Римма Глебова - Хроники Любви
У меня явно поднималась температура. Я засунула руку подмышку — горячо. Надо взять больничный, а иначе как я выкручусь? Я вытерла мальчишке нос, усадила на диван, положила рядом пачку бумажных салфеток, и дала ему глянцевый журнал с модными девицами, ничего другого у меня не было. Позвонила и вызвала врача, не бесплатно, конечно. Сказали, часа через полтора-два прибудет. Разбирая сумку, обнаружила там, кроме одежды, несколько машинок и мячик. Глянула в сторону дивана. Мальчишка пыхтел и усердно вырезал ножницами из журнала девиц, то и дело хватал салфетку и неумело вытирал нос. Вечно у меня ножницы валяются на столе, когда только успел взять. Но отнимать не стала, еще разревется, оно мне надо?
Наконец, явился врач, молодой парень. Померили мне температуру: 38,2. Назначил таблетки.
— И ему что-нибудь, — показала я в сторону дивана. Парень посмотрел на гору салфеток и выписал капли от насморка. А мне стал выписывать больничный лист.
— На неделю, — просяще сказала я, заглядывая ему в лицо и пытаясь кокетливо состроить глазки, — видите, мы оба больны…
Парень усмехнулся и что-то дописал в справке.
После ухода отзывчивого доктора я позвонила Женьке, объяснила ситуацию, надеясь и на ее отзывчивость. Она быстро прискакала, с любопытством оглядела мальчишку и убежала с рецептами в аптеку. Принесла лекарства, и еще притащила целый пакет: молоко, овсянку, и толстую книжку сказок, с картинками. Женька закапала мальчишке капли в нос, я со вниманием наблюдала процедуру. Потом она уселась на диван и с полчаса читала ему сказки, громко и с выражением, он даже сморкаться перестал. Я в кухне варила мальчишке овсяную кашу и кофе для нас. Заглянула в комнату — они гоняли мячик по ковру, мальчишка развеселился и бегал, как у себя дома.
Пока мы пили кофе, он умял полную тарелку каши и выпил стакан молока.
— Хоть тут проблем у тебя не будет, — сказала Женька, — а то, знаешь, какие привередливые детки бывают, ни черта не жрут.
Всё-то она знает, а я вот ничего.
— Ну, будем надеяться, что дамочка скоро выздоровеет, и все твои хлопоты закончатся, — утешающе сказала Женька перед уходом.
Только она вышла за дверь, как раздался звон чего-то разбитого. Я вбежала в комнату. Он пульнул мячик прямо в балконную застекленную дверь. Стекло и так было треснуто, но всё равно… Пришлось подметать, ползать, заглядывая во все углы, Юлик вздыхал и пытался помогать, но я его не допустила, только порезов и крови мне недоставало.
Позвонила Максу, и он пообещал утром прислать мастера.
Я постелила на диване и уложила Юлика спать, сама из спальни прислушивалась, но было тихо, даже сморканий не слышно.
Утром закапала ему капли, потом мы вместе умывались, потом завтракали кашей и чаем с булочкой и колбасой, и Юлик рассказывал мне сказки из новой книжки, энергично размахивая рукой с ложкой: «А он волку как двинет! А тот ему ка-а-к даст! А он ему ка-а-к врежет!..». Сказки, я конечно, в деталях уже не помню, но чтоб такое… Но я свои сомнения не озвучивала. А уж когда Юлик про колобок стал рассказывать… то там такие чудеса происходили… Я от смеха чуть под стол не свалилась. У Юлика был явный талант придумывать и переделывать услышанное.
Только поели, как пришел мастер. Вставил новое стекло, матовое и толстое. Нет худа без добра, меня вид треснутого стекла сильно удручал, но, когда бы я еще занялась заменой.
Юлик листал свою книжку, потом отложил ее и стал рассказывать про маму и про папу. Мама очень «ругательная», но хорошая. Папа самый лучший, но в садик за ним не приходит, много работает. Папа умеет всё, папа… папа… папа… — целая сага про папу.
Днем пришла Женька и повела Юлика на прогулку. А я убирала квартиру и готовила котлеты в большом количестве.
Вечером пришел Макс — котлеты очень пригодились. Юлик сказал, что ему здесь нравится, что Женя очень веселая, а про меня, что я даю ему вкусные конфеты и даже жвачку, и совсем не ругаюсь, ну совсем! При этом он покосился на балконную дверь. На его вопрос, когда же маму выпустят из больницы, Макс сказал, что мама скоро выздоровеет, и они его заберут домой. «Пусть не торопится, мне здесь неплохо, только мороженого нет», — сказал Юлик, и мы с Максом рассмеялись.
Так мы и жили. С Юликом, с дневной Женькой, вечерним Максом.
Через пять дней кикимору выписали, и Макс забрал Юлика. Юлик на прощание мне улыбнулся и помахал рукой. «Приходите в гости, у нас всегда мороженое есть», — сказал он.
