Иржи Грошек - Помпеи нон грата
Итого: будем считать, что получившие компенсацию люди отстроили себе такие же халупы, но за чертой прежней оседлости. В местах наиболее вероятного прорыва противника районные власти поставили природоохранные войска. А собственники жилья разделились во мнениях на бывших и отщепенцев. Почти сто процентов законопослушных граждан плюнуло и уехало, удовлетворившись компенсацией, и только феноменальные сопротивленцы задержались. Конечно, они понимали, что Эйск обречен на полное исчезновение, но пока в нем оставались жители – город существовал. Вдобавок все отщепенцы отказались от компенсации и продолжали числиться собственниками жилья по всем государственным реестрам, покуда их домовладения не ухнули в море, где никакой постоянной прописки уже не требовалось. Но самое примечательное, что этот отряд сопротивления состоял преимущественно из женщин, за редким или даже редчайшим исключением…
Книга VI
Эрато
Клеомен же, как говорят, когда скифы прибыли в Спарту для переговоров, слишком часто общался со скифами; общаясь же с ними больше, чем подобало, он научился у них пить неразбавленное вино. От этого-то, как думают, спартанский царь и впал в безумие. С тех пор спартанцы, когда хотят выпить хмельного вина, говорят: «Наливай по-скифски…»
Геродот[15] На восьмой день до сентябрьских календ, что всегда соответствует двадцать пятому августа и прочей белиберде, но только в Помпеях, я проснулся ни свет ни заря не дома, а в борделе. И, судя по всему, вчерашний симпосиум удался на славу, потому что рядом со мной на постели находилась Исида, а девки были разбросаны по периметру комнаты, как на известной фреске «Погром в гареме», и весьма живописным образом. Да засыпь нас пеплом Везувия – и никакой археолог не догадается, что здесь творилось в последний день Помпеи. Почему одиннадцать девок лежат вдоль стен, а мы с Исидой – поперек кровати, и все абсолютно голые.
Кстати, ваш покорный слуга тоже имел об этом смутное представление. Скорее всего, неразбавленное вино, которым вчера мы несколько злоупотребляли, внесло свои коррективы в программу симпосиума, и, должно быть, по той же причине девки попáдали замертво и застыли в самых невероятных позах. А вы говорите – угарный газ! Я бы сказал – загадка истории, в частности, как получилось, что мы с Исидой находимся на кровати в тесной близости? Или флейтисток мне не хватило? И, опершись на локоть, я принялся их пересчитывать:
– Ать-два… Ать-два…
– Ты выиграл, – сообщила мне полусонная Исида. – Целых двенадцать раз…
– Отлично, – вяло порадовался я. – Только мне хотелось бы уточнить, что именно?
– Разве ты не помнишь? – удивилась Исида, впрочем весьма умеренно. – Возможно, это и к лучшему…
– Да чего же здесь хорошего? – зевнул я. – Если я выиграл, как ты утверждаешь, то где же приз?
– Он лежит рядом с тобой, – сказала Исида. – И не зевай как кашалот, ты нагоняешь на меня тоску, да еще с похмелья.
Ради порядка я пошарил руками вокруг себя, но ничего существенного не обнаружил, кроме обнаженной Исиды.
– Неужели? – озадачился я.
– Вот-вот, – подтвердила она.
– А как такое могло случиться, и целых двенадцать раз? – опешил я.
– Ну-у… – Исида скрестила ноги и закинула руки за голову. – Как только вчера мы заслушали все истории новоявленных шехерезад о том, как они оказались в борделе, прелюдия, само собой, закончилась и наступила пора переходить к делу. Тут я выразила сомнение, что ты сможешь осчастливить всех…
– Что значит «всех»? – нахмурился я. – Говори яснее…
– В количестве одиннадцати флейтисток, – пояснила Исида.
– И как осчастливить? – уточнил я.
– Почтить каждое лоно своим присутствием, – определила Исида.
– Тьфу, – поморщился я. – Лучше бы ты материлась.
– Нет нужды, – отбрехалась Исида. – Тебе интересно, что было дальше?
– Не очень, но продолжай, – ответил я.
– А дальше ты подтвердил свои намерения непристойным танцем, – продолжила Исида, – и заявил, что между одиннадцатью и двенадцатью нет никакой половой разницы и поэтому ты готов разобраться со всеми без исключения… Тут я должна сказать, что за время прелюдии мы достаточно выпили неразбавленного вина для того, чтобы медленно спуститься с Везувия и без разбора осчастливить все Помпеи. Однако твое бахвальство показалось мне чересчур самонадеянным, особенно по части меня…
– По какой, по какой части? – глупейшим образом пошутил я.
