Роман Перин - Руна жизни
— Я против гипноза.
— Вы боитесь гипноза?
— Нет. Я сам увлекался гипнозом и достиг определённых успехов. Просто я боюсь, что могу забыть, может, что-то важное для раскрытия преступления.
— Так давайте мы вам поможем вспомнить, но только после восстановления зрения.
Пикин почесал затылок:
— Я подумаю. Пока я очень хочу прозреть.
Открыв глаза после сна, Пикин понял, что видит. От волнения он боялся опять потерять зрение, поэтому сразу выпил целый пузырёк валерьянки.
Пикин поймал себя на мысли, что первым, кого он хочет увидеть, была медсестра с редким именем Устинья, которая педантично следила за приёмом лекарств и соблюдением режима. Пикин нажал кнопку «вызов», и через минуту она вошла в палату. У неё были тёмно-голубые глаза почти круглой формы, напоминающие глаза испуганного зайца. Курносый нос вздергивал верхнюю губу. Из слегка приоткрытых губ виднелись ровные крупные зубы. Русые волосы плотно держались в каре, оголяя очень красивую шею. Она была среднего роста со всеми достоинствами фигуры молодой девушки. По думающим глазам и натруженным рукам ей можно было дать лет двадцать пять, по чертам лица — не больше семнадцати.
— Я вижу, вы прозрели, Андрей Романович.
— Откуда вы это видите?
— У вас живая реакция зрачков. Давайте я позову доктора, и он вас осмотрит.
— Я бы хотел, чтобы доктором были вы.
— Я буду доктором через два года, когда получу диплом.
— Я уверен, что вы будете хорошим доктором.
— Спасибо, Андрей Романович, но я пошла за вашим доктором.
После её ухода Пикин очередной раз отметил, что от неё не пахнет духами. От неё вообще ничем не пахло. Для Пикина, страдающего аллергией на запахи, это было весьма значительным достоинством понравившейся ему девушки.
В больнице Пикин истосковался по своей любимой жаренной картошке с лучком, и в первый же день по возвращению домой из больницы нажарил большую сковородку, которую съел с тёплым ржаным хлебом. Заварив крепкий чай, Пикин с блаженством сел за просмотр почты. Семён подписал его на ведущие городские газеты и просил еженедельно давать краткий информационный обзор всего, что касалось выборов. К своему удивлению, Пикин обнаружил, что взрыв в штабе освещали все городские газеты из номера в номер вот уже на протяжении двух недель. Чувствовался заказ на пиар пострадавшей стороны. Родственник Семёна, директор завода и кандидат в депутаты Жаждин Борис Григорьевич, мелькал на многих фото:…кандидат в депутаты Борис Жаждин на месте взрыва,…на траурном митинге,…у гроба погибшего… У Пикина возникло впечатление, что штаб и не прекращал свою работу. «И фото хорошие, и текст профессиональный, и весь пиар выстроен грамотно», — мелькало в голове Пикина. Жаждин ни разу не вспомнил о Пикине, правда, оплатил отдельную палату в больнице.
Войдя в Интернет, Пикин ещё больше был удивлён, увидя новые координаты выборного штаба Жаждина. Его офис теперь был не на территории завода, а в центре города, только одних телефонов давалось аж пять штук. «Интересно, остался ли я и другие в штате из старого штаба?», — подумал Пикин и стал набирать телефон редактора жаждинской газеты, бывшего преподавателя журфака.
— Алло, Владимир Сергеевич, здравствуйте, это Пикин.
— Ах, голубчик, Андрей Романович. Я надеюсь, вы прозрели, — Пикин почувствовал, что старик был слегка пьян.
— Что там у нас с работой?
— Всё, все уволены. Выдали по тысячи долларов выходного пособия и расторгли договоры. Ох, какой ужас, Андрей Романович, как жалко несчастного Семёна, такая смерть. Приезжайте, помянем, — голос Владимира Сергеевича задрожал.
— Хорошо, я сейчас подъеду.
Пикин взял такси, и они вместе с Владимиром Сергеевичем поехали на могилу Семёна. Из этой встречи Пикин узнал, что после взрыва из сейфа штаба пропало двести тысяч долларов. Также Владимир Сергеевич поведал, что в новом штабе работает знакомый Пикина, Аркадий Окунев, на должности политтехнолога.
Пикин с трудом нашёл в старой записной книжке телефон Окунева, с которым он познакомился пять лет тому назад на курсах йоги, а потом они вместе работали в издательстве.
