Евгений Федоров - Проклятие
Что еще можно молвить?
Живем исключительно интересными, густыми, волнующими, ароматными слухами. Вестимо дело, можно лопухнуться, сморозить не то. Мы мало смыслим в этой загадочной, удивительной стране, живущей напряженной творческой жизнью. Наши сведения из вторых рук, все с чужого голоса.
Параши Шехерезады, сорока нынче на хвосте принесла, заслушаешься. Расстегнули от удивления рты, уши развесили, говори, говори, милок. Какие идешки там ходят, оголились, легкомысленные, озорные юбочки, шаловливые, халтура, одно название что юбочки, сексуальная революция, прорыв, каверзные, коротенькие, щеголеватые; даровитые, породистые, загорелые, веселые ножки! свежие, смелые, бедовые до помрачения рассудка, в голове карусель начинается, соблазн сплошной, при виде их начинают цвести пышным цветом шаловливые, либеральные фантазии, я бы ее! эх! о смерти надо думать, а всё кругами идет. Какими разными разностями они там питаются? не девичьи ножки, а сладкий грех! Прознобят. Глаза и липнут, и разбегаются.
Коли внимаешь россказням, само, непостижимым образом сорвется с языка:
— Нет страны лучше Израиля!
Больше жизни. Спешите, летите в Израиль, сами увидите. Сказывают, как есть все, что лучше раз своими глазами увидеть, чем 10 раз слышать басни и лишь облизываться.
Вроде — эпилог.
Пускай, эко диво, это немного испорченный телефон, просочилось, степень достоверности высокая, наслышаны, прежде всего стало нам известно, что Паша, наш Паша, освободился от мучительных, вечных, генных, шизофренистических запоров, от всех немощей, семейных недугов, уже забыл, что такое пурген, катарсис; питание? действующие на организм пользительные, витаминные соки? На удивление переменился, другой, перед нами мужик в соку, сияет в сто сорок солнц, как сказал бы Маяковский, хочется сказать сильнее, заматерел, степенен, хороших кондиций, сморкается солидно, культурно вытирает нос белоснежным платком, нажрал этот самый, который между ног болтается и на букву ха называется, так изящно выразился Бирон, имея в виду, не подумайте плохого, хобот, нарастил брюшко, которое непрерывно и явно с удовольствием поглаживает, величает “трудовая мозоль”, и это внезапное брюшко, удав заглотил слона, баба на восьмом месяце, на сносях, того гляди родит у вас на глазах, смущает арбуз, наводит на лукавые мысли, а вдруг это беременность, та вожделенная земля полна чудес, непорочное зачатие, вознесение Ильи пророка живым на небо в огненной колеснице, воскрешения мертвых, чего только не было на этой удивительной земле!..
Нет, не узнать Пашу, пышет здоровьем, лоснится, с прекрасным, стройным кипарисом его не сравнишь, не назовешь тем паче юным Давидом, по-новому вылепляет себя, умная игра ланитных мышц, умная улыбка, холит отличную, скажем сильнее, роскошную, несоразмерную русую бороду, отнюдь не иудейскую, а славянскую (девушки, поди, глазеют на эту бороду, думают, раз у него такие славные вторичные половые признаки, какие же первичные!), мягкая славянская фактура лица, всё ему на пользу, неузнаваем, гипертонию, запоры как рукой сняло, дело в том, что у расторопного Паши на зависть всё удалось, давно не в подвешенном состоянии, всё на зависть благополучно. Нисколечко не преувеличиваем, не свист, его ласкает счастье, удачлив с первой примерки, жребий благословляет его, да и сам не промах, фарт плывет в руки, чему способствуют