Ирина Горюнова - Божьи куклы
Но вот и она, кормилица. Доброе и немного усталое лицо, пальто, пахнущее домашним уютом, рыбой и докторской колбасой, старенькие ботики, о которые так приятно тереться боком…
– Умница моя, детишек вывела погулять на Рождество? Ты моя хорошая, – раздался знакомый голос. – Ах, какие прелестные котята.
Женщина умильно разглядывала малышей.
– Что там такое, Васильна? – спросил кто-то сзади.
– Погляди, Мария, какая прелесть! – обернувшись и узнав соседку, позвала женщина.
– Да, симпатичные. Они все хорошенькие, когда маленькие. Я в магазин. Вам чего-нибудь купить?
– Да ты вон лучше им купи или вот возьми себе подарочек на Рождество! Это же тоже живая душа, и тебе веселее будет.
– Ой, Васильна, не уговаривай. Мне дома еще такого блохастого не хватало. Всю квартиру загадит, они же дворовые, неприученные.
– А ты и приучишь. Кошки вообще смышленые.
– Нет-нет. Благодарствуй. Я уж как-нибудь так.
– Ну как знаешь. Я бы взяла одного, но куда я всех-то дену?
– С Рождеством, Екатерина Васильна!
– И тебя также, Машенька!
Мария направилась в магазин. Поскальзываясь на раскатанной пацанами дорожке, думала о том, какая же хорошая женщина Екатерина Васильевна, добросердечная, милая. Вот, не лень же ей ходить кошек кормить. В магазине глаза сами стали отыскивать рыбу и кошачью еду – праздник все-таки. Что ж я, совсем бездушная? Куплю пару пакетиков с едой. Пусть их…
Брать животных в дом Мария зареклась три года назад, когда подобрала на улице маленького котенка, еще полуслепого, неловко стоящего на лапках, слепо тыкавшегося в картонные стенки коробки. Почему-то он очутился там один. Тщедушное тельце кишело паразитами, и оказалось так больно смотреть на это маленькое умирающее существо. Она сжалилась и забрала его домой, назвав Лаки – счастливчик. Муж тогда в насмешку обозвал ее «мать Тереза», а она, благо была в отпуске, взялась выхаживать кроху. Вымыла его с дегтярным мылом, вытерла насухо, чтобы не простудился, и осторожно подсушила феном. Потом выкармливала из пипетки, массировала животик, гладила, нашептывая ласковые слова. Он прожил у нее три дня. В последний день уже было видно, что малышу плохо. Он закатывал глазки и постоянно жалобно ее звал, попискивая все слабее и слабее. Мария держала его на руках, в отчаянии не зная, что предпринять. В ветлечебнице, куда она позвонила, сразу сказали, что такому малышу помочь не смогут. Шутка ли, ему и от роду было дней пять, не больше. Вот она и сидела, держа его на коленях и поглаживая по маленькой головке и дрожащему тельцу. Ночью он умер. Наутро Мария похоронила его в лесу и потом еще двое суток рыдала, коря себя за то, что не сумела спасти. Выйдя же на улицу, в изумлении наткнулась взглядом на машину, стоявшую у соседнего подъезда, с необычным номером LUCKY.Что это было? Знак? Но какой? Мария не знала, но от сердца немного отлегло, словно это он давал ей понять, что не сердится, наоборот, благодарен за то, что пусть на три дня, но она продлила ему жизнь, что он умер не в одиночестве…
Мария медленно возвращалась домой, бережно неся себя по скользкой тропинке. На подходе к дому увидела уже целую делегацию, состоявшую из Васильны и соседки с первого этажа Карповны с малолетней внучкой Верочкой.
– Ну что, Мария, давай, подходи. Мы на Рождество решили доброе дело сделать. Давай-ка усыновим детенышей. Выбирай. Мы с Карповной тоже возьмем. Это божье дело. Морозы грядут, завтра до минус тридцати обещают. Подохнут же…
Мария открыла рот, посмотрела на умоляющие глаза маленькой Верочки и вдруг, повинуясь бесшабашному импульсу, кивнула:
– Возьму. Этого. – Подхватила подкатившийся к ней серый комочек и тут же спрятала за пазуху – отогреть. Тот затих, немного пошебуршился под шарфом и довольно заурчал.
Кошка настороженно взглянула на людей и вопросительно мяукнула. Васильна нагнулась к ней и сказала:
– Не беспокойся, твои детки будут счастливы и в тепле. Их никто не обидит.
Подхватив оставшихся котят, Карповна с Верочкой, Васильна и Мария направились к дому. Кошка осталась сидеть на снегу одна, перед пластмассовой тарелкой с уже подледеневшей рыбой. Ей было одиноко и неуютно, она не понимала, зачем забрали ее детей. В ночном небе зажглась яркая Рождественская звезда, словно напоминая о празднике, чудесах и сказке. В окнах домов ярко и торжественно светились разноцветными огоньками наряженные елки, тени людей мелькали в туманной дымке занавесок. Верочка уже спала, радостно улыбаясь во сне своему новому маленькому другу, сопящему в кукольном домике на мягкой подстилке. Васильна тоже устроила своего нового постояльца с комфортом и теперь, довольная, пила на кухне чай с сушками, макая их в горячую жидкость. Мария… Мария сидела и смотрела на полосатого серого котенка, размышляя о том, как же его назвать, ведь это все равно что дать новую жизнь. Она просто боялась. А потом как-то вдруг сразу пришло в голову, что можно дать ему имя Зимбабве. Пусть будет Зимой. Или нет, Зямой. Кто его знает, мальчик он или девочка, но даже если и мальчик, Зяма вполне подходит. И вовсе это слово не тягучее, не ехидное, а наоборот, теплое, немного смешное и какое-то детское.
Что-то странно и тоскливо толкалось Марии в грудь. Она задумалась, отогнала пришедшую в голову мысль, потом подошла и взглянула на градусник. Схватив с вешалки пальто, в одних тапках на босу ногу сбежала по лестнице и, приоткрыв дверь подъезда, позвала:
– Кис-кис-кис!
– Мяу? – раздалось неподалеку.
– Ладно уж, пойдем. Рождество же, – произнесла Мария и пошире распахнула дверь. – Давай побыстрее, холодно.
Кошка осторожно и неторопливо, словно не веря происходящему, проскользнула в подъезд и остановилась, вопросительно глядя на женщину.
– Поднимайся, – сказала Мария.
В квартире животное первым делом кинулось к своему детищу и, удостоверившись, что с малышом все хорошо, облизала его, а потом расслабилась и замурлыкала.
Мария налила ей в блюдечко молока и достала пакетик с купленным сегодня кормом. Неожиданный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.
– Кто там? – Не дожидаясь ответа, она распахнула дверь. – Олежка?
На пороге стоял улыбающийся муж.
– Не ожидала? Я решил сделать тебе сюрприз, но, похоже, у меня их будет для тебя целых два.
Он распахнул полы пальто и достал оттуда котенка.
– Вот, подобрал. Я же помню, как ты трепетно относишься ко всякой живности, а на улице мороз. Я решил, что на Рождество это будет хорошим подарком. Как назовешь?
Мария расхохоталась и обняла мужа.
– Проходи, – выдавила она, смеясь. – Боюсь, у меня для тебя тоже есть два рождественских сюрприза. Да еще каких!
О-zero
Так тихо… Над озером стелется белесоватой кисеей туман, в воде плещется рыба, или, может быть, это только ветерок гонит волны к берегу, и они бьются о полуразрушенные, давно сгнившие деревянные мостки… Вдали вырисовывается упругим горбом остров, похожий на спину большой доисторической рыбы или мифического чудища Несси, застрявшего в мелковатой водице, да так и уснувшего, выставив чешую-деревья навстречу небу, матово-серая муть которого перемежается темными сгустками туч, наплывающими на отражения гигантских рыбьих плавников – холмов острова. В лесу медленно и важно, со знанием дела, кукует кукушка, отсчитывая суеверным скупые года, перекликиваются звенящими голосами птицы, встречая новое утро, и где-то там, вдали наверняка бродит хозяин леса, обходя дозором свои лесные владения. Рыжие, словно облитые солнцем, матерые стволы сосен тянутся вверх, и, подражая им, пытаются выиграть соревнование березы. Мокрые колокольчики ландышей бессовестно пахнут счастьем, вплетая свой запах в единую симфонию свежести и озонового буйства, дурманящего городского жителя, привыкшего к выхлопным газам и ядовитой атмосфере урбанизованной жизни… Все хорошо… В этом чудном Пoозерье все хорошо, и кажется, ничто не нарушает этого спокойствия.
Так повезло, что мы приехали сюда в «плохую» погоду, когда холодно и вовсю зарядили дожди, а народ, собиравшийся на шашлыки, рыбалку и пьяный оттяг, отменил заказ, оставив нас единственными гостями турбазы.
Нашу компанию многие называют странной: не едим мяса, не пьем водку. Мы… медитируем. Наслаждаться природой, ее первобытной мощью и силой, внимательно прислушиваться и присматриваться к миру считается чудачеством, и люди принимают нас за… не совсем нормальных, вернее, чокнутых. Ведь слушать тишину, щебет птиц, вместо того чтобы включать попсовую музыку с поднадоевшим набором бессмысленных слов, – это… чудачество.
Ты… не со мной. Любишь шумные тусовки, приглашения в гости, предпочитаешь толпу и драйв. Что заводит тебя? Очередные победы над длинноволосыми мальчиками или стрижеными девочками (унисекс forever), виноградными гроздьями виснущими на тебе, когда, блистая эрудицией, ты восхищаешь, притягиваешь взгляды, заставляешь плавиться от желания и вожделения и наслаждаешься полученным эффектом, впитывая адреналин в замерзшее свое сердце? Отчего же я до сих пор думаю о тебе и душа моя свивается, скручивается, как засохший чайный лист, горчит послевкусием модных салонов? Могут ли быть более разные, непохожие, полярные существа на земле? И я, понимая все, осознавая бесперспективность и бесполезность, назло даже себе храню тебя под сердцем, вынашиваю, как ребенка, отчаянно, безнадежно, бессмысленно… Возлюбив, я породила чудовище, вернее, подпитала его/твое эго.
