Эльвира Барякина - Женщина с большой буквы «Ж»
— Да я ему рога поотшибаю! — кипятился папа.
— Это у меня рога, а не у него!
Но на этом история не закончилась. Колина девушка по ночам работала в привокзальном ресторане «Антей»: добрые языки говорили, что официанткой, а злые — что не только ею. Денег Мила приносила до обидного много.
У нас на кухне отлично было слышно, как они с Колей выясняли отношения. Он спрашивал ее: «Почему?» Она отвечала: «По кочану!» и добавляла «Пошел вон, придурок!»
Как-то раз Коля действительно пошел вон — в тридцатиградусный мороз. Следствием стала пневмония.
На следующий день в Колиной палате появилась Леля — серьезная, деловая, с супом в термосе и тефтелями в банке. Она забрала у Коли ключи и пообещала устроить все «как раньше».
Изнывая от любопытства, я стояла на кухне и прислушивалась к разговору в соседней квартире. Там было на удивление тихо. Выглянув в окно, я увидела, как Мила — в незастегнутой шубе и с непокрытой головой — выскочила из подъезда и понеслась к стоянке такси.
— Чем ты ее припугнула? — спросила я Лелю.
Она показала на папины боксерские перчатки, лежавшие в углу.
— Я надела их и сказала, что сейчас мы будем драться.
В конце зимы у Лели состоялась всамделишная свадьба.
Перед моим отъездом в Америку мы с Лелей страшно поругались. На нашем местечковом телевидении был объявлен конкурс ведущих — сидеть перед микрофоном и рассказывать об успехах. Леля пошла на конкурс, ничего мне не сказав.
Когда я узнала, что моя родная сестра получила место стажера на телевидении, я чуть не прибила ее.
— Ты просто завидуешь! — кричала Леля.
— Если бы ты не была такой гадиной, это тебе пришлось бы завидовать! Я всю жизнь мечтала о телевидении! Я бы туда прошла!
— Может, я и гадина, но, по крайней мере, не дура — плодить себе конкурентов!
Я поклялась никогда больше не разговаривать с предательницей и укатила в Штаты. В принципе первые несколько лет я даже держала слово — телефонные переговоры с СССР стоили безумно дорого.
Вместо этого мы обменивались письмами. Леля писала, как весело и интересно проходит ее телевизионная жизнь: «Наш канал теперь популярнее Останкино. По вечерам мы выпускаем в эфир заграничные фильмы. Только там дубляж какой-то дурацкий — за всех говорит гнусавый мужик».
С неменьшим ехидством я отправляла ей фотографии со Статуей Свободы, конструктор «Лего» для Иннокентия (будущего Джоша) и теплые колготки для нее самой. Чтоб знала!
Как я готовилась к своему первому возвращению на Родину! Одних шляп с полями было заготовлено пять штук. В рюкзак они не влезли, и мне пришлось сложить их одну в одну и повесить на спину.
Багажную тележку в Шереметьево я не нашла. Напялила шляпы на голову, взвалила рюкзак на плечи…
— Господи! — ахнула Леля, увидав меня в толпе.
Но дальше все пошло так, как надо. На фоне пост-перестроечной разрухи мои рассказы звучали легендами об Эльдорадо. Разумеется, я опускала некоторые подробности вроде хронической нищеты первых лет: я хотела выглядеть победителем.
Леля слушала, затаив дыхание. Глаза ее горели. И тут мне захотелось сделать шикарный жест.
— Хочешь, я помогу тебе эмигрировать?
План эмиграции разрабатывался недолго. Американское посольство мы обдурили безо всяких проблем. Леля с сыном попросили визу и сказали, что у них в России остается папа. А Коля попросил визу, поклявшись, что у него дома жена и ребенок. Американцы тогда были наивными и всему верили.
Я решила разместить Лелино семейство у себя. Воображение рисовало мне идиллические картины: вот мы с сестрой гуляем вдоль океана; вот она, преисполненная благодарности, помогает мне мыть полы… Хре-на! Мы с ней поссорились в первый же день. Она потребовала утюг, чтобы отгладить Иннокентию трусы, а я сказала, что у нас тут белье не гладят. Ну и покатилось…
— Теперь понятно, почему вы тут все жеваные ходите!
— А вы моетесь раз в неделю!
— А вы жвачку все время жуете!
— А вы водку все время лопаете!
— А вы жирные!
— А у тебя совести нет! Я тебя приютила, а ты меня оскорбляешь!
В результате обе ревели.
«Я — баба Капа! — думалось мне. — Ведь один в один все повторилось!»
Леля довольно быстро сумела выхлопотать статус беженки, пострадавшей от КГБ (который к тому времени уже не существовал). Врать убедительно и проникновенно она умела на профессиональном уровне.
Иннокентий пошел в школу. Вернулся оттуда, заикаясь от ужаса.