природные данные и объективные обстоятельства, легко и безболезненно врос в новую жизнь, в те непонятные джунгли малопонятного мира, где всё продается и покупается, отлично себя чувствует в другой культуре, никого внутреннего разлада с самим собой, что на витрине, то и в магазине, сапог оказался как раз по размеру, во всем ультрасовременен, много, успешно работает, исключительно и до абсурда всем доволен, не скучает, настроение замечательное (всегда!), жизнелюб, радость умножается, нет словесных поносов, кривляний, уродливой одержимости, нет былого апломба, не раскочегаривает, как бывало, в себе ненависть к России, к византинизму, перегорели страсти, глубокое прозябание, исчезли былой и воинственный пыл, и былой нонконформизм, пикейность, степенен, обмяк, возрастное, “ожирел сердцем”, так сказанул бы в данном случае Блаженный Августин (“Исповедь”), забурел, выскочив из мощного магнитного поля России, ловко набросил узду на мечту, завязал, как говорится, тугим узлом. Перед нами не вчерашний неисправимый, оголтелый романтик, а трезвый реалист, взирающий на мир с высоты удавшегося, слаженного сюжета, испарился юношеский романтизм, обещал умру романтиком, сулил, так как же? вечно бодрствует, сверзился с облаков фантазии в нормальность и прозу, без завихрений, пафоса, никакого визионерства, внутренне опрятен, какая-то сверхлогическая голова, устроился вне хрустального дворца, всемирного братства, которое проклято еще его прапрапрабабкой, без поэзии, красивых мифов и вечных русских утопий, разумен и до абсурда рационален, просто стал взрослым, уравновешенным, объясняет всё простым и естественным ходом времени, великодушен, надежен, хочется сказать, исключительно буржуазен, покладист, респектабелен, исчезли неприятные волчьи завывания и всякие там грозовые интонации голоса, исчезла булькающая, надменная, причмокивающая манера речи, исцелился, никаких взасос, свободен от повседневного мятежа, стоически уравновешен, но не брюзга и мымра, не педант, живет легко и весело, знает толк в хорошем коньяке, но не назюзюкивается, как некоторые, как его отец, кое-кто еще, вообще нормален, уравновешен, нивелировка вкуса, мнений, не одержимый воитель, нет кусачести, сумасбродствующей, аспидной, вообще не изверг, каким был раньше, каким мы его знали, поет другие песни, не такой, каким был в России, появилась простота, непосредственность, открытость, приятен в человеческом плане, психически талантлив, перестал гениальничать, идеологический хмель, как водка на третий день после загула, улетучился, нет былой неприятной кичливости, словно в России весь пар растранжирил, умиротворен, отрезанный ломоть, интеллектуально перебесился, заметна умственная лень, некоторая замшелость, чего раньше не замечалось, улыбчив, улыбка то и дело делается открытой, солнечной, снисходительно и с аппетитом хохмит, не пренебрегает здравым смыслом, воинственные легкость и бессодержательность балагурства, словно в Израиле подвергся оскоплению, всегда в хорошем, приподнятом настроении, имеет дар художественно и со смаком плести смешные истории, в невинной, похмыкивающей, балаганной манере травит вам дешевые еврейские анекдоты, запускает анекдоты под небеса, чем занимается Рабинович на необитаемом острове? ищет следы антисемитизма! радушен, пуляет душевные слова, производит самое что ни на есть благоприятное впечатление, космос в душе.
