Збигнев Ненацкий - Остров преступников

— Скалбан продал мне щуку и был так любезен, что сам почистил ее. Он думает, что меня интересует история Барабашевой банды, поэтому пообещал что, когда я его посещу, рассказать о ней.

— Ему нельзя верить, — сказала Ганка. — Я давно знаю Скалбан, помню его еще с детства. Все считали его человеком недоброжелательным, неприятным и грубым. Дети боялись его, потому что он всегда пугал их, грозился бросить в воду и утопить. Отец рассказывал мне, что Скалбан был сыном известного здесь контрабандиста и всегда имел склонность к темным делам. Напьется, начнет дебоширить и побьет кого ему заблагорассудится. В последнее время он немного утих, мало пьет и не начинает драк. Вообще это человек мрачный и неохотный к разговорам. А тут вдруг продал вам щуку, еще и почистил…

— И пригласил меня к себе поговорить о Барабаше.

— Странно, — покачала головой Ганка. — Если бы я узнала, что в лесу на зверей охотится Скалбан, то не удивилась бы. Но он пригласил вас на разговор… Ой, ой, ой… Вы завоевали у него расположение, — добавила она насмешливо.

— Вам кажется, что это какая-то ловушка?

— Не знаю, но советую остерегаться. О Барабаше он действительно, наверное, много знает, хотя сам и не принадлежал к банде. Издавна живет по ту сторону реки, рыбачит и, очевидно, многое видел. Однако удивительно, что этот мрачный и скрытный человек вдруг захотел разговаривать на эту тему с журналистом, даже пригласил журналиста в гости…

— А не поехали бы вы со мной?

— Хорошо. Поедем сначала ко мне, вы оставите на дворе машину, а я перевезу вас в лодке на другой берег.

— Лодкой? Я собираюсь ехать к Скалбану на своей машине.

Ганка ничего не ответила, видимо думала, что я шучу. А я повел машину к месту, где песчаная дорога доходила до самого берега Вислы. Когда передние колеса машины были уже в воде, девушка сказала:

— Вы с ума сошли. Лучше я выйду, пока не поздно.

— Как хотите, — пожал я плечами.

Ганка посмотрела на реку, широко разлившуюся в этом месте, потом посмотрела на меня и снова на реку, на тот берег. Вода в Висле была мутная, вся коричневая от ила, а водная гладь испещрена белыми пятнами пены.

— Вода поднялась, — предостерегла меня Ганка. — В горах уже три недели идут дожди, ливни. Утром по радио передавали, что первая высокая вода дойдет сегодня до Цехоцинка.

Ганка, видимо, надеялась, что по ее словам я откажусь от своего безумного замысла переехать Вислу автомобилем. Но я включил лопасти турбины и «сам» медленно поплыл.

— Ой, — завизжала Ганка, когда перед машины немного глубже погрузился в реку. Девушка готова была выскочить из машины и даже схватилась за ручку. Но «сам» был уже в нескольких метрах от берега и смешно бормоча «пар — пар — пар», боролся с течением, которое старалось его побороть. Я позволил воде отнести машину на середину реки, тогда повернул руль и поставил «сама» передом к течению. Когда я увеличил скорость, машина легко победила сильное течение Вислы.

— Она замечательная, — сказала Ганка о машине дяди Громилла.

Я милостиво кивнул головой. Ганкин комплимент был, по моему мнению, вполне к месту.

Медленно подплывали мы к другому берегу. Краем тянулась широкая полоса ивняка, а за ней поднималась плотина, защищавшая берег от наводнения.

— Где живет Скалбан?

— За плотиной. Видите ту красную кровлю? Вот там. Можно выехать здесь на песок. Поставим машину на берегу и пойдем через плотину в Скалбанину усадьбу.

Так мы и сделали, — покинули «сама» на песчаном берегу, а сами вылезли на плотину. За ней бежала дорога в ивах, а по ту сторону дороги виднелось небольшое село.

Скалбанина усадьба прижалась к краю села. Это была маленькая хижина на два окна, видимо, только одна комната и кухня. На небольшом дворе стоял еще сарай, сбоку от него — собачья конура. На грубой цепи, как бешеный, скалился и лаял огромный пес.

На дверях дома висел замок.

— Нет его дома, — сказала Ганка.

Пес и дальше рвался с цепи и громко лаял. На этот лай из соседнего двора вышла женщина и быстро подошла к нам.

— Скалбана нет дома, — сказала она, пристально осматривая нас. — Со вчерашнего нету. Голодный пес так выл, что сегодня утром я пожалела его и накормила.

— Не говорил Скалбан, куда пойдет и когда вернется? — Спросил я.

— Ничего не говорил. Когда бы я знала, что куда-то пойдет, то я бы накормила собаку. Он всегда меня предупреждал, когда куда-то выбирался, еще было и попросит не забыть за собаку.

