Светлана Талан - Когда ты рядом
— А если бы у меня был рак? Тоже выгнали бы?
— Конечно же нет, — ответил отец.
— Лучше уж был бы рак, чем… — сказала мать и снова заплакала.
— Что ты говоришь, мама?! — Даша подняла на нее глаза, полные безысходного отчаяния. — Как у вас язык поворачивается такое сказать? Я же ваша дочь, родная кровь!
— Хватит пустых разговоров, — донесся до нее голос отца. — СПИД — это позор, который нам с матерью придется переживать здесь, на своей родине, в своем селе, среди знакомых и соседей. А ты, Даша, поешь и собирайся. Мать даст тебе немного денег на лечение и вези свой СПИД туда, откуда привезла. Сейчас медицина, как говорится, шагает вперед семимильными шагами. Авось найдут средства и вылечат тебя. Тогда и… — Он хлопнул себя натруженными, огрубевшими руками по коленям и сказал: — Мое слово твердо, и я свое решение не изменю.
— Мама!
Даша смотрела на мать глазами, полными страха — страха остаться в этом огромном мире наедине со страшной болезнью. Мать взглянула на нее и увидела блестящие от стоявших в них слез большие синие глаза, в которых были и отчаяние, и тревожное ожидание. Ей было жаль дочь, но неписаные законы села толкали ее на избавление от позора любыми путями. К тому же она всегда слепо и безропотно подчинялась воле мужа. Мать была напугана и растеряна. Она по-прежнему стояла у плиты, нервно теребя кончик замусоленного фартука.
И тут Дашу охватил дикий, животный страх. В полной мере осознав ужас своего положения, она вскочила и упала перед отцом на колени.
— Папа! Папочка! — закричала она, содрогаясь от рыданий. — Прошу тебя, не выгоняй меня! Мне одиноко, мне плохо!
Она попыталась схватить его за руку, но отец оттолкнул дочь, отошел к окну и отвернулся. Девушка на коленях поползла к матери. Ей удалось схватить ее руку, и Даша начала ее целовать.
— Мама! Мамочка! Одумайся! Что ты делаешь? Не выбрасывай меня на улицу! Я же твоя дочь! Я всегда старалась быть хорошей девочкой! Мамочка, я люблю тебя, люблю папу! Почему вы так поступаете? Только из страха, что скажут люди? Это же глупо и несправедливо!
Мать попыталась отнять руку, и это ей удалось. Ее слезы падали на стоящую на коленях девушку. Она совсем растерялась. Ей было жаль Дашу, и материнское сердце рвалось от отчаяния, но что-то мешало ей поднять дочь с пола, обнять, приласкать и успокоить. Даша обхватила ее колени.
— Мамочка! — Она подняла блестящие глаза на мать. — Не выгоняйте меня! Я очень, очень боюсь! Мне страшно. Я не хочу умирать. Спасите меня!
Последние слова прозвучали как крик отчаяния. Мать вздрогнула и протянула к ней руки.
— Все! — закричал отец и встал между ними. — Спектакль окончен! Занавес! Ты думаешь, нам тебя не жаль?! Что мы, бездушные твари? Да мать уже все глаза выплакала! Ходит целыми днями как привидение. У меня вот здесь, — отец похлопал себя по груди, — все уже истлело и изболелось. Но я тебе, дочь, скажу одно: ты — наш позор и должна уехать. Твой позор — наш крест, и нам с матерью нести его до конца. — Голос отца становился все тише и спокойнее. — Уезжай, Даша, сегодня же, как стемнеет. Беги отсюда, беги от срама, мы с матерью как-нибудь здесь справимся, — сказал он тихо и добавил: — Сами.
Даша застыла на полу. Она больше не плакала от отчаяния, и на ее лице было выражение покорности и смирения перед неизбежным, которое нельзя уже изменить или исправить.
Она молча поднялась, подошла к рукомойнику, умылась холодной водой и вытерла полотенцем лицо.
— Я к бабушке, — сказала она и, бесшумно ступая, пошла в дальнюю комнату.
Бабушка смотрела телевизор. Она была сухонькая и маленькая, словно жизнь вытянула из нее все соки, энергию, силу, задор, оставив лишь кости, обтянутые морщинистой, воскового цвета кожей. Даша подумала, что очень хорошо, что дверь в комнату была плотно прикрыта, работал телевизор и бабушка ничего не слышала.
— Дашенька, солнышко мое! — обрадовалась бабушка. — Когда ты приехала? Надолго?
Она выключила телевизор и протянула к внучке худые руки со скрюченными узловатыми пальцами.
— Все сериалы смотришь? — улыбнулась Даша.
Она села на стул рядом с кроватью, положила голову на подушку и обняла бабушку. Почувствовав рядом тепло человека, воспитавшего ее, Даша ощутила себя ребенком. Тихий, спокойный голос бабушки ее успокаивал, совсем как в далеком беззаботном детстве.
— А я уже думала, что помру и не увижу тебя, — сказала старушка.