О новых временах, о перестройке, о Горбачеве слушает с интересом и вниманием, а вообще-то стал откровенно неидеологичен, как отрезало, в память о прошлом забил осиновый кол, вампир ностальгии не сосет душу, спасибо, сыты по горло, тоска зеленая, скука, скука, рожу кислую корчит, словно лимон заглотил. Нет и нет, Россию он по-своему любит, уважает, любит замечательную русскую интеллигенцию, но не верит в нее, соблюдает некоторые традиции, блины с красной икрой на масленицу, водочка, недавно на симпозиуме, в Италии где-то, делал доклад о религиозности позднего Пушкина (зря выбрасывал: и в Израиле пригодился бы Пушкин, ссора с Пушкиным — ссора с Россией, а Паша больше ни с кем не хочет ссориться), хорошо, корректно расставил акценты, закрыл тему, хвалили все, доклад понравился самому Лесскису. В их доме гостеприимство налицо, кутить так кутить, очень гостеприимен, у него всегда можно остановиться, встречает всех и каждого колдовской, солнечной улыбкой, на которую невозможно не купиться, все покупаются, голосище тот же, не изменился, до неприличия басовит, как из бочки, трое детей, лук на грядке, действительно большой ученый, в Иерусалимском университете играет роль (сказать “играет роль” — сильнее, чем “играет большую роль”), обскакал многих, замечен, уважаем, в этом качестве вполне благоденствует, у него отнюдь не пустячная, а приличная харизма, да поприличнее, чем у других хватких, недобросовестных наглецов, проныр, прощелыг и спекулянтов (всё на шермачка, всё дуриком), перевертышей, из осиного гнезда, ловких, бессовестных интриганов, прочей понаехавшей шантрапы, дряни, штакетника, швали, шушеры, шоблы, отмечен свыше, под интересной звездой родился, обозначен в полном смысле этого слова необыкновенной, чудесной судьбой. Можно сказать, честно и без всяких дураков побывал в душегубке, в натуральной газовой камере Освенцима, не скопытился, как его одержимая мать, как его краснощекие красавицы сестры, девки — кровь с молоком, сама жизнь, не только не сыграл в ящик, остался жив, но позвольте нам выражение, сыграл в жизнь (газовая камера как бы пошла ему очень на пользу, самое оно — оглушительное чудо! осмеяна, посрамлена медицина!), даже голова ни чуточки не болела, как у других и некоторых, намек, Божий знак на нем! В Израиле отличные шансы, зацелован, красное солнышко, фавора что надо, всё само в руки плывет и клеится к нему, галушки сами в рот скачут, да какие галушки! успевай открывай, везет невероятно, сказочно (Наполеону, большевикам до поры до времени баснословно везло, шахматисты сделали интересное наблюдение, везет сильнейшему); словом, речь идет о том, как он сделался царем, ну не буквально царем, нынче нет моды на царей, поговаривают, дошли слухи, вроде ему корячится портфель министра культуры. Может, всё брех пустой, а хорошо бы! пусть всё свершится, как в прекрасной сказке Ершова, младшему фартит, карты в руки, козыри так и идут, звезды подмигивают, судьба, как честная, старательная баба, во всю подмахивает ему, в Израиле он почтенная фигура, не какой-нибудь профессор кислых щей, а доброкачественный, большой лингвист, удался, для вечности что-то сделал, состоялся, всех затмил и за пояс заткнул, укрепил здесь науку, да там и нет настоящей, истиной в нашем понимании лингвистики, они даже не знают, что это такое, не доросли до нее! ну — Дима Сегал, Ланглебен и обчелся, Мельчук в США, учит дураков американцев, мозги им вправляет, чем является и должна быть современная наука о слове, отстали от нас на столетие. Отнюдь не странно, что Паша окружен ореолом, будущее у него в кармане, сознание вполне можно не перегружать излишне сентиментальной мечтательностью, дар, умеет совместить, казалось бы, несовместимое, не обычная еврейская борзовость, уникальные лингвистические способности и уникальная, энциклопедическая ученость (энциклопедист и эрудит) оценены по достоинству, нарасхват, очень преуспел, развернулся как ученый, эрудиция, сверхфилолог, острый аналитический, вышколенный ум, с весом в научной, университетской среде. Здесь он величина, органично вписался, не просто вписался, а полностью растворился (иврит в совершенстве знает — о чем говорить, способности к языкам сверхъестественные, на семи новых языках дует, и древние знает, греческий, латынь), реноме отличное, слава гремит, остается множить эпитеты, прибавлять хвалу к хвале, корифей, птица высокого орлиного полета, светило, профессор с оттиснутым знаком Божиим на челе и с преогромной харизмой, за добрую русскую версту видна харизма (по гамбургскому табелю о рангах вообще черт знает что, высоко вознесся, ихний Эйнштейн, ихний Шагал, кто рискнет, осмелится, скажет правду, что Шагал неважный, слабый живописец? Да еще правда ли это?). У них там все заправские профессора, какая-то неясность в этом деле, нам, русским, этого не дано провентилировать, сдаемся без всякого боя. Так у них принято, не наше дело.
