Владимир Соловьев - Апокалипсис от Владимира
— Ну, годы — это преувеличение. Так, совсем чуть-чуть: два года здесь и полтора в Америке. Итак, ты спрашиваешь о том, что произошло. Будь любезен, уточни, с какого момента ты хочешь, чтобы я начал.
Я оценил тактичность Ильи. Конечно, мне не хотелось еще раз переживать расправу над грешниками. От одного намека на произошедшее мне вновь стало нехорошо. Сердце испуганным воробьем затрепыхалось в груди и рванулось к горлу. На лбу выступил холодный пот, и я почувствовал, что задыхаюсь — пытаюсь вдохнуть, а не могу. Панический страх вновь равнодушно накинул на меня свое липкое покрывало.
Стоп!
Что ты себе позволяешь, апостольская морда? Живо соберись, слизняк! Дыши медленно: вдох, пауза, выдох, пауза, вдох, пауза, выдох. Видишь, становится легче! Дыши! А теперь снова заставь себя вспомнить крики этих мерзких грешников, которых ты жалеешь больше, чем их жертв. Что? Опять накатывает ужас? Не раскисать! Дыши, дыши, приучай себя к этой боли, закаляй свою душу. Думаешь, что уже все позади? Не надейся, дружочек, это только начало. Изволь соответствовать высокому званию!
Внутренний монолог помог мне. Я открыл глаза и увидел, что нахожусь в нашей с Эльгой спальне. В комнате, кроме моей любимой и Ильи, были Никита и Табриз. Я попытался приподняться в кровати и неожиданно легко смог это сделать, ребята даже не успели мне помочь. Ожидаемой после болезни слабости не было вовсе. Более того, в теле ощущалась некая новая сила — понимаю, перешел на новый уровень качества. Забавно, ну прямо компьютерная игра — с выполненным заданием получаешь бонус!
— Ну вот что, — мотнув головой, сказал я, — расскажете все за чашкой чая. Брысь все из моей спальни! Приму душ и присоединюсь к вам. И не забудьте к чаю соорудить какой-нибудь еды!
Ребята с радостью бросились выполнять задание и оставили меня наедине с Эльгой. Как же она хороша! Божественная красота, средневековая: утонченное породистое лицо, изящный тонкий нос, очерченные скулы, чувственная линия губ, высокий лоб и длинные светлые волосы, чуть подкрашенные для выразительности, как это иногда позволяют себе натуральные блондинки. Ох, не надо мне продолжать — все эти мысли отвлекают от служения, а я и так совсем не аскет. А с другой стороны, целых три дня я вел себя образцово-показательно — точно не грешил, в бессознательном состоянии это затруднительно делать. И переживал, а значит, очищался! Пора вернуться к своему естественному состоянию.
Эльга почувствовала изменение в моем настроении, но отреагировала сурово:
— Но-но, что это мы себе позволяем? Сначала в ванную, а то три дня не мылся и зубы не чистил, а туда же! Да и мальчики твои ждут. А то ведь сейчас как начнем, звуков будет море, да и быстро ты от меня не отделаешься. Знаешь, как я соскучилась! — Она щелкнула меня по носу.
Я отправился в ванную, чувствуя приятный прилив крови к той самой части тела, о которой один из христианских святых выразился на редкость точно: «Все подвластно мне, кроме малой части плоти, в коей, видимо, и живет грех». В таком игривом настроении я зашел в ванную, но, посмотрев на себя в зеркало, загрустил. Суд не прошел для меня даром, преображение оставило памятку. Я не выглядел ветхозаветным пророком: седых косм и окладистой бороды нет, как, впрочем, и усов. Вполне легитимная трехдневная щетина. Только в волосах что-то изменилось. Боже, я поседел, да еще и довольно прихотливым образом! Будто какой-то не в меру игривый парикмахер вздумал подшутить надо мной и выкрасил клок волос, от макушки к правой брови, в белый цвет.
Да и черты лица изменились. Заострились. А глаза чуть запали, и цвет их стал темнее — в зрачках появились вспыхивающие багровые искорки.
Ужас!
Я стал придирчиво рассматривать свое тело. Я не стал выше ростом или шире в плечах, но все мышцы отчетливо прорисовались. Стал виден каждый мышечный пучок и сухожилие, причем тело не стало спортивным, скорее боевым. Я был похож на легионера-ветерана, закаленного в тяжелых боях. Или бога войны Марса, хотя это все довольно чуждые нам образы. Ну конечно, должно быть, такими были воители за веру — маккавеи да рыцари Храма. Так и есть, теперь я точно знаю, какая мне уготована роль. Я со стороны архангела Михаила — с огнем и мечом, а книжником и собеседником у нас будет Билл Гейтс. Он от архангела Гавриила.
Надо заметить, работенка выпала — мама не горюй! Учитывая технологию приведения приговора в исполнение — очень даже пыльная. Буквально. Хотя и не мне наводить чистоту в помещениях суда.
