Ирина Степановская - Прогулки по Риму
— Этот вопрос, я думаю, должен остаться открытым, — зевнула подруга. — Сегодня, как никогда, очень жарко. Не съесть ли нам мороженого?
Мы двинулись в кондиционерную прохладу маленького кафе, и мне на прощание показалось, что марево на площади — не что иное, как дымный след давно погасшего костра.
— Во всяком случае, еще сравнительно недавно люди носили на эту площадь цветы Савонароле, — заметил мой приятель.
— Люди любят мучеников, — уточнила подруга.
— А боги? — спросила я, но ее ответ утонул в обсуждении сортов мороженого.
Потом мы гуляли в монастыре Сан-Марко, где все осталось, как было при истовом монахе, — и его прижизненный портрет, и прекрасные фрески Беато Анжелико. Мы побывали также и в другом монастыре, у могилы Лоренцо Великолепного. Его надгробие было украшено не хуже — резец Микеланджело поработал над ним. Таким образом, мой вопрос, кого из двоих больше любил Бог, остался действительно незакрытым.
За время моей поездки во Флоренцию в группе назрел скандал. Тот самый толстяк, путешествующий в компании многочисленных родственниц, прознал, что в августовские дни все, кто не уезжает из Рима в отпуск, загорают на пляжах в Остии, и определил по путеводителю, что туда не так далеко ехать. Подготовленная соответствующим образом группа встретила утром Лару деловым предложением:
— Не хотим ехать на запланированную экскурсию, требуем изменить маршрут и поехать купаться. По дороге предлагаем осмотреть местные достопримечательности.
Лара представила разбредшихся по прибрежной полосе пятьдесят шесть человек и сразу сжала руку в кулак.
— Об этом не может быть и речи!
— Но почему? — заорали туристы. — У нас демократия! Мы провели общее собрание и голосованием решили, что те, кто не хочет ехать, могут идти по своим делам, а те, кто хочет, арендуют у Петро автобус и под вашим руководством поедут купаться в Остию. Вы ведь знаете, как туда ехать?
— Не знаю! — отрезала Лара.
— Ну, Петро знает!
Петро, с любопытством наблюдавший за происходящим из автобуса, услышал свое имя и взволновался. Это был приятный человек лет пятидесяти. Каждое утро, когда я здоровалась с ним, у меня возникало впечатление, что он рад приветствовать лично меня, как, впрочем, и каждого из нашей группы. Что не мешало, кстати, и ему не забывать о своем маленьком бизнесе — напитки туристам из автобусного холодильника он продавал в три раза дороже, чем они стоили в супермаркете в Термини.
— В этом и заключается свобода, — поясняла мне Лара. — Никто же не заставляет покупать у него персиковый чай. Сходи сама вечером в супермаркет, купи там себе воды по дешевке. А уж если поленилась, не жалей денег за сервис!
Но кое-кто из нашей группы все равно обзывал Петро маленьким спекулянтом.
В этот раз Лара подошла к нему и что-то сказала приказным тоном. Петро тут же кивнул, сел в автобус на свое место и закрыл двери. Лара вернулась к нам и не терпящим возражения тоном объявила:
— Сейчас, согласно нашей программе, мы едем осматривать самую древнюю христианскую церковь в Риме, бывшую до постройки собора Святого Петра резиденцией пап. Она называется Сан-Джованни-ин-Латерано.
— Не хотим больше осматривать церкви! Надоело! Хотим купаться! — раздались в ответ протестующие голоса.
— Лестницу к подножию этой церкви привезла сама святая Елена! — надрывалась Лара. — А деревянные ступени вырезаны из дворца Понтия Пилата! Вы сами сможете по ним подняться, как поднимался Христос!
Ничто не могло свернуть наших туристов. Когда хочется купаться, до лестницы ли святой Елены? О русский бунт, бессмысленный и беспощадный!
— Как бежать черт знает куда за пирожными, — голосила жена толстяка, — так плевать на достопримечательности! (По моим наблюдениям, именно она слопала больше всех миндального печенья.) — А как группа хочет поехать купаться, так трудно пальцем пошевелить?!
— Мы не имеем права самовольно менять маршрут и программу! — Лара пыталась сохранять спокойствие.
— Но вы же ездили в Помпеи с одной нашей дамой? — Я заметила, что эстетка Лиза ревниво поглядывала на мой браслет.
— В программе был запланирован свободный день, и я приглашала всех желающих. Вот если бы вы захотели поехать в Остию, тогда…
— А у нас тогда были раки по три рубля! — попытался сострить мужчина в очках. Его спутница звонко чмокнула возлюбленного в щеку.
— Но сегодня мы едем к Сан-Джованни-ин-Латерано! — не сдавалась Лара.
— Но подумайте сами, — решил действовать другим путем организатор всего этого предприятия толстяк. — Какой это может быть для вас бизнес! Если мы скинемся на автобус, то можем скинуться и на экскурсовода!
— Это во сколько же нам выльется вся поездка? — вдруг недовольно спросили две девушки, соседки Татьяны Николаевны.