— Бабуль, опять ты за свои глупости! Впрочем, как всегда.
— Да я-то что? Я свое отжила, деточка. Все хорошее уже в прошлом. А как ты, ласточка моя?
— Тебе родители… что-нибудь говорили?
— Я знаю, что ты заболела СПИДом. Это правда? — шепотом спросила бабушка, словно говорила о чем-то запрещенном.
— Правда, — спокойно сказала Даша. После только что пережитого у нее не осталось никаких эмоций. Одна пустота.
— А что это за болезнь — СПИД?
— Это тяжелая болезнь.
— Как рак?
— Ага.
Бабушка беззвучно заплакала.
— Как же так получилось, Дашенька?
— Я спасала в аварии парня и заразилась.
— Надо же такому случиться! Горе-то какое! И что ты теперь, деточка, будешь делать?
— Лечиться, что же еще?
— Рак не лечится. Если СПИД как рак…
— И рак, и СПИД лечатся, не волнуйся. Или ты, бабуля, тоже боишься заразиться от меня? — спросила Даша, целуя бабушку в мокрую от слез щеку.
— Лучше бы я заболела, чем ты. Зарази меня этим СПИДом, чтобы я не мучилась. Разве это жизнь?
— Бабуля, не болтай глупостей. Кто меня тогда будет любить? Ждать? Кого мне любить? Я осталась одна. Совсем одна.
— Жених, наверное, бросил?
— Бросил, бабуля, бросил.
— Вот скотина, перца ему в задницу!
— Бабуля, да ты, оказывается, вон как ругаться можешь, — улыбнулась Даша.
— А ты не отчаивайся. Вот вылечишься и утрешь ему нос. Найдешь себе хорошего парня, красивого, высокого, белозубого, кучерявого и с черными усами.
— Почему именно с кудрями и усами?
— А какого же еще? Самого красивого! Он будет любить тебя, жалеть и уж точно никогда не бросит. Он будет работать, а ты ему готовить. Знаешь же, какие мужики проглоты! Им сколько ни подай, все мало. А ты приготовишь разные блюда, чтобы он был доволен. Сходишь в большой-пребольшой магазин и накупишь всякой дефицитной всячины. Что, например, там продается?
— Морепродукты разные, креветки, кальмары, огромная рыба.
— Вот! Вот этих самых морепродуктов наготовишь ему много-много. А еще борщ. Борщ вари с фасолью, как у нас это делают. Он всегда вкуснее с фасолью. Твоему мужу понравится.
— Правда? — спросила Даша, вслушиваясь в тихий, успокаивающий голос бабушки. У нее стало спокойно на душе, словно болезнь осталась где-то прошлом и ее действительно ждет дома любящий человек.
— А еще, Дашенька, мужчины, как коты, ласку любят. Почешешь ему за ушком — он и замурлыкает, глазки прижмурит и готов за тобой идти и в огонь, и в воду. Запомнила?
— Запомнила.
— А что тебе мать с отцом сказали?
— Выгнали из дома.
— Я знаю, что они так решили. Но ты на них зла не держи, деточка моя. Они сами не знают, что творят. Я им уже говорила, чтобы лучше меня на улицу выбросили… Ничего, буря пройдет, все утихнет. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо.
— Бабуля, давай я тебя искупаю.
— Давай, деточка. Только сначала я тебе что-то дам.
Бабушка порылась под матрацем и достала пачку денег, завернутых в целлофан.
— Ты что, на деньгах спишь? — улыбнулась Даша.
— Это деньги на смерть. Бери их, Дашенька, потратишь на лекарства.
— Нет, я эти деньги не возьму, — запротестовала Даша.
— Бери, говорю! Тебе они нужнее. Ты молода, красива, тебе надо вылечиться. А мне-то они зачем?
— А на смерть?
— А-а! — махнула рукой бабушка. — Живому они нужнее, чем мертвому. Подохну — пусть что хотят со мной делают, хоть в огороде под грушей зароют! Бери, бери, а то обижусь.
— Спасибо тебе, — сказала Даша. — Ты самая лучшая в мире бабуленька.
— Сама знаю, — улыбнулась бабушка. — А ты помни, что ты — самая лучшая внучка. И самая красивая. И знай, что я тебя всегда буду ждать, можешь приезжать ко мне, когда захочешь.
— Ты же знаешь, меня не пустят.
— Этот дом построил мой муж, твой дед. Он работал в шахте, чтобы его построить. И пока я жива, ты можешь спокойно в него входить, когда захочешь.
— Бабушка, — Даша еще крепче прижалась к старушке, — у меня до сих пор не было мужчины. Хоть ты мне веришь?
— Верю. А почему же мне не верить?! Но это ничего. Будет. В твоей жизни обязательно будет тот единственный, который влюбится в тебя по самые уши. Я знала в жизни одного мужчину — твоего деда. Когда его засыпало в шахте, мне было всего тридцать лет. И находились другие мужчины, сватали меня, а я так и не смогла забыть своего мужа.