— Его лодки не видно на берегу, — вмешалась в разговор Ганка.

— Вот он и поплыл куда-то лодкой. Только странно, что ничего мне не сказал.

Мы вернулись к «саму» и поехали обратно. Попрощавшись с Ганкой, я отправился в лагерь.

Из всех антропологов на полуострове был только господин Опалка, который заканчивал воспроизводить лицо по черепу, который нашли лучники. Мне интересно было посмотреть на эту работу, и я спустился в лагерь антропологов и сел на песке возле господина Опалка. Голова была уже готова. Очень бледное от гипса, плоское, монгольское лицо, широкий нос и глаза, глубоко сидевшие в глазницах, как у Скалбана — все неприятно поражало.

Господин Опалка дружески подмигнул мне, улыбнулся, принес из палатки краски и дорисовал лицу голубые глаза, подкрасил губы и щеки, а остальные части белого гипса покрыл желтой краской. Затем лукаво улыбнулся мне и надел на свое творение спортивную шапку. Теперь голова производила какое-то гнетущее впечатление, казалось, что на деревянном постаменте лежала голова живого человека.

Из городка пришла в лагерь госпожа Пилярчикова.

— Я к вам, — сказала она, обращаясь ко мне. — Сегодня воскресенье, я заперла лавку и говорю себе: пойду пройдусь лесом и, может, узнаю как вам живется здесь, в нашем крае. Давно вы не заглядывали ко мне. А пиво у меня свежее, недавно привезли.

Господин Опалка вынес из палатки фотоаппарат и пользуясь ярким солнцем, взялся фотографировать свое творение. Госпожа Пилярчикова взглянула на искусственную голову и сказала:

— А этого чудака я знаю. Осенью он заходил в мою лавку вроде как выпить пива, а на самом деле расспрашивал обо всем, так же как и вы, господин.

Я пожал плечами.

— Вы уже придумываете, госпожа Пилярчикова. Это только череп, которому доработано лицо, понимаете?

Она кивнула.

— Понимать — то я понимаю. Неглупая ведь. Но того чудака я знаю. Он пил у меня пиво и обо всем расспрашивал. У меня неплохая память, а кто меня расспрашивает, того я хорошо запоминаю.

— Глупости вы говорите, — рассердился я. — Этот череп был найден в лесу, понимаете?

— Понимаю. Значит, я знаю этот череп.

— Что? Вы знаете этот череп? Я вам объясняю, что в лесу, в старом бункере нашли человеческий скелет, человеческие кости, понимаете? Череп принесли сюда, и этот господин доделал его лицо.

Наконец госпожа Пилярчикова поняла о чем идет речь и наполненная тревогой, заломила руки.

— Так этот человек был убит в лесу? Боже милосердный, кто его убил?

— Кого убил?

— Ну того, что пил у меня пиво и расспрашивал о разных вещах.

— Но я вам объяснял, что этого не может быть. Это череп, видимо, какого-то солдата, погибшего в окопах на войне.

— Того человека я знаю, как сейчас вижу его. Был у меня и пил пиво, — уперлась госпожа Пилярчикова.

— Вам только так кажется.

— Не кажется, я знаю наверняка. Можете спросить у людей. Он брился в парикмахерской на базаре, это я знаю, потому что потом я говорила с парикмахером, у него этот человек тоже спрашивал о разных вещах.

— Ну ладно, — пожал я плечами. — Хватит с уже этой историей. У вас, кажется, какое-то дело до меня?

— Какое дело? — Удивилась госпожа Пилярчикова. — Я пришла просто так, ну и за свежее пиво хотела вам сказать.

Я молчал.

— Да, — неожиданно она словно вспомнила что-то важное и наклонилась ко мне: вы что-то знаете и я что-то знаю, если бы мы так поговорили, чтобы и вам было полезно и мне.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что вы знаете о помещичьих сокровищах.

— Э-э, сказки, — махнул я рукой.

— А вот и не сказки, — сказала она, схватив меня за руку. — Те сокровища были зарыты где-то в земле, но кто-то перенес их ночью на другое место. И чуть часть вещей не погубил дорогой.

— Это я уже знаю.

— Знаете? А я думала, что за такую новость вы мне скажете что-нибудь интересное, — разочарованно протянула госпожа Пилярчикова.

— Конечно, — осторожно начал я, — вы можете рассказать мне что-то важное. Я очень заинтересован, кому вы рассказали, что у меня есть план этого края, начертанный цветными карандашами.

— Ни одной живой душе не говорила. Вот крест святой, не говорила, — клялась госпожа Пилярчикова. — Мне все честно можно говорить, я никому не передам. Разве только Скалбану о вашем план намекнула.