Дуглас Коупленд - Эй, Нострадамус!
Барб вылезла из машины и пошла к дому. Каблук ее левой туфли был готов отломиться, к колготкам прицепился одуванчиковый пух. Я догнал ее.
— Барб, а если тебя поймают?
Она остановилась:
— Поймают? Опомнись, Джейсон. Откуда в дешевом мотеле охрана или видеокамеры? Кто меня видел? Кто знает, что я там была? А поймают, так поймают. Только это вряд ли.
Мы завернули за угол, где уже скопилась целая куча машин. Приехали и друзья Кента, и наша мать. Мы с Барб выглядели словно жалкие клячи — нет, мы и были жалкими клячами. И мое беспокойство просто лезло наружу.
Как Барб и предсказывала, ее не поймали. Все поверили в рассказ о нервном срыве, который по-своему был правдой. Четырьмя днями позже Кента похоронили.
А через месяц мать позвонила и сказала, что Барб беременна двойней. Еще примерно через месяц я столкнулся со Стейси Козарек, сестрой Рика, на рынке, где она покупала устриц. Она рассказала, что Рика нашли убитым в гостиничном номере в Лас-Вегасе и полиция полагает, что это связано с бандитскими разборками.
Теперь точно все.
Я смотрю из окна грузовичка на Эмблсайдский пляж, на океан с огромными грузовыми судами, на матерей, возящихся с детьми, которые испачканы песком, слюной и сахаром, на голубое небо, где летят кряквы и казарки. Джойс улыбается мне. Да-да, собаки могут улыбаться, и у Джойс немало поводов для улыбок. Она ведь часть этого прекрасного мира, тогда как…
…Тогда как мы, люди, изгнаны из него.
Достаточно одного взгляда на нас: мы рождаемся уже потерянными. Еще до рождения мы отвергнуты Богом, и жизнь не раз напоминает об этом. Однако ж мы есть, нам даны имена, мы живем. Значит, мы что-то значим. Иначе невозможно. В моем сердце так холодно, так пусто. Я отбросил ненависть, но что, если мне не удастся ничем ее заменить? Вселенная столь огромна, мир так прекрасен, а я вот сижу здесь солнечным августовским утром, синие холодные чернила текут по моим венам, и я чувствую себя самой грешной тварью на земле.
Мое послание отправляется в банковский сейф. С днем рождения, дети мои. Теперь вы мужчины. Так уж устроен свет.
Часть третья 2002: Хэттер
Суббота, 16.00
Я встретилась с Джейсоном в очереди в «Мире игрушек». Он стоял прямо передо мной, держа купленные игрушки в руках, и вид у него был немного грустный, немного потрепанный и немного шаловливый. Я несла несколько пластиковых пупсов для племянницы, которой пока все равно, что ей дарят, и поначалу стремилась только побыстрее пройти через кассу. Но теперь, увидев этого грустного человека — без обручального кольца, серег в ушах и видимых татуировок, — я больше не спешила.
Кассирша меняла бумажную ленту — ну почему это обязательно происходит в моей очереди? На кассе стоял брошенный кем-то пластмассовый жираф. Какой-то шутник нахлобучил на него миниатюрную дубленочку с меховой оторочкой — небось взял из гардероба одного из гомосексуальных дружков Барби.
— Похоже, у нашего жирафа трудности с половой ориентацией, — сказала я.
— Это из-за куртки, — отозвался Джейсон. — По ней сразу все видно.
— Куртенка мужская, даже слишком мужская. Такую для храбрости надевают.
— Готов поспорить, наш длинношеий друг постоянно покупает свитера для своих жирафят. Хотя спроси его зачем, он и не ответит.
— Ага. Свитера из шерсти шотландских овец. Эта страсть к свитерам скорее удивляет его, чем раздражает.
Джейсон протянул покупки кассирше.
— Он вице-президент крупной компании. Типа канадского филиала «Нестле». Только он ужасно наивен и к тому же вечно опаздывает на заседания, пока члены совета строят козни против отсталых стран. Стоит ему неуклюже ввалиться в конференц-зал, как все из жалости затихают.
— Его зовут Жирар.
— Да, — подхватил Джейсон. — Жирар Ж. Жираф.
— А что значит «Ж»?
— Жирафович, конечно.
Мы оплатили игрушки и продолжали говорить. Не знаю уж, кто кого вел, но в результате мы оказались в соседнем здании, кафе «У Денни», продолжая тем временем создавать мир для Жирара. Джейсон сказал, что у Жирара навязчивая идея стать более мужественным.
— Он носит дубленку везде, где только можно. Боготворит Джорджа Пеппарда и покупает на сетевых аукционах его старые черно-белые фотографии и альбомы с газетными вырезками.
— А году в семьдесят пятом обклеил свой дом обоями с разными оттенками коричневого — темно-коричневый, светло-коричневый — и с тех пор так их и не менял.
— Ага. Мужские цвета. Громоздкая ореховая мебель.
— Одеколон «Хай каратэ».
— Точно-точно, он все еще использует одеколон.
