не торопилась.
Губернатор был ее ВСЕ. Он любил ее и не мызгал. Просто любил, и все. На любую просьбу отвечал: «Ну конечно, Наденька…» У любящих легко просить, потому что просьбы им в радость.
То, что другим в Надьке не нравилось: алчность, наглость, неразборчивость в средствах, – Иван Шубин воспринимал как творчество и бесстрашие. Надька не боится жизни, пробует ее на зуб. И выигрывает в конце концов.
Женщины, как правило, консервативны, идут по накатанной дороге, всего боятся. А Надька – редкий зверь, пусть даже хищный.
Губернатор – благородный человек. Хоть и политик. А когда рядом живет человеческое благородство, то и самой хочется быть на уровне. Хочется соответствовать. Новое бытие определяло новое сознание.
Движимая новым сознанием, Надька объявила Ивану:
– Я должна деньги. Я хочу отдать долг.
– Правильно, – одобрил Иван. – Деньги смывают обиды.
Надька позвонила жене Рубинчика. Трубку взял Лева. Значит, он был в Москве.
– Привет, – поздоровалась Надька. – Я хочу отдать тебе долг.
Рубинчик молчал, как подавился. А может, он действительно подавился такой новостью.
– Ты удивлен? – спросила Надька.
– Нисколько. Я был уверен, что ты отдашь, – бодрым голосом отозвался Рубинчик.
– Почему это? – не поверила Надька.
– Потому что ты хорошая девочка из хорошей семьи.
Надька задумалась: действительно ее семья была хорошей. Дедушка и бабушка – советская интеллигенция, наивная и доверчивая, которую дурили семьдесят лет. А они верили, как дети, и жили с верой. И как выяснилось, верить в миф – лучше, чем не верить ни во что.
Мать – человек талантливый и трудовой. Отец гуляет по Нидерландам, да и Бог с ним. Она его не знает, так ведь и он не знает свою дочь. Он сам себе подписал обходной лист.
– Ладно, – сказала Надька. – Запиши факс…
Лева прислал по факсу реквизиты своего банка.
Иван Савельевич перевел деньги со своего счета на его счет.
Денежной операцией занималась Светлана.
Все сплелось и связалось в один узел. И даже странно, что такой просторный мир оказался таким тесным.
Возвращать долг Андрею Надька не спешила. Еще неизвестно, кто кому должен…
Надька звонила Нэле.
– Он любит меня, несмотря ни на что. Более то-го – зная все, – проникновенно говорила она.
– Просто он любит ТЕБЯ, – уточняла Нэля.
И это правда. Иван Шубин поднимался по лестнице через ступеньку. Взлетал. В глазах зажглись лампочки. Он был счастлив. И даже перестал ненавидеть своего соперника. Он даже стал его понимать. Власть так желанна. Власть – самый мощный наркотик. Кто познал – уже не соскочит.
Любовь губернатора действовала на Надьку расслабляюще. Могла сидеть и часами смотреть, как качается дерево на ветру. И ни за какие деньги не согласилась бы вернуться в прежнее состояние охоты, когда напряжен каждый мускул.
Следующий звонок был Нине.
– Он любит меня, несмотря ни на что… – начинала Надька старую песню о главном.
– Как он не убоялся с тобой связаться? – удивлялась Нина. – Он же взрослый и умный.
– Вот поэтому.
– Связаться с тобой – это все равно что кататься на американских горках: вверх, вниз – и все по вертикали, – не унималась Нина.
– Значит, не накатался…
Жена Ивана была порядочной и пресной, как еврейская маца. А Надька – фейерверк в ночном небе. Нельзя предугадать, как брызнет, куда полетит.
Губернатор был ее ВСЕ. Но и Андрей был ее ВСЕ. Семилетняя любовь, как тяжелый поезд, не могла остановиться сразу. Слишком длинный тормозной путь.
К любви подмешивалось торжество победы над Светланой. И это тоже было жалко бросить.
Надька колебалась до тех пор, пока ее не затошнило. Сначала она думала, что ее тошнит на нервной почве. А потом поняла, что почва иная. Она забеременела.
– У меня будет ребенок, – сказала Надька Андрею.
– Очень хорошо, – отозвался Андрей. – У нас будет двое детей.
– Трое, – поправила Надька.
О Маше почему-то все забывали.
* * *После переговоров с Надькой Андрей держал путь в съемную квартиру, чтобы мыслить и страдать.
Холодильник был пуст. Рестораны отвращали обилием ненужных людей. Хотелось домашней горячей еды и самоуглубленности.
Однажды Андрей обнаружил, что стоит перед дверью собственной квартиры. Он, видимо, задумался и не заметил, как зарулил к дому. Сработала долголетняя привычка.
Андрей достал ключ и отворил дверь.
Светлана повела себя спокойно, как будто ничего не произошло. Как будто Андрей вернулся с работы.
Она отослала его мыть руки. Он мыл. Потом сел за стол. Светлана подала ему горячий борщ с куском мяса, розового от свеклы.
После обеда Андрей уселся перед телевизором. И заснул, как старик. Он устал.
Светлана подошла и сказала:
– Ложись в кровать.
Андрей добрался до кровати. Разделся. Засыпая, вспомнил: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Счастье – это Надька. Счастья – нет. Покой – это Светлана. Без Светланы покоя не получается. А воля в виде съемной квартиры с чужим и чуждым противным запахом ему не нужна.
Значит, покой и воля – это Светлана. И стабильность.
Стабильность – основа основ. Пульс стучит стабильно: 70 ударов в минуту. Дыхание стабильно: вдох – выдох. На фоне стабильности идет умственная работа. И даже фактор Надьки – чувственный расцвет – тоже на фоне стабильности.
Среди ночи Андрей нашарил руку Светланы и сжал ее в своей руке. Так они спали в молодости, убегали в молодой сон, держась за руки, как будто боялись, что их растащат.
Утром Андрей спросил:
– Ты знала, что я вернусь?
– Ну конечно. И ты знал.
Он задумался: знал или нет? Но какая разница? Главное, что пуля попала в мягкие ткани, кость уцелела. Все срастается и заживает как на собаке.
А может быть, не срастется. И не заживет. Будут жить с болью. Но будут жить.
Утром без звонка приперлась Нина с письмом к мэру города. Ни больше ни меньше.
– А что в письме? – спросила Надька.
– Просьба. Мы с мужем хотим получить лицензию.
– Что за лицензия? – не поняла Надька.
– Не забивай себе голову, – посоветовала Ни-на. – Лицензия – это дорога в рай.
– Ну так и передай сама.
– Меня к нему никто не пустит. А для Ивана Савельевича это – раз плюнуть. Вошел в кабинет и положил на стол. Несложно.
Надька едва заметно ухмыльнулась. То, что для Нины казалось несложно, на самом деле – большой напряг. Просить за кого-то – это все равно просить. И значит, в следующий раз попросят у губернатора.
Нина отстала от жизни. После перестройки ничего не просят. Все покупается и продается.