Я на следующий день вернулась на работу. Довольная, что все заботы кончились и периодически отгоняя лезшие в голову мысли о… о Максе. Он ни разу не остался на ночь. Ни разу, хотя вполне бы мог. Кажется, ему такая идея и в голову не приходила. Он избегал прямых взглядов и явно не хотел никаких объяснений и выяснений. Его только Юлик интересовал. Как спал, что ел, сколько гулял. Мне в его заботах места не было. Юлик — вот весь его интерес. А ведь уготованная мина может взорваться… У меня не нашлось такой минуты, чтобы ему рассказать, да и обстановка сложилась неподходящая. И теперь я злилась. Отказаться совсем от Макса? Надо быть полной дурой! С Женькой советоваться не хотелось. Как-то она шепнула мне: «Так ты что-нибудь решила?». В этот момент ее дернул за руку Юлик, призывая играть в обещанные прятки, и она только сделала большие глаза. В них я прочитала большие сомнения. Я и без ее сомнений уже знаю, что делать. Или не знаю?..
Я вернулась вечером домой в тихую квартиру. Возле балконной двери, на полу валялась перевернутая красная машинка. Подняла, поставила на тумбочку возле телевизора. Щелкнула пультом, на экране резвились «ниндзя». Выключила. Пошла в спальню, достала из комода две бумаги. Просмотрела их. Стала рвать на мелкие клочки, они сыпались на ковер белыми мятыми лепестками. Мне никогда уже не достанется Макс, у него не будет для этого причины. Всё, чего я добилась, это приглашение Юлика придти на мороженое. У меня нет такого Юлика, с которым можно поесть мороженое. И если будет когда-нибудь, то уже не от Макса. Сейчас моя личная жизнь дала глубокую трещину. Как та разбитая тарелка.
Я позвонила Женьке и пригласила ее в кафе. «На кофе? С коньяком?», — уточнила Женька. «Нет, на мороженое», — ответила я. «Ну, тогда со сливками и с клубникой! — объявила Женька, — на меньшее я не согласна!»
Мы с ней одинаковы — всегда хотим большего.
ПОСЛАНИЕ
Сати лениво ползала в дебрях интернета, скользя равнодушно глазами по цветным картинкам и бегающим по экрану призывам купить то и это, послать перевод туда-то и тому-то, позвонить этой сияющей красотке или вот этой, познакомиться с лучшим мужчиной на свете, или вот с другим, тоже лучшим…
Она никогда раньше не прельщалась таким бесполезным созерцанием, но Арик просиживал у экрана много часов, что-то находил в этом занимательного, он даже книги и газеты с некоторых пор перестал читать и перестал покупать — зачем, когда в этом чудесном ящичке все можно найти, узнать, посмотреть, прочитать, а иногда и поиграть в «стрелялки», — прекрасное средство от усталости, говорил он.
Сати тоже любила читать, не спеша и вдумчиво, но процесс обязательно должен был сопровождаться перелистыванием бумажных страниц или подробным рассматриванием модных одеяний гламурных красавиц в глянцевых журналах. Теперь книги покрывались нетронутой пылью на полках, толстую пачку журналов она выбросила и новые перестала покупать. Зато пристрастилась просиживать вечера после работы перед экраном. Тянуло как магнитом сесть в кресло, на котором сидел Арик, жать на клавиши, которых касались его руки, играть «мышкой», покручивая пальцем ее послушное колесико — точно так, средним пальцем, как крутил Алекс. В такие тихие, никем и ничем не нарушаемые минуты ей казалось, что муж стоит у нее за спиной и тоже смотрит на цветные картинки.
Зачем он умер, зачем он умер… крутилась, словно вращаемая невидимым колесиком, неотвязная мысль, иногда Сати начинала плакать, сквозь пелену слез продолжая смотреть на экран и водить послушной «мышкой» по синему коврику. Почему эта ужасная болезнь совершенно неожиданно набросилась именно на него и сожрала молодое и энергичное тело за считанные месяцы. А как же дети, которых они собирались родить, двое детей, они непременно должны были у них быть, где они теперь… нет и не будет. Ничего не будет, ни радости, ни счастья, ни внимания, ни заботы, ровно ничего, только пустота, как в сущности, пуст этот мелькающий картинками экран.
Вдруг из безнадежной экранной пустоты выплыли буквы. Глазами Сати их видела — еще не понимая смысла, но в мозг они уже проникли, уже запечатлелись там, и вдруг буквы — всего несколько строк — пропали с экрана, их закрыла какая-то глупейшая цветная реклама. Сати лихорадочно крутила колесико мышки, нажимала «Back» — обратно, всё было бесполезно, она разочаровано откинулась на спинку кресла, и тут буквы вдруг снова появились! Сати впилась глазами в черную надпись, возле которой возник прямоугольник с адресом.
