Наталья Арбузова - Не любо - не слушай
Река на равнине петляет - не знает, куда податься. Подмывает крутой берег, наносит на отмель песок. По отмели разгуливают незнакомые нам птицы, иной раз выскочит рыба – блеснет, плеснет и уйдет. Хорошо на новой стоянке забрести по колено в воду, засучив штаны еще выше, и почище набрать воды. Мы все здесь парни крутые, один к одному подобранные, и не найти среди нас ни одной паршивой овцы. Мы жесткие, насмешливые, ушедшие в отрыв от предшествующих поколений, узнающие мир с нуля. В который раз кончилось время, его отсчет пошел заново, опять динозавры вымерли, и хватит, и точка ru.
На рынке живут в общем дружно, но выпендриваться нельзя. Если ты что прочла хорошего - позабудь. Если крутят плохую музыку - промолчи. Присмотри за чужим товаром, присмотрят и за твоим. Покупателей меньше, чем продавцов, ажиотаж давно схлынул. Но минимальный заработок хозяин тебе гарантирует, и если его чуть-чуть обмануть, то, при наличье квартиры, с грехом пополам проживешь. Влад у нас ничего не берет. Юра готовит себе отдельно – всякую дрянь, и честно участвует в общих расходах. Сумок на рынок мне больше не носит – весь в творчестве, с позволенья сказать. Остаток денег от квартирантов идет у него псу под хвост.
Не псу под хвост, а на пользу российской культуре (Юрий).
Прискорбное заблужденье (Нина).
Никогда не женюсь (Влад).
Слепой сказал: посмотрим (автор).
Сдаем фильтрацию сигнала по отстойному учебнику. Зато метод подсказки вполне современный: из соседней аудитории по мобилу, СМСками и передачей изображенья. У доцента Никифорова шерсть растет из ушей. Он сильно волочит ногу: девятого мая на даче свалился тепленький с лестницы. Уж если он сам воткнул, то всех заставит воткнуть. Мы не против: того, во что он въехал, не так уж много. Зарабатываем раза в четыре больше него, и плевать мы хотели. Кто мог уйти с преподаванья – давно ушел. Остались такие вот. Особенно кроликов не разводят: по-тихому принял экзамен, и на природу. Мы с Тёмой платники, нам достаточно тройки. Еду сейчас по вызову: у богатого лоха завис компьютер. Сколько денег осело на руках у глупых людей!
Месяца два назад мне предложили участвовать в почетном издании. В прекрасном тисненом переплете с золотом – стихи Ахматовой, Гумилева, Цветаевой, Мандельштама, Киплинга -
кого еще не вспомнили? (Нина)
и троих современных поэтов. Заранее платить ничего не надо, потом только выкупить два экземпляра. Очень выгодное предложенье. Я с благодарностью согласился и отобрал пять лучших стихотворений. Цена определиться чуть позже, в рабочем порядке.
Дурак, они тебя разденут. Будешь сидеть голодный – я тебе щей не налью. Тоже нашелся Киплинг… ты его и прочел два дня назад. Чукча не читатель, чукча писатель (Нина).
Это правда… чтение других поэтов сбивает меня с собственного стиля (Юрий).
А у тебя он есть? в чем состоит, опиши (Нина).
Лето летит. Тёмкины предки в Испании, мы с Тёмой на ихней даче. Темные тени деревьев, плетеные кресла, фонарь на крыльце – сидим балдеем. Тёмкина сестра Вика притусовалась к нам. Ей семнадцать, только что поступила на юридический – пирсинг, наклейки, негритянские косички, собранные в пучок. Тёмка сказал: гляди – она к тебе клеится. Ладно, вперед, я за… пусть лучше ты, чем другой. Фишка в том, что я не люблю им сдаваться, я хотел бы сам выбирать. Но не выходит: уж очень они достают, и отбиваться стыдно. Опять получилось ни то ни се.
Сам ты ни то ни се… всех вас приходится расшевеливать (Вика).
Кого это всех? не одобряю. Но предкам – не бойся – не сдам (Артём).
Мои два экземпляра лежали ждали меня. Я благоговейно взвесил один из них на ладони. Полистал: современные авторы, как и должно быть, в конце. Достал бумажник, вынул деньги, вопросительно посмотрел на издателя. Услыхавши цену, сел на стул, вытер лоб платком. Стал просить продать мне лишь один экземпляр. Ответ был: нельзя. Всё или ничего. Мерзавец, видно, решил для верности возложить все расходы по изданию книги на несчастных троих современных авторов. Я поехал занять денег. Вернулся очень нескоро, но господина издателя на месте застал. Выхожу с драгоценным грузом. У ворот, возле летнего кафе, растерянно топчется мой товарищ по сборникам в складчину Марк Поташов. Я поспешил похвастаться своим сокровищем. Он с ходу полез в конец книги, нахмурился, достал из полиэтиленового пакета точно таких же два тома. Не совсем: современные авторы в конце были приброшюрованы другие, и в частности Марк Поташов. Сколько же нас оказалось таких дураков? Мы зашагали молча в магазин «Летний сад». Знакомый переплет на прилавке бросился нам в глаза. Скромно просим у девушки посмотреть. Никаких современных авторов в конце не было, и цена была названа умеренная. Итак, я владелец двух бутафорских томов. На худой конец можно показать их дамам, знающим имена хоть половины известных поэтов, там фигурирующих. Но дамы и без Киплинга сверхактивны, а с Киплингом и вовсе замучат. Ни в каких деловых ситуациях столь явная липа не пройдет, только влипнешь. Забей, как сказал бы Влад. Укорять издателя мы не пошли.
