Владимир Царицын - Братья не по крови
Уверяю, что так будет лучше всем, и не только нам с тобой, Маришке тоже будет хорошо. Лучше, чем, если она останется с тобой. Мой друг сможет легко обеспечить ее будущее, даст ей об-разование за рубежом, вообще, он очень богатый и не жадный. И Маришку любит, как родную.
Поверь, мной руководят только соображения материальной выгоды.
Ничего больше. Не считай себя ущербным физически. Ты – классный любовник. Ты, пожалуй, лучший из всех остальных моих любовников.
Да, я – стерва, но я хочу быть богатой и хочу, чтобы у моей дочери была другая жизнь.
Эльвира.
Я сжег эту записку. Может быть, надо было оставить? Просто так, на память? Я опять попытался себя обмануть. Сжечь эту записку, словно ее не было. Но прежде, чем сжечь, я перечитал ее еще раз. Отвлеченно подумал: 'Богатый, а моей бритвой брился… Впрочем, может, то был не он, а кто-то другой?'.
Вопреки просьбе Эльвиры не искать их, я быстро вычислил и ее нового бой-френда и дом, в котором они живут теперь. Помогла мне в этом моя вездесущая соседка, пенсионерка Агния Львовна. Едва я вышел из квартиры, дверь напротив отворилась и из нее высунулась маленькая седая головка.
– Уехала Элечка. И Маринку с собой забрала, – заговорщицким тоном сообщила мне Агния Львовна. – На большой машине. Знаете, такой…, – она изобразила руками в воздухе рубленные формы 'Ге-ленвагена', – такой…квадратной. Черный 'Мерседес'.
– А вы, Агния Львовна, случайно номер этого 'Мерседеса' не за-помнили? – спросил я.
Агния Львовна мгновенно извлекла из кармана потертого капота клочок бумажки и отдала его мне.
– Спасибо, Агния Львовна, – поблагодарил я, прочитав номер. – Это машина моего товарища. Я просил его отвести жену и дочь на да-чу.
– Да, не за что! – сказала соседка и усмехнулась.
Номер черного 'Геленвагена' я сообщил своему приятелю, опе-ру из районного отдела милиции, и через час знал, что владельца ав-томобиля с этим госномером зовут Рафаил Родаев, что по нацио-нальности он получечен-полуингуш, абрек, короче, что он хозяин мо-дельного агентства и сети магазинов модной одежды, а также имеет небольшую долю в нефтяном бизнесе. Живет он в загородном особ-няке, возможно, у него и другое жилье имеется, но об этом мой при-ятель ничего не знал.
– Как правило, – рассказывал он, – квартиры, дома и прочая не-движимость, если ее много, регистрируются на подставных лиц.
Рода-ев ни в чем криминальном не замечен, поэтому мы не копали здорово. Но если тебе надо, я пошукаю.
– Да нет, спасибо, пока не надо. Если понадобится, я скажу, – от-ветил я и двинулся по названному приятелем адресу Рафика
Родае-ва, любовника и потенциального мужа моей жены.
Хороший особнячок, белоснежный и трехэтажный, с черепичной крышей благородного терракотового цвета, участок с десяток гекта-ров, огороженный высоким кирпичным забором. Не особняк – кре-пость!
Неплохо живут чеченцы в России! Мы их там давим, а они здесь, у нас на родине жируют, суки! Да еще наших баб ебут. В отме-стку, наверное. Лично мне Рафик отомстил сполна за тех своих со-племенников, коих я покрошил немало.
Внутрь меня не пустила охрана. Я постоял, постоял – не присту-пом же его брать!? Да и не выйдет ничего хорошего из этой акции.
До-пустим, человек пять я замочу голыми руками, но их там значительно больше и они имеют право применить оружие, чтобы пресечь мои по-ползновения на частную собственность. Чего я добьюсь? Нет, глупо-сти все это.
Я ушел домой, стал пить водку и дожидаться адвоката. Он вско-ре появился, молодой, но судя по всему ушлый. Правда, что такое до-прос плененного боевика, он не знал, и, наверное, даже по телевизору такого не видел никогда. Да я его здорово-то и не пытал, так, немного вломил. Он сначала молчал и хлопал глазками, потом, когда я, вздох-нув, достал из кладовки паяльник, адвокат стал громко икать. Я не стал ждать, когда он проикается, сообразил, что нужную мне инфор-мацию я могу получить и без применения электробытовых приборов и инструментов, отобрал у него мобильник и пролистал записную книж-ку. Эльвира Юльевна там была, правда, почему-то уже под фамилией Родаева. Славно! Я переписал ее номер в тетрадь для рецептов, а мобильник вернул его владельцу, потом дал ему хорошего пинка и от-правил восвояси – при моем разговоре с Эльвирой свидетелей не хва-тало!
– Это тебе за то, что ты такой скрытный, – сказал я ему на про-щание.
У меня и в мыслях не было уговаривать Эльвиру, чтобы она на-зад вернулась, в лоно семьи, как говорят англичане. Мне Маришку за-хотелось увидеть, или услышать на худой конец. Я знать должен был, вспоминает ли она обо мне, скучает ли?
Лучше бы я не звонил! Лучше бы самообман продолжался даль-ше.
Эльвира ответила сразу и видимо по номеру на дисплее своего телефона поняла, кто ей звонит. Не здороваясь, спросила:
– Даниил жив?
– Какой Даниил?
– Адвокат.
– Жив. Я ведь не душегубец. Мне Маришку увидеть надо.
Эльвира долго молчала, не зная, что ответить.
– Ты оглохла? Я о Маришке вопрос задал.