— Устраивает дома вечеринки и созывает на них друзей. Только кухня его — наследие давнего прошлого. «Юбилейная вишня»…
— «Запеченная Аляска»…
— Бифштекс на ребрышке…
— Фондю…
— А как зовут его друзей? — поинтересовалась я.
— Честер. Рой. А еще Альфонс; этот — эстет, в прошлом танцевал в балете. И Франческа — прекрасная, но нищая дочь обесчещенного пылесосного магната.
— И кто-нибудь, может, даже Франческа, наверняка носит эдакий широкий галстук.
Мне казалось, что я не встречала никого разговорчивей Джейсона. Только потом я поняла, что за эти два часа он сказал мне больше, чем всем остальным вместе взятым за прошедшие десять лет. Он был прирожденным оратором, но, как кукловод-чревовещатель, нуждался в кукле, чтобы говорить без устали. Каким-то чудом дурацкий жираф на кассе нажал в душе Джейсону на кнопку «пуск», и мы создали первого из тех, кого я называю «нашими совместными персонажами» — вымышленных героев, которые появлялись, лишь когда мы были вместе.
— А что за машина у Жирара? — спросила я.
— Машина? Это просто! Спортивный «форд-лтд» семьдесят третьего года выпуска с бордовым откидным верхом, кожаным салоном и скошенными задними боковыми окнами.
— Здорово!
Я думаю, близкие отношения надолго устанавливаются только между теми, кто может договаривать фразы друг за друга. К черту драмы, горячий секс и борьбу противоположностей! Дайте мне того, с кем всегда можно потрепаться. А наши совместные персонажи выходили отъявленными болтунами.
Перед тем, как поехать за племянниками, Джейсон спросил мой номер телефона, а потом позвонил. Так все и началось.
Только что звонила Барб. Она уехала в Редвуд-сити, городок к югу от Сан-Франциско, где работает вместе с Крисом, братом Шерил. Той самой Шерил. Я не наивная простушка, однако роман Джейсона с Шерил был так давно! Жизнь течет, старое забывается… Или, вернее, Джейсон пытается забыть изо всех сил.
Барб переезжает и поэтому просила меня присмотреть за детьми несколько дней. На прошлой неделе Крис сделал ей предложение, и она согласилась. Воистину неисповедимы пути Господни. Кто бы мог подумать — брат Шерил Энвей и невестка Джейсона!
Крис разрабатывает для правительства и крупных компаний программы распознавания лиц. Вводишь в программу фотографию, и она по форме ноздрей, расстоянию между углами рта, особенностям сетчатки и еще по нескольким параметрам создает уникальный и постоянный компьютерный портрет человека. Такой портрет не изменить даже пластической операцией. Меня все это слегка пугает. Подобную систему так просто использовать во вред. Я так и сказала Крису, когда он был у нас на обеде.
— А что, если взять лицо знаменитого актера и ввести его параметры в твою базу данных? Можно найти его… двойника?
— Мы называем их «аналогами».
— Как-как?
— Аналогами. Аналог — это не близнец или клон; это совсем другой человек, чьи лицевые показатели отличаются от твоих, скажем, на миллиметр.
— Шутишь?
— Ни капли. Чуднее всего то, что аналог может быть даже другого пола, не говоря уже о цвете волос или кожи. Посади двух аналогов рядом, и все вокруг будут думать — это близнецы. Если аналоги разного пола, то решат, что один из близнецов просто переоделся в женскую или мужскую одежду.
— И такое бывает?
— Конечно. Правительство уже создает компьютерные портреты всех заключенных и работников тюрем.
Барб особенно увлеклась этой идеей. Несколько лет назад, на поминках Кента, отец Джейсона глубоко оскорбил ее детей неосторожными словами, и с тех пор Барб неустанно изучает проблему близнецов. Она обсуждает сейчас возможность использования компьютерных портретов для воссоединения близнецов, разлученных в младенчестве, когда закон не позволяет получить доступ к нужным документам. Нет ничего сексуальнее, чем горящая идеей женщина, и Крис, естественно, среагировал. Сначала он нашел ей работу в канадском филиале компании, а теперь они обручены.
Тут скрыта мораль.
Я сижу сейчас дома у Барб, в ее кабинете возле кухни, и рассматриваю детали интерьера — мелочи, которые превращают обычный дом в уютное гнездышко: цветы, висящая на стене пробковая доска, к которой кнопками пришпилены листки с напоминаниями, аккуратные корзины для поступающей и исходящей почты, фотографии в рамках (откуда у нее силы на рамки? откуда вообще берутся силы на рамки?), чистые ковры — список можно продолжать и продолжать. Я очень люблю Джейсона, но мы оба не сильны на домашнем фронте. Мы не настолько безнадежны, как те, кто вешает на окна флаги вместо занавесок, и раз в месяц к нам приходит уборщица, чтобы обеззаразить квартиру мощным пылесосом и едкими растворителями времен вьетнамской войны. Правда, после этого на лицах уборщиц — русских или гондурасских девушек — читается такое отвращение, что мне стыдно смотреть им в глаза. Почему так плохо быть неряхами?