Окунев увиливал от встречи с Пикиным, но, помня слабость Окунева к текиле и мексиканской кухне, Пикин предложил проставиться в клубе «Гавана». Окунев согласился.
После третьей рюмки текилы Окунев разговорился. К своему удивлению, Пикин узнал, что штаб Жаждина, в котором сейчас работал Окунев, был сформирован на две недели раньше, чем их штаб с Семёном. Судя по фамилиям ведущих политтехнологов и спонсоров, никаких национальных предрассудков при кадровом подборе не было. Да и сам Жаждин мог претендовать на славянские корни только наполовину.
После встречи с Окуневым, у Пикина появились три главных вопроса: зачем Семёну была дана установка Жаждиным не брать в штаб «пархатых»; или Семён ему соврал; но самое главное, зачем нужен был второй штаб, когда уже был сформирован первый с отличной командой???
Банальная логика подсказывала, что их штаб с Семёном был изначально приговорён к уничтожению. Чья-то больная фантазия придумала этот сценарий и поставила крест на их жизнях. Этого Пикин простить не мог. Ему хотелось мстить не столько за Семёна, сколько за себя, случайно оставшегося живым. Сам факт, что его жизнью распоряжался кто-то другой, кроме господа Бога, привела Пикина в ярость.
Пикин нашёл визитку следователя и позвонил ему. Следователь, ведущий дело, Иннокентий Нематерный, был человеком лет тридцати. По его внешнему виду и знакомому Пикину запаху одеколона можно было сделать предположение, что он гуляет сам по себе и вряд ли работает на заказ.
Вчерашняя текила требовала похмелья, и Пикин пригласил следователя в пивбар на Садовой.
— А вы знаете, Андрей Романович, вы были у нас первым подозреваемым в убийстве и краже денег, — отхлёбывая пиво, обронил следователь.
— И что меня исключило из подозреваемых?
— Видеозапись.
— Какая ещё видеозапись?
— Ваш коллега, Семён, оказался человеком дальновидным и установил в кабинете видеокамеру, которая всё записывала через компьютер.
— Так вы теперь знаете истинных преступников? — взволнованно спросил Пикин.
— Нет. Сейф вскрывали в темноте при свете фонарика, ночью, накануне взрыва. Видеокамера та с низкой чувствительностью, работает только при хорошем освещении, там мало что видно, но рост преступника и фигура явно не ваши.
— Но кто принёс эту коробку с бомбой?
— Этого мы вычислили быстро. На видеозаписи он получился качественно, но, самое главное, было видно отсутствие трёх пальцев на правой руке. Он оказался профессиональным сапёром с фантазией. Взрывчатка была обложена пенопластом, в который были воткнуты диски пилы. С такой экзотикой наши эксперты столкнулись впервые. К сожалению, как только мы пошли по его следу, он всплыл в одном из моргов, отравившийся метиловым спиртом. Даже рюмка этой дряни может привести к смерти.
— И вы думаете, что он упился палёнки? — с иронией спросил Пикин.
— Нет, я так не думаю. Но дело закрыто в связи со смертью подозреваемого. Поэтому я могу спокойно пить пиво за ваш счёт.
— У вас наверняка остались вопросы и свои гипотезы в этом деле?
— А как вы думаете, Андрей Романович? Неужели я похож на идиота?
— Мне очень нужна правда. Если вы готовы приоткрыть карты, я готов платить.
— Вы получили выходное пособие?
— Нет. И не буду.
— Чем тогда вы готовы платить?
— За день до трагедии Семён выдал мне три тысячи долларов на взятку директору типографии, который должен был работать на нас и тормозить продукцию конкурентов. Теперь смысл взятки пропал, и я готов эти деньги с вами поделить.
— Вы отдаёте мне две тысячи зелёных, и я вам скажу, кто крышевал завод Жаждина и под кем он шёл в политику.
— Вы хотите сказать, что Жаждин пешка?
— Да, ни завод, ни деньги Жаждину не принадлежат. Он ходил под братвой, а братва ходила под серьёзными людьми. Я бы на вашем месте туда не лез, — следователь высморкался в край скатерти стола и пристально посмотрел на Пикина.
— Я согласен… Деньги дома.
— Я не спешу. Завтра и обменяем бумагу на слова, — следователь улыбнулся, его зубы были полупрозрачными, с жёлтым налетом. — У вас сейчас есть тысяча рублей?