Приведя себя в порядок и сменив хитон на уютный домашний халат, я вышел к моей банде в столовую.
ГЛАВА 15
При моем появлении Никита, Табриз и Илья встали из-за стола и подошли меня обнять. Выглядели они очень взволнованными. Шутка ли, все эти три дня я был безумно похож на умирающего. Никита, как самый старший, обратился ко мне первым:
— Ну ты нас и напугал! Хорошо, что ты вернулся.
— А я и не уходил, просто было о чем подумать. — Я натянуто улыбнулся: — Садитесь, пейте чай.
Эльга собрала на стол какую-то снедь, поставила заварной чайник и вышла, предоставив нас самим себе. Я посмотрел на ребят:
— Рассказывайте! Никита, начни ты.
— Было страшно, — выдохнул он, — в какой-то момент я подумал, что мне приходит конец и эти жуткие духи заберут и меня, так что стоял как истукан и боялся пошевелиться. А когда все закончилось, я был весь в прахе грешников, просто весь: в ушах, в носу, между пальцев ног, одним словом, всюду был этот прах! А эти вопли! Б-р-р-р. До сих пор по ночам снятся.
— Кто-нибудь еще уцелел? — спросил я, заранее зная ответ.
— Кроме нас, никто! — Не очень хорошо. Так нам билеты на повторный сеанс не продать. — Я вновь улыбнулся, но, увидев неподдельный ужас на лицах моей команды, передумал шутить. Юморок оказался непонятым. Черноватым.
Нужно было срочно менять тему.
— Никита, с грешниками все понятно, а что произошло со мной?
— Ты потерял сознание, — опередив Никиту, ответил Табриз. — Точнее, ты вдруг как-то осел, а когда все завершилось, словно ушел в себя. Я был рядом. Когда началась свистопляска, я подтянулся к тебе поближе и стоял чуть сбоку, буквально в паре метров, так что успел тебя подхватить. Точнее, я не знаю, как это получилось, меня вдруг какая-то сила оторвала от стены и подбросила к тебе.
— Спасибо, Табриз. Не очень красивый был бы кадр — рухнувший апостол. Неубедительный. Кстати, какая была пресса после события?
— Да какая там пресса, — Табриз махнул рукой, — все в шоке! Боятся. Репортажи были по всем каналам и статьи во всех газетах, ведь в этом зале были представители почти всех крупнейших изданий, и ты никого из них не пощадил. Так что всем непросто. Были обращения семей погибших к Президенту, кое-кто возмущен: как так — убили людей без суда и следствия? На тебя написали ряд заявлений в прокуратуру, но, насколько я понимаю, их отказались принимать, так как на записи ясно видно, что лично ты ни к кому из пострадавших не прикасался и вооружен не был, так что формально предъявить тебе обвинение никто не сможет.
— Да, кстати, — вмешался Илья, — тебе звонил Президент и всякие разные рангом пониже! Просили с ними связаться, когда ты сочтешь нужным.
— Свяжусь, — поморщившись, кивнул я. — Значит, говоришь, в суд подавали? И газеты с телеканалами своих грешников жалеют? Похоже, так никто ничего и не понял. Поди уже и общество членов семей невинно погибших создают. Ну-ну! — Я почувствовал, как мое лицо начинает наливаться кровью, и с силой сжал кулаки: — Значит, и в прокуратуру обращались? Небось кричали, что не Средние века и что по конституции мы светское государство? Милые, глупые твари земные! — Мною овладел приступ бешенства, и я резко поднялся. Странно, каждый раз, когда во мне зреет черный смерч гнева, я не могу усидеть на одном месте. Мне обязательно хочется вскочить и вытянуться в полный рост, аж до хруста в костях. — Твари! Твари! Твари! — Я что есть мочи лупил кулаками по столу. — Где их души?! Дьяволу и брать-то там нечего! Даже не в Аду их место, а где-нибудь на свалке, рядом с отходами жизнедеятельности крупного рогатого скота!
Илья вскочил вместе со мной и схватил меня за руки:
— Умоляю тебя, Володя, только не надо сейчас ничего делать! Не трогай этих несчастных, не лишай их жизни!
— Заступничек! — прорычал я ему в ответ. — С чего вдруг такая любовь?! Мы не адвокаты, мы судьи!
Илья ничего не ответил. Остальные тоже молчали. Тем не менее гнев мой постепенно угасал. Я медленно сел на стул, и на кухне воцарилось напряженное молчание. Правда, как только я пришел в себя и почти уже успокоился, где-то в сердце квартиры зазвонил телефон — громко и тревожно. Раньше так звучали междугородние вызовы. Через мгновение в дверях столовой появилась Эльга с переносной трубкой в руках, продолжавшей истошно трезвонить. Не успел я взять у нее аппарат, как он перестал звонить и заговорил хорошо знакомым низким голосом моего давнего знакомого Еноха:
