Фредерик Тристан - Героические злоключения Бальтазара Кобера

– Я тебя выиграл! Разве игрок, проигравший в кости, не обязан отдать партнеру свой проигрыш? Я должен тебя проглотить. Ибо ты хранишь в себе немного света, а я слишком изголодался по этому свету, будучи лишен его с незапамятной вечности, и я должен овладеть этой крохотной искрой, которая еще теплится в твоей бездне. И тогда я утолю свой голод.

Я сказал:

– Страшное чудище, ты, которое было лишено теплого присутствия света, за какую вину ты было осуждено? Ибо справедливость – всему причина.

Ужасная голова мне ответила:

– Я был предан. Здесь все делают вопреки справедливости. Хозяин сошел с ума. Он находит удовольствие в том, чтобы издеваться над теми, кого он будто бы любит. А ты, какая тебе была награда? Никогда ты не был так одинок и всеми покинут, как в этот момент, когда тебе вроде бы обещано счастье.

Потом, приблизившись ко мне, страшный зверь широко разинул пасть, откуда исходил омерзительный смрад, и проглотил меня. Таким образом я вмиг погрузился в самый отвратительный ужас».

В эти трудные моменты Бальтазар находил убежище у изголовья своего учителя, который утешал юношу, ласково теребя ему волосы.

14

В августе 1597 года Фридрих Каммершульце почувствовал себя лучше. Его раны затянулись, головокружения прошли. И тогда решили, что Бальтазар и он покинут ферму, где их так хорошо принимали, и попытаются добраться до Вюрцбурга. Ведь выехать на юг через Нюрнберг для них было практически невозможно.

Погруженный в свою внутреннюю жизнь, Бальтазар почти не жил в этом мирном уголке, где выращивали лошадей, предпочитая прелестям сельского быта свои долгие созерцательные размышления в компании алхимика. Именно поэтому он совсем не обратил внимания на то, с какой симпатией относились к нему дочки хозяина фермы, хорошенькие Грета, Мина и Берта, которые в конечном счете стали уважать его невинность, над которой в первые дни часто посмеивались. Однако можно предположить, что в течение многих дней наблюдая, как прогуливают под его окнами приплясывающих лошадей, наш студент не мог не поддаться своеобразному влиянию этих красивых животных.

Читатель, наверное, помнит, что Каммершульце объяснил Бальтазару, какое значение вкладывают вестники в слово «лошадь». Этим словом они обозначали свою древнюю традицию, имевшую в древнееврейском языке название «каббала», которое они ошибочно отождествляли с латинским cabalus.[9] Таким образом, «всадник» в их понимании был рыцарем традиции, что объясняло, почему на печати ордена тамплиеров были изображены два рыцаря верхом на одной лошади: и в светской жизни, и в жизни духовной «всадник» знает лишь одну лошадь, одну традицию.

Лошадь была также «психопомпом», проводником душ в царство мертвых. Поэтому сесть на лошадь – означало подчинить смерть. То есть умереть в жизни мирской и снова воскреснуть, возродиться в жизни божественной. Таким образом, лошади, с которыми Бальтазар постоянно встречался в эти пять месяцев, казались ему посланцами, приносящими ему сюда новости из потустороннего мира. Вот почему юноша предпочитал не взбираться на них верхом, а приходить к ним в конюшню и донимать их расспросами. В таком общении с ними он проводил по несколько часов.

«То, чему я научился в общении с лошадьми, не может быть отнесено к явлениям интеллектуального порядка, как можно было бы предположить. Я имел способность проникать в неведомое так легко, как входят гостем в чей-нибудь дом. Вы стучите в дверь, и она сразу же отворяется. Кто не любил лошадей, тот не в состоянии понять, что на самом деле означают переходы из одного мира в другой, которые я совершал благодаря этим животным, так хорошо приспособленным ощущать великий ветер Духа. Из своего родного города я уехал верхом на осле. Теперь нужно было, чтобы одна из этих лошадей сама избрала меня. Верхом на ней я и продолжу свой путь по миру – несовершенный образ моего внутреннего развития. Эта лошадь была кобылой и имела кличку Борака».

Упоминаемое событие случилось накануне отъезда двух наших Друзей. Иуда Коган приехал навестить Фридриха Каммершульце и Бальтазара. Хозяин фермы сообщил, что желает подарить своим гостям двух лошадей, с тем, чтобы они смогли успешно продолжить свое путешествие. Поэтому все вышли во двор, чтобы полюбоваться двумя животными. И как раз в эту минуту послышался какой-то шум со стороны конюшен, одна дверь распахнулась с треском, и все увидели, как из темного проема выбежала лошадь, которая будто взбесилась и, лягаясь, вставая на дыбы, начала делать круги по двору с неистовым ржанием.