– Мариша в бассейне. Плавает.
– Одна? – испугался я.
– Нет, естественно, не одна. С ней няня, инструктор по плаванью и два телохранителя.
– А не многовато двух-то?
– Ты пьян?
– Есть маленько… А ты что, со своим новым супругом, тоже под охраной трахаешься? Очуметь! Вся жизнь под наблюдением!
Эльвира пропустила мимо ушей мои дурацкие шутки.
– Марина здорова и прекрасно себя чувствует, – сказала она.
– Мне ее нужно увидеть, – повторил я.
– Зачем?
– Странный вопрос! Не находишь? Зачем это мне вдруг захоте-лось увидеть собственную дочь? Она ведь моя дочь?
– Твоя, можешь не сомневаться.
– Ну, и…?
– Видеть ее тебе ни к чему. Я ведь знаю, Денис, на что ты спосо-бен в подобном состоянии. Ты можешь наделать глупостей, о которых потом жалеть будут все. Может быть, все, кроме тебя… Если хочешь, мы позвоним тебе, когда Мариша закончит плавать.
Собственно…, вот она. Уже возвращается.
Я услышал голосок дочурки. Она что-то сбивчиво рассказывала маме, по голосу ее было понятно, что она вполне довольна своей но-вой жизнью.
– Мариша, дочка, – услышал я голос Эльвиры. – Хочешь погово-рить с папой?
– С каким папой? С папой Денисом? – переспросила Маришка, и меня бросило в холодный пот от этого ее вопроса. С папой Денисом? Значит тот, другой, для нее теперь тоже папа! Папа Рафик. Быстро все произошло! Слишком быстро!
– Ну, давай, – нехотя согласилась Маришка. Я по ее интонации понял, что разговаривать со мной она не имеет абсолютно никакого желания. – Але? Привет папуля.
– Здравствуй, родная. – Я говорил хрипло, в горле у меня образо-валась пустыня Сахара.
– Ты заболел?
– Простыл немного.
– Нужно выпить горячего молока с медом и сливочным маслом. Ужасная гадость, но помогает. Мама всегда дает мне это пойло, если я простужаюсь…если простужусь.
– Я обязательно выпью, – пообещал я Маришке и подумал про себя:
'сейчас мне не молока нужно выпить, сейчас мне нужно много водки'.
– А еще лучше, – продолжала Маришка давать медицинские ре-комендации, – полоскать горло раствором соли и соды. Но самое пра-вильное – это профилактика простудных заболеваний. Нужно зака-ляться…закаливаться. Плавать нужно в бассейне каждый день. Я плаваю. Дядя Игорь меня учит плавать кролем. А через две недели мы с мамой и папой Рафиком поедем на Кипр. Там море. В море пла-вать – это совсем не то, что в бассейне. Море соленое. В бассейне, конечно, тоже хорошо. Можно любую температуру сделать. Но вода пресная и хлоркой пахнет… Ну все, пап, пока, мне на английский нуж-но идти.
Мэгги уже ждет. Мэгги – это моя училка по английскому. Я ведь теперь дома учусь, ко мне учителей на дом привозят. А Мэгги во-обще тут живет…
Я с трудом сдерживал крик, который давно уже просился наружу, он рвался из моей груди, крик отчаянья.
– Все, пап, пока. Звони, если заболеешь. Я скажу, что делать на-до.
Ни слова о том, что соскучилась по мне, ни слова о том, что хо-чет меня увидеть. Звони. Пока. Мне пора. Меня училка английского языка ждет.
– Какая училка? Какие уроки? Ведь сейчас лето. Каникулы! – крикнул я, но Маришка уже отдала трубку Эльвире.
– Марину готовят к поступлению в престижный колледж, – сказа-ла она. – Учителя той школы, где она училась, не в состоянии дать ей необходимый объем знаний, достаточный для дальнейшего обучения за границей.
– Гадина ты, – выдавил я из себя.
– Это не я. Жизнь такая…, гадкая и… жестокая.
Я бросил трубку и схватился за стакан. Я пил водку, не ощущая ее вкуса, я вливал в себя стакан за стаканом, пытаясь заглушить боль.
Но она, эта боль, никуда не уходила, она только сильнее становилась.
Я не пьянел. Я выпил уже литр, а был совершенно трезв. Я пил и ду-мал, я думал о жизни, о том, что я вычеркнут из нее. Я стал лишним на ее празднике. Я не нужен здесь. Я не нужен даже собственной до-чери. Что жена? Была, и нет. И хрен с ней! С глаз долой, из сердца вон! Но я не нужен и Маришке! У нее есть все, есть бассейн, есть ин-структор по плаванью, есть штат придворных учителей и гувернанток, есть даже два личных телохранителя. А через две недели она с ма-мой и со своим новым папой едет к морю. Разве я смог бы на свою пенсию и небольшой приработок свозить ее на море? Разве я смог бы организовать для нее индивидуальной обучение, а в последствии от-править ее в Кембридж или еще куда-нибудь? Не смог бы, если бы даже на десяти работах работал. А Рафик этот гребаный сможет. Ес-ли Эльвира не подкачает, если она качественно будет отрабатывать свалившиеся на нее блага, Маришка получит блестящее образование, сделает карьеру, станет светской львицей, удачно выйдет замуж. А я? Я ничего этого обеспечить не могу… То, что произошло, было ужас-ным, но правильным. Логичным. Маришке не нужен такой отец, как я. И Эльвире не нужен такой муж, как я. А самому-то себе я нужен? Нет, не нужен. Может быть, я нужен Родине?