– Дурак, – справедливо заметила Исида. – Тогда я спросила: а можешь ли ты совершить подвиг, на который даже Геракл не отваживался? То есть способен ли ты осчастливить двенадцать раз, но только одну женщину?
– И я, конечно же, согласился? – горестно усмехнулся я.
– «Йа-йа! Натюрлих! – передразнила меня Исида. – Вас волен зи?! Чем вы хотите начать и закончить этот приятный вечер?!» – закричал ты страшно, по-варварски, и набросился на меня, как германский наемник, а флейтистки с ужасом разбежались…
– И все-то ты врешь, – снова зевнул я. – Во-первых, я не знаю германского языка, а во-вторых, начать двенадцать раз – это тебе не кончить…
– Ну, я считала только собственные оргазмы, – призналась Исида. – Qui pro quo! Одно вместо другого.
– А что приключилось с флейтистками? – поинтересовался я. – Или это Мамай прошелся по комнате?
Исида на минуту задумалась.
– Не было здесь никакого Мамая, – сообщила она. – Просто я сказала флейтисткам, что лучше не вмешиваться в наши отношения, а несогласные могут засунуть себе тютельки в тютельки. Вот почему девицы снова набросились на вино и быстро нахрюкались до поросячьего визга.
– Славно погуляли! – подытожил я. – Мало того, что мы приперлись в бордель, как оказалось, со своим самоваром, да теперь придется еще с флейтистками расплачиваться, и непонятно, за какую музыку.
И ни слова больше не говоря, мы с Исидой быстренько оделись, скрутили из простыней веревку и покинули это гнусное заведение через окно. Пусть флейтистки думают, что здесь было, когда слегка протрезвеют. Мамай или моряк Папай…
– В другой раз, когда мне стукнет в голову прошвырнуться по девочкам, пойду один, – пробурчал я.
– В другой раз я сама тебя стукну, – пообещала Исида, – если решишь прошвырнуться самостоятельно.
Выбравшись из борделя, мы прошли чуть дальше по улице, но все равно разговаривали вполголоса, чтобы не потревожить отдыхающих флейтисток.
– Да что же это получается? – возмущался я. – И не симпосиум, и не оргия, а двоеженство какое-то! Дома Юлия Феликс, словно Пенелопа, говноткачеством занимается, вырвешься на минуту в бордель, а там уже ты поджидаешь!
– А еще женщины любят порассуждать, – поддержала меня Исида, – за кого бы не вышли замуж! Только и слышишь со всех сторон, мол, я за такого придурка замуж бы не пошла, нет, не пошла! Как будто придурки и в самом деле чем-то отличаются друг от друга.
Тут, на всякий случай, я огляделся по сторонам, однако на этой злосчастной улице мне просто не с кем было помериться интеллектуальными способностями. Ни у кого ума не хватило покинуть бордель в такую рань. Конечно, самый достойный ответ на женские измышления по поводу мужчин – это презрительно плюнуть и промолчать, однако я тоже имел девять претензий к собственной музе, так называемой Мнемосине, родоначальнице всех существующих муз…
Во-первых, муза должна обладать хорошей грузоподъемностью, чтобы легко и грациозно вынести из таверны два бочонка вина и припорхнуть с этой поклажей домой для дальнейшего вдохновения;
во-вторых, муза не должна отзываться на имя Муза, иначе я представляю себе толстую и усатую еврейку из города Хайфа, очень расстраиваюсь и совершенно не вдохновляюсь;
в-третьих, муза должна вести себя тихо, а не трендеть целыми днями на лире или других музыкальных инструментах, или с подругами. В противном случае я только злобствую, а не вдохновляюсь;
в-четвертых, муза обязана хорошо готовить. А именно: наваристый борщ, харчо из молодого барашка, мясное рагу, пирожки с капустой, пирожки с яблоками, пирожки с рисом и пирожки с чертом в ступе. Вдобавок: макароны по-флотски, драники по-белорусски, пиццу по-неаполитански и люля-кебаб с улюлюканьем;
в-пятых, муза обязана быть подтянутой и готовой к соитию. Двадцать четыре часа в сутки. Потому что недолог путь от поэтического вдохновения до эрекции. (Конечно, во всяких правилах есть исключения. Ну, например, если поэт вдохновляется музой, то поэтесса – собственным мужем. А если все-таки – музой, то мы наблюдаем сапфическую связь в прямом эфире);
в-шестых, муза должна быть умной, иначе чем обусловлен ее персональный выбор;
в-седьмых, муза должна быть духовно организованной: хорошо одеваться и поддерживать разговор на культурно-оздоровительные темы. А именно: о футболе, о рыбалке, о бабах и о том, «как мы вчера нажрались»;