Слуги бросились к ней, но были отброшены ударами копыт. И тогда Бальтазар, хорошо знающий это животное, подошел к ней, и лошадь сразу же успокоилась. Он приласкал ее, сел на нее верхом и подъехал к хозяину фермы, который в крайнем изумлении сказал ему:

– А я и не знал, что вы владеете искусством укрощать лошадей, господин Кобер…

– С вашего разрешения, – ответил студент, – я хочу взять эту лошадь, а не ту, которую вы имели любезность мне предложить.

– Ну, знаете ли, – сказал хозяин фермы, – эта кобыла почти дикая. Никому еще не удавалось сесть на нее верхом. Разве можно допустить, чтобы вы отправились в дорогу на неукрощенной лошади?

Каммершульце решил вмешаться в разговор:

– Наш друг Бальтазар, хоть еще и молод, очень хорошо умеет ладить с лошадьми. Если, пользуясь вашим дружеским расположением, он отважился попросить у вас эту кобылу, которая кажется вам опасной, значит, он ее уже укротил.

– Пусть будет по-вашему! – сказал хозяин фермы и возвратился в дом, очень удивленный тем, что ему пришлось увидеть.

– Какой замечательный всадник! – в восторге воскликнула Грета.

– Это похоже на колдовство… – взвизгнула Мина.

Что касается Берты, то она ничего не сказала, так как изо всех сил пыталась удержаться от слез.

Итак, 16 августа, на праздник святого Роха, двое путников отправились в направлении Вюрцбурга. Алхимик отпустил бороду, чтобы никто не смог легко его узнать. Что касается Бальтазара, то ему напялили на глаза шляпу с большими полями. Иуда Коган провел их до самого перекрестка дорог. Вместе помолившись в последний раз, они расстались. Так началось для нашего студента новое увлекательное путешествие по дорогам Германии, но еще в большей степени внутри себя. Куда бежала кобыла Борака? К какому-нибудь городу, выстроенному из камня, или к Городу святому и невидимому, который Бальтазар ощущал в своем сердце?

Стояла невыносимая жара. Дорога была пустынной. Каммершульце задремал и отпустил поводья, доверившись лошади. И вдруг студент увидел, как посреди дороги величественно встал человек огромного роста. От него исходило ослепительное сияние, а его одежды были словно из снега. Он сказал:

«Бальтазар Кобер, разве ты еще мало бродил по земле?» Бальтазар и его кобыла остановились, их примеру сразу же последовала и лошадь Каммершульце, чей всадник оставался погруженным в глубокий сон.

«Видишь ли ты эту воду, которую я вижу? – спросил незнакомец, показывая в сторону поля, простиравшегося справа от дороги, – там действительно виднелось большое озеро. – Ты и твоя лошадь идите искупайтесь в этой воде».

Они решительно вошли в озеро и искупались в нем. Потом, когда они вернулись на дорогу, незнакомец спросил:

«Знаешь, кто я такой?»

«Знаю, – отвечал Бальтазар. – Ты Гавриил».

Тогда небесный вестник изменил свою ангельскую внешность и стал похож на гору, сложенную из раскаленных углей.

«Войди в этот огонь», – приказал Гавриил.

Бальтазар и Борака не стали долго раздумывать и въехали в гору из раскаленных углей. По ту сторону они увидели громадный город с тысячами башен и колоколен.

«Что это за город? – спросил Гавриил.

«Иерусалим», – отвечал студент.

«Войди в город», – приказал Гавриил.

Верхом на Бораке Бальтазар въехал в городские ворота.

Там их ожидала большая толпа людей. Бальтазар спешился с лошади. В молчании он получил от них поцелуй мира. И тогда он понял, что эти люди были Моисей, Авраам, Ной и другие пророки, которых он сначала не узнал. Потом они все вместе опустились на колени, и Бальтазар последовал их примеру. Авраам руководил чтением молитвы, после которой все молча ушли, оставив юношу одного на том месте, где происходило моление.

– Вот и чудесно, – сказал Каммершульце, – мы уже в пригороде Вюрцбурга.

Бальтазар с удивлением осмотрелся вокруг и увидел, что уже наступила ночь.

– Здесь, по меньшей мере, – продолжал алхимик, – мы можем больше не опасаться Франкенберга, Шеделя и их наемников… Мог ли я предполагать, что когда-нибудь отдам предпочтению городу за то, что в нем правят католики?

Бальтазар оставался нем, он не понимал, что с ним происходит. Взаправду ли это Вюрцбург? Или он бредит? Или бредом было то, что произошло с ним раньше?

Когда они въехали в город, ученик сказал своему учителю: