Белобров-Попов - Русские дети (сборник)
Вряд ли он был в беспамятстве долго — потому что, когда начал подниматься, одурело мотая головой и скребя по земле ногами, Борис был ещё на пути к забору. Подошёл, когда Лукьянов уже встал. Спросил Сергея:
— Добавить?
— Ему хватит. Твари, заняли нашу землю, да ещё наших детей калечат! Убью!
И Сергей опять занёс кулак, но было видно, что на этот раз не ударит.
— Ну что ж, — сказал Лукьянов. — Теперь вашему сыну ясно, что за любой проступок ему не только ничего не будет, а его даже защитят. Человека убьёт, вы адвоката наймёте, всеми силами отмазывать от тюрьмы будет. И отмажете. Чтобы он ещё кого-нибудь убил.
— Ты чё мелешь, орясина? — закричала мать Серого. — Беги отсюда, пока тебе башку не отшибли!
— Естественно, я уйду, не драться же мне с вами. Но то, что я сказал, вы запомните.
— Минутку! Ты грозишь, что ли? — Сергей, утоливший первую жажду мщения, начал разгораться опять.
— Никому я не грожу. Я констатирую.
— Они все такие, — с крайней гадливостью сказал Боря. — Живут там, ё, как эти, ничего не делают, просрали всю страну и только, б… кон-стан-тируют! И на детей от жиру бросаются!
— До свидания, — сказал Лукьянов, поняв бесполезность дальнейшего диалога.
И пошёл прочь.
Он ценил в себе это умение вовремя остановиться, вовремя понять, что оппоненты глухи к аргументам и нет смысла тратить время на то, чтобы их переубедить.
— Вали, вали! — напутствовал его Сергей. — И чтобы я тебя больше не видел!
Лукьянов и сам не хотел больше видеть ни Сергея, ни Серого, никого вообще. Он хотел одного — добраться до дачи, до раскладушки, лечь и дождаться, когда в голове утихнет звон, а перед глазами перестанут плыть блёклые разноцветные круги.
Шёл устало, экономя силы, как солдат с войны.
Но война, как вскоре выяснилось, не кончилась.
Он уже миновал сосновую рощицу, когда рядом что-то упало. Остановился посмотреть — камень. Обернулся, и тут ударило в плечо. Посмотрел и увидел: Серый стоит среди деревьев, в руках у него пластиковый тазик. Не поленился, набрал где-то камней, догнал — и вот кидает.
— Тебе мало, что тебе ничего не было? — спросил Лукьянов.
— Мало!
— Чего ты хочешь?
— Убью тебя, придурка!
— Прямо до смерти? — попытался шутить Лукьянов, хотя ему стало вдруг как-то не по себе.
— Само собой!
И Серый кинул камень.
Кидал он метко, камень пролетел возле головы.
А ведь действительно, подумал Лукьянов, так недолго и убить.
Он стал отступать задом, не сводя глаз с пацана. Споткнулся, чуть не упал. Серый прицелился.
Лукьянов резко развернулся и побежал.
Под горку было бежать легко, но и опасно — слишком быстро получалось, он еле успевал за собственными ногами. Но зато и Серому, наверное, непросто бежать с грузом да ещё при этом кидать. Дачный посёлок близко, там спасение. Вот уже первые заборы и строения.
Лукьянов вбежал в дачную улицу, остановился, посмотрел назад.
Серый нёсся к нему во всю прыть, обнимая одной рукой тазик, а второй замахиваясь. Кинул с разбега. Не добросил. Лукьянов прикинул: впереди улица, где негде скрыться, по сторонам высокие заборы. До своей дачи довольно далеко. Этот бешеный пацан, достойное отродье пьяных папаши с мамашей, пожалуй, догонит его. И прикончит, забьёт камнями.
Лукьянов в отчаянии вскрикнул:
— Ты так? Ладно! Тогда иди ко мне!
И побежал вперёд, на Серого. Он не боялся камней, то есть боялся, но не трусливо, а расчётливо, он хотел одного: добраться до этого негодяя и расправиться с ним. Хотя расстояние быстро сокращалось, и Серый бросал не на бегу, а стоя, он мазал. Вернее, Лукьянов ловко маневрировал, бежал не по прямой, а зигзагами.
И всё же один камень угодил Лукьянову в лицо, камень небольшой, но острый, Лукьянов ощутил на щеке тёплое жжение, это прибавило ему силы и злости.
Серый не выдержал, бросил тазик, пустился наутёк. Не к лесу, не по дороге, а по скосу холма, длинной дугой. Лукьянов же, как в фильмах Би-би-си о дикой природе (он любил эти фильмы), помчался наперерез длинными львиными махами.
И настиг. В прыжке повалил, подмял под себя. Урча, перевернул с живота на спину, чтобы видеть испуганную рожу подлеца, и стал отвешивать ему пощёчины.
— Не надо! Хорош! Всё! Завязал! — кричал Серый.
— Я тебе завяжу! Я тебя узлом завяжу так, что никто не развяжет! Сучонок мерзкий!
— Слезь, раздавил!