И правильно сделали… что с возу упало, то пропало (Нина).
Я голодал цельный месяц. Однако же щей Нина мне налила, и не однажды, в силу чего между нами чуть было не установились прежние отношенья.
Чуть-чуть не считается (Нина).
У решетчатой железной калитки мягко остановилась вот такая тачка. Вышла Вика, помахала парню за рулем. Тёмка стриг газон, крикнул мне: открой! Открыл, стою торможу: опустив стекло, на меня уставился точно удав на кролика Витька Анохин. Не я один изменился, он тоже: бритоголовый, дочерна загоревший качок, шея во, плечи во – торчат из открытой майки. Посигналил мне, что узнал, и уехал. Вика вошла, толкнув меня боком. Вика, откуда ты знаешь такого крутого? –. А ты откуда? по виду у вас ничего нет общего. Не рассказать же ей, как он пятнадцать лет меня бил. Тёмка освободился – я рассказал ему. Сразу забеспокоился, побежал предупредить, чтоб Вика Витьку не наводила на мой след. Тёмочка, опоздал: Виктор сейчас мне звонил, спрашивал про одноклассника, я ему всё что могла рассказала. – Ну, дура.
Я знал, что ты мне еще попадешься. Учти, я тебя не искал. Но раз так – не жалуйся. Свое получишь (Виктор).
В литфонд я смог вступить не сразу (мой дядя самых честных правил). В литфонд я не сразу смог вступить (я волком бы выгрыз бюрократизм). В общем, там была чехарда и грызня. Били стекла, охрана никого не впускала, на двери висели вырезки из газет.
Сводки с театра военных действий (Нина).
Я уж было сдал анкету с фотографией и заявление, но через месяц лица были совсем другие, и бумаг не нашли.
Осуществился передел собственности – вернее всего, не последний (Нина).
Нине очко. Как в воду глядит.
Заполнил еще раз. К лету успели принять, и я заказал
кого, чудо? (Нина)
путевку в дом творчества Переделкино. С пятнадцатого июля. Соберусь с деньгами и оплачу.
А то тебе тут условий для творчества и для отдыха нет. Тимирязевский лес рядом. Я на рынке с утра до вечера, без выходных. Один в трехкомнатной квартире… хоть катайся на роликах (Нина).
Я бы охотно попробовал… на тех, из которых Владик вырос – они мне как раз подойдут (Юрий).
Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало (Нина).
Отставить ролики! мне нужно пробиваться, делать себе имя (Юрий).
Ну, на дерьмо сошел (Нина).
Опять Нине очко. Забивает по всем статьям (автор).
Празднуем мой день рожденья у Тёмы на даче. С институтом еще не совсем расплевались: у второго курса практика на ВЦ – мы с ними нянчимся. Но уж бакланим по полной программе. Вика пытается изобразить из себя подружку виновника торжества – мы с Тёмой ей не даем… много хочет. Спать не гоним – пусть скажет спасибо. Ветер ночной налетит, зашумит, разбросает пустые одноразовые стаканы и стихнет. А ты не зевай, наливай себе сам, я уже задолбался. Фонарь у калитки качается. Кто там стоит? Доллар, ты почему не лаешь? Доллар щетинится, пятится и молчит. Тощий чужой человек глухим голосом просит: налейте. Налили полный стакан. Выпил и не уходит. Чего еще? – Дайте план. –Нету, иди гуляй. – Вот у него! и вобще он ширяется. Показывает на Павлина. Ну и нюх! как у таможенного поросенка. Павлин вялым шагом подходит, дает ему что просил. Так вот, я не вру: двадцать три человека видели. Маньяк схватил Павлинову руку – разжать ее не дает и тащит к себе сквозь решетку. Ты, статуя командора, - начитанный Павлин говорит, - между прутьями я всё равно не пролезу. Отпусти… у тебя уже глюки! ложись в больницу. Мы отнимали Павлина у командора втроем: Тёма палкой ударил статую по руке, я вцепился в холодные ее пальцы, пытаясь разжать. Олег обхватил Павлина и со всей силы тянул от решетки прочь. Только когда алкаш исчез в темноте, Доллар решился тявкнуть.