— У нас учительница — Баба-Яга! — сказал он о Мисс Пэм, пожилой тетеньке африканского происхождения.
Коля вложил почти всю наличность в автоматы по продаже бабл-гама, газировки и сэндвичей. Бизнес его продвигался туго. Он думал, что это самая непыльная из работ: заправил автомат товаром и гуляй. Но оказалось, что жвачку любят муравьи, газировку — бактерии, а сэндвичи не любит никто — даже покупатели.
Вскоре на Колю подали в суд — какой-то придурок кинул в автомат кирпичом и получил в глаз осколком. Колю обвинили в недобросовестном отношении к клиентам: на его автомате не было знака «Не разбивать тяжелыми предметами».
Леля помчалась в церковь молиться о справедливости, и Господь ее услышал: судья постановил, что истец неправ и взыскал с него издержки.
Леле так понравилось общаться с Господом, что она подрядилась торговать иконками в церковной лавке.
— Почем у тебя Иисус? — спросила я.
— По тридцать.
— Серебряников?
Леля в очередной раз обиделась, собрала монатки и съехала от меня подальше.
Сейчас у нее свой бизнес. Она шьет облачения всем попам без различия конфессий: архиерейские митры, еврейские талиты и кардинальские шляпы. Но во все еретиковские одежки она тайно зашивает молитву о спасении души.
ИНТЕРВЬЮ С КУМИРОМ
2 января 2006 г.
Играли с Зэком в интервью:
Корреспондент: Вы неоднократно заявляли, что вас устраивает ваш брак. Но, наверное, в юности вы иначе представляли себе будущую супругу?
Зэк: До 12 лет я очень хотел жениться на контролерше из соседнего кинотеатра: тогда бы мы с друзьями ходили бесплатно в кино. К тому же у нее на руке был протез со специальными щипцами. Мужу она наверняка дала бы посмотреть, как там все устроено.
Корр.: Вы действительно верите, что вы с Мардж предназначены друг для друга?
Зэк: Ну посудите сами: я храплю по ночам, а она не просыпается. Я терпеть не могу убираться, а у нее есть домработница. Я люблю петь в душе, а у нее нет слуха — и ей даже нравятся мои песни. По-моему, это знаки свыше.
Корр.: О чем вы с ней говорите?
Зэк: Как правило, о высоком: о кино, о литературе. Например, сегодня она цитировала мне своих клиентов-писателей: «Глаза у девушки были умные, как у слона».
Корр: Как вы думаете, зачем вы нужны вашей жене?
Зэк: Чтобы злить ее собаку, cестру и подругу. Я — специя, я придаю остроту жизни.
Корр.: Экий вы жестокий! Кем вы были в прошлой жизни — палачом при падишахе?
Зэк: Наверное, кабаном.
Корр.: С чего вы это взяли?
Зэк: Я тут передачу по телику смотрел. Кабан всеяден: в основном питается корневищами и плодами. Ведет ночной образ жизни. Спаривается в ноябре-январе… Это же точно про меня!
Корреспондент заглядывает в энциклопедию.
Корр: Хм, тут написано, что в марте у самки рождается три-четыре поросенка. Вот уж спасибо!
Зэк: Ничего не поделаешь: судьба у тебя такая.
Корр.: Э! Э! Руки прочь! Не сметь ко мне приставать! Я в домике!
Зэк: А у меня ордер на обыск домика!
Корреспондет пищит и отбивается подушкой.
Зэк (прижав кулак ко рту): Первый! Первый! Я — второй! Занял стратегическую высоту. Вас понял: есть приготовиться к запуску!
Корр.: А-а-а!
Полчаса спустя:
Корр.: Ничего, что я голову тебе на плечо положила? Не тяжело?
Зэк: Да ладно, чему у тебя там тяжелому-то быть?
ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА
1997 г.
Улетая из Тайланда, я оставила свой телефон Максу. Не то, чтобы я хотела его любви. Мне хотелось звонков от мужчин, которым я нравлюсь.
Макс объявился через месяц, когда я уж и думать про него забыла.
— Алло! Ты что сегодня делаешь?
— Еду в Африку.
Он несколько растерялся.
— А может, ну ее? Пошли лучше гулять.
— А ты где? В Лос-Анджелесе?
— Да нет, у себя в Сан-Франциско. Мне все равно вечером нечего делать, так что я могу прилететь к тебе в гости.
Я оглянулась на чемодан, набитый средствами от тропической лихорадки и назойливых поклонников. Панамка в мухоморчик, купальник «граница на замке», книжка «Разводитесь с умом: как заполучить себе дом, ребенка и т. п.»… Ближайшие три недели я собиралась посвятить нравственному очищению в глухой африканской деревне.
— Макс, я еду в Африку с миссией доброй воли, — сказала я сурово. — Мы тут зажрались! А в Танзании люди не доедают. У них дизентерия, холера и вообще черти что! Мы должны делиться!