Лукьянов вспомнил, что весит в самом деле прилично, а пацанёнок под ним совсем тощенький, как бы не поувечить. Приподнялся, встал, очистил колени.
— В следующий раз будешь знать.
Хотелось ещё что-то веское добавить, но больше ничего на ум не приходило.
Лукьянов пошёл к своей даче — уже, как ни странно, не настолько уставший, даже, пожалуй, посвежевший, взбодрившийся. С удовольствием вспомнил о бутылке водки, что стоит в холодильнике. Славно сейчас выпить с устатку, да и закусить не мешает.
И вдруг всё померкло.
Провалилось.
Исчезло.
Очнувшись, он потёр глаза — с ними что-то случилось, всё вокруг стало серым.
Нет, это просто вечер незаметно подкрался, солнце ушло за горизонт, да ещё и тучи наползли.
Серый сидел у забора, на коленях у него лежал увесистый обломок доски.
Лукьянов пощупал зудящий затылок, посмотрел на пальцы.
Кровь.
— Ты этим меня? — кивнул он на доску.
— Ну.
— И зачем?
— Я сказал — убью.
— И что это тебе даст?
Серый не понял вопроса. Сплюнув в сторону, он встал и поднял доску.
Лукьянов хотел подняться с земли и понял, что не может. Будто кости вынули из тела, какой-то вялый неуправляемый студень остался.
«Растяжимость костей», — вспомнил он и невольно усмехнулся.
— Ты чё лыбишься? — подозрительно спросил Серый и оглянулся.
Никого вокруг не было, он успокоился. Высоко поднял доску, примериваясь.
— Дурачок, ты же пожалеешь, — сказал Лукьянов. — Я тебе по ночам сниться буду.
— Да щас прям!
И Серый ударил.
Но у Лукьянова откуда-то взялись силы, он рывком отбросил тело в сторону, доска вскользь ударила по плечу. Лукьянов вскочил, опёрся о забор, а потом оттолкнулся от него, упал всей массой на Серого. Вырвал у него доску, а потом обхватил пальцами тощую воробьиную шею. Сдавил. Лицо Серого побурело, он хрипел, глаза выкатились.
— Будешь ещё? Будешь? Будешь? — спрашивал Лукьянов, но понял, что Серый просто не может ответить.
Ослабил хватку.
— Бу… кхе… кха… Буду!
— Я же убью тебя, идиот! Я не шучу! Ты мне выбора не оставляешь! Ведь если я тебя не придушу, гадёныш, ты же не отстанешь, ведь так?
— Ладно…
— Что?
— Я пошутил.
— Это шутки? Ты мне череп, наверно, проломил!
— Я не хотел.
— Как не хотел? Ты именно хотел меня убить, сам сказал.
— Я пошутил.
— Не ври! Хотел убить!
— Ну, хотел. Теперь не хочу. Хватит, больно. Отпусти.
— Отпущу, а ты опять нападёшь? С какой-нибудь доской, а то вообще топор из дома притащишь.
— Ничего я не притащу. Дышать нечем, отпусти.
Лукьянов убрал руки, но не вставал.
— И что делать? — спросил он.
— Ничего. Я домой пойду.
— А если не пойдёшь? У тебя телефона нет, случайно?
— Дома.
— Скажи номера отца и матери. Позвоню, чтобы тебя забрали.
— Не помню я. Там номера длинные, у меня в телефоне просто забито — мама, папа.
И у всех так же, подумал Лукьянов. Никто не помнит ничьих номеров.
— Может, тебе денег дать, чтобы ты отстал?
— Не надо. Я домой хочу.
— Какой бескорыстный. Я ведь не шучу. Тысячу дам.
— Правда, что ли?
— Серьёзно.
— Ладно.
Вот на что они все покупаются, подумал Лукьянов. На элементарное. На деньги. Как я раньше не догадался!
Они пошли к даче Лукьянова.
Вошли в небольшой дачный домик, одноэтажный, состоящий из веранды и двух комнаток. Сколько помнит Лукьянов, отец всегда что-то доделывал, достраивал. И по сию пору сохраняется вид незаконченной стройки — в углу стоят планки плинтусов, на подоконнике рулоны обоев, у посудного шкафа — ящик с инструментами: дрель, ножовка, гвоздодёр, молоток, топор, бумажные кульки с гвоздями и шурупами.
Лукьянов взял в пиджаке ключи от машины, которая стоя ла перед воротами здесь же, на участке. В машине были документы и деньги.
Коротко пискнула и щёлкнула сигнализация, Лукьянов открыл дверцу, потянулся к сумке.
И что-то почувствовал.
Осторожно повернул голову.
Серый стоял перед машиной, пряча руки за спиной. Встретившись с Лукьяновым взглядом, он презрительно сказал:
— Чё мне тыща, мне это мало!
— Сколько же тебе? И вообще, дружочек, странно всё получается. Это ведь ты ко мне воровать залез. Но хорошо, хорошо, не буду на эту тему. Что у тебя там? Что ты там прячешь, покажи?
— Ничего я не прячу. Вылезай давай.