Лара мгновенно нашлась:
— Довольно дорого, к вашему сведению. Мало скинуться на автобус и на переводчика. Остия не дикий пляж. Надо оплатить несколько часов стоянки, раздевалки на самом пляже, потом обед… Вы ведь не хотите остаться голодными? Ужин мы тоже пропустим — если на дороге будет пробка, на эти несколько десятков километров уйдет много времени…
Туристы приуныли, потом почесали в затылках, уселись в красный автобус и отправились осматривать лестницу святой Елены. Петро пожал Ларе руку и уехал по своим делам. Мне рассказали об этом происшествии соседи по столу.
— А почему вы не захотели прокатить нашу группу в Остию? — спросила я Лару. — Ведь это действительно был бы неплохой бизнес для вас и для Петро?
— Это типичное свойство русских — менять маршруты, подчиняясь минутному порыву, — ответила Лара без колебаний. — При чем тут бизнес? А если бы кто-нибудь там напился и утонул?
— Вы хотите сказать, что могли бы тогда потерять работу?
— Ну, и работу тоже, — заметила Лара, затягиваясь сигаретой через свой красивый мундштук. — Но главное не это. Ведь я была бы виновата, что не смогла удержать вверенных мне людей. И к родному очагу не вернулся бы какой-нибудь человек! — Мне было странно ее слушать, в то же время я верила, что она говорит совершенно искренне. — Конечно, и компании, возможно, пришлось бы судиться с родственниками из-за страховки…
— Но ведь это же дело каждого! — возразила я. — Если рассматривать этот случай с точки зрения истинной свободы, каждый человек может ехать куда захочет…
— Каждый отдельный человек может, — согласилась Лара. — Но вся группа — нет.
— Почему?
— Потому что в группе за каждого отвечаю я! — сказала она.
— А если бы они все-таки поехали? — предположила я.
— Вот потому, что они не поехали, меня и ценит руководство «Италия-Элефант», — с гордостью сказала Лара и добавила: — У нас всегда было странное понимание свободы: хлебом не корми — разреши орать, что придет в голову, и подбивать людей на всякие гадости — от революций до перестройки.
Я была с ней не согласна.
— Но как же демократия…
— Выйди в лес и кричи! — сухо заметила она.
Я вспомнила залитую солнцем Флоренцию, с ее монастырями и музеями, с массой веселых отдыхающих людей, музыку, звучащую под сводами лоджии Вазари, и то место на площади Синьории, где почти пятьсот лет назад сожгли Савонаролу. Я поняла, что проиграла наш спор с Ларой.
Глава 11
Ватиканский лев
Оказывается, итальянцы любят своего папу. Татьяна Николаевна с удивлением обнаружила это, когда вместе с Цезарем посетила собор Святого Петра, папский дворец и Сикстинскую капеллу. Надя и Поль довезли их до Ватикана на своем фургончике, а потом исчезли. Татьяна Николаевна попросила Цезаря совершить с ней полную экскурсию и посмотреть те сокровища, ради которых люди со всех уголков земли едут в Ватикан. Она представляла, что увидит что-то вроде Оружейной палаты или Алмазного фонда, но действительность оказалась совершенно неожиданной. Она не нашла роскошных предметов обихода, которыми переполнены дворцы русских царей, но мир христианской религии — живописные полотна, фрески, скульптуры — был новой для нее роскошью — роскошью искусства. Цезарь принял ее приглашение осмотреть достопримечательности с равнодушным достоинством: сам он хотел показать ей только двор папского дворца и в нем ватиканского льва, а вовсе не фрески и гобелены, тратить на них время он считал пустым делом. Татьяна Николаевна уже знала его манеру не обращать внимания на то, что происходило в мире в течение двух тысяч лет, то есть в течение того отрезка времени, когда его прежняя жизнь окончилась, а новая еще не началась. Тем не менее он терпеливо ходил рядом с ней по всем огромным залам и коридорам и спокойно ждал, пока настанет его очередь быть экскурсоводом.
Иногда им встречались русские группы. Татьяна Николаевна подходила поближе, чтобы слышать, о чем говорят экскурсоводы. Она делала это осторожно, чтобы не обидеть Цезаря — она уверила его в том, что он лучший экскурсовод во всем Риме. Вот тогда ее и удивило, с каким искренним чувством итальянцы говорят о папе. Все, кого она слышала, рассказывали, какой он добрый, какие он написал замечательные книги, как много сделал для объединения христианской церкви. Татьяна Николаевна, совершенно далекая от всех церковных дел, под влиянием этих рассказов даже засомневалась, правильно ли поступает российский патриарх, не приглашая такого уже старенького папу посетить Москву. Ей даже стало чуточку за него обидно — подарил русской церкви старинную икону, которую несколько лет даже держал у себя в кабинете, а мы взяли, да и назвали ее фальшивкой, а ведь дареному коню в зубы не смотрят! И еще она заметила, что один старенький итальянец, когда увидел след от пули террориста, которая не попала в папу, а прошла наискосок и задела колонну, по счастью, никого не убив, даже прослезился. Цезарь же пробормотал, увидев это:
