Дуглас Кеннеди - Покидая мир

Конечно, я помнила Дона Келлера. Геолог и первостатейный выпивоха, вечно пускавшийся в загулы и увлекавший в них отца.

— Они с отцом были деловыми партнерами, — сказала я.

— По словам мистера Келлера, — продолжал Флетчер, — они были очень близкими друзьями. У Келлера были проблемы с алкоголем, из-за них он потерял работу и развелся больше десяти лет назад. Жил он очень скромно, едва сводил концы с концами, в небольшом домике на окраине Феникса. За всю жизнь ему удалось сколотить небольшую сумму, сто пятьдесят тысяч долларов. Так вот, в конце прошлого года ваш отец уговорил его вложить деньги в компанию, посулив — в письменном виде, — что тот сможет удвоить сумму в течение двенадцати месяцев.

— Сейчас Дон Келлер — конченый человек, развалина, и все благодаря вашему отцу, — подхватил агент Эймс. — Остался без гроша и кипит жаждой мести. Так кипит, что связался с нами и кое-что рассказал о делишках своего бывшего друга. Выяснилось, что Комиссия по ценным бумагам тоже интересуется инвестиционной схемой мистера Кроули. Когда мы проследили, как крутились деньги вокруг вашего отца, нас, разумеется, заинтересовали эти десять тысяч, ваш перевод.

И снова я была готова протестовать, доказывать, что ни в чем не виновата, но в последний момент почла за благо промолчать и не оправдываться. Я подняла голову и взглянула на Брэда. Лицо его выражало сильнейшую досаду и недовольство.

— Естественно, мы поинтересовались и вашим собственным банковским счетом, — рассказывал мистер Флетчер, — и обнаружили, что несколько недель назад на него поступил перевод в двадцать тысяч долларов от фонда «Фридом Мьючуал». Мистер Пулман нас проинформировал сейчас, что это — премия по случаю поступления на работу.

— Все верно, — подтвердила я. — Именно такие условия мне были предложены Брэдом.

— Почему же он предложил вам, аспирантке-литературоведу, такую большую сумму? — не унимался мистер Флетчер.

Брэд вступил в разговор:

— Я умею определять таланты — и, как я уже говорил вам, сразу понял, что Джейн талантлива и что, если я хочу переманить ее к себе из университета, нужно предложить серьезную сумму.

— Зная внушительный оборот вашей компании, — заговорил Эймс, — не думаю, что двадцать тысяч можно классифицировать как серьезную сумму.

— А вы что, действительно считаете, что я должен был предложить больше новичку?

Длинная пауза.

— Мы все еще не до конца убеждены, что мисс Говард переводила деньги на счет своего отца, ничего о нем не зная, — подал голос Эймс.

— Сэр, мой отец никогда — ни в каком смысле — не проявил себя ответственным человеком. Поинтересуйтесь историей моей жизни, если вы до сих пор этого не сделали, — и вы увидите, что он, например, никогда не оплачивал мою учебу — ни колледж, ни аспирантуру, — я полностью зависела от стипендии и материальной помощи университета. Позвоните моему директору школы, мистеру Мерриту, он расскажет, как мы с мамой еле-еле сводили концы с концами. И причиной — единственной причиной, черт возьми, — по которой я послала ему эти проклятые десять тысяч, было вот что: мне хотелось ему показать, что я не такая, как он, и не позволю своему близкому родственнику скатиться на дно из-за недостатка денег. Как вы смеете подозревать меня в сообщничестве с этим мерзким человеком, как можете допускать даже мысль об этом?

Я уже кричала, и, судя по озабоченным лицам Эймса и Флетчера, моя горячность не осталась незамеченной. Брэд, напротив, оставался безучастным и смотрел на меня с леденящим спокойствием.

Когда я замолчала, закончив свою тираду, воцарилось молчание. Потом Эймс с Флетчером переглянулись, после чего слово взял Эймс:

— Пусть так, мисс Говард, — а интуиция мне подсказывает, что вы с нами откровенны, — но факт остается фактом: деньги, которые вы перевели на счет отца, помогли скрыться преступнику, которого мы разыскиваем. Нам придется представить моему руководству в Бюро полный отчет о вашем финансовом положении, чтобы понять, был ли этот перевод единичным или одним из многих.

— Я никогда, ни разу в жизни, не давала ему до этого денег.

— Тогда, надеюсь, мы сумеем это подтвердить после проверки ваших банковских счетов и всех финансовых трансакций за последние пять лет.

Он потянулся за своим портфелем и вынул бланк договора.

— Мы, конечно, могли бы получить постановление суда и арестовать ваши счета на время расследования, — сказал он, — но я уверен, вы предпочтете другой путь и докажете, что готовы сотрудничать с Бюро и КЦБ — Комиссией по ценным бумагам.

— Мне скрывать нечего, — заявила я.

— Тогда не откажитесь подписать эту доверенность, которая обеспечит нам полный доступ к вашим банковским счетам.

Эймс подтолкнул документ ко мне, положив сверху на бумагу шариковую ручку. Сначала я искоса взглянула на Брэда. Он едва заметно, но решительно кивнул мне. Я взяла ручку и подписала документ, который предоставлял Федеральному бюро расследований и «любой другой правительственной организации» право совать нос в мои финансовые дела, а затем подтолкнула бумагу назад к агенту Эймсу. Он подхватил ее, энергично кивнув, и спросил:

— У вас есть паспорт, мисс Говард?

— Разумеется, — ответила я, а сама подумала: Он наверняка и так уже это знает.

— Мы бы попросили вас сдать его нам, — попросил он, — только до конца расследования.

— Сколько времени оно будет продолжаться? — поинтересовалась я.

— Три или четыре недели… по крайней мере, та его часть, которая касается непосредственно вас. Вы не планировали выездов за границу в ближайшие недели?

— Да нет, знаете ли.

— Тогда, уверен, вы не будете возражать — еще один акт доброй воли с вашей стороны — против того, чтобы на время передать свой паспорт нам. Если ваш руководитель не будет против, один из наших сотрудников прямо сейчас мог бы доставить вас домой, в Соммервиль, чтобы вы вручили ему документ.

Они знают, где я живу.

— Я не возражаю, без проблем, — откликнулся Брэд.

— Счастлив это слышать.

Эймс сунул руку в карман, вытащил мобильный телефон, набрал номер, быстро переговорил по нему и захлопнул, громко щелкнув.

— Агент Мадьюро ожидает у входа в синем «понтиаке» без опознавательных знаков. Он отвезет вас домой и доставит обратно, все в течение часа, с учетом пробок. Он выдаст вам расписку, а вы ему — паспорт. Как только расследование закончится, мы с вами свяжемся и вернем документ.

Эймс поднялся, а за ним и Флетчер. Они протянули мне руки. Я пожала их с отвращением. Но выбора не было, отказаться от пожатия я не могла, и отлично это понимала. Что касается Брэда, он продолжал сидеть, внимательно изучая свои ногти и явно не желая встречаться со мной взглядом.

Я спустилась вниз. Агент Мадьюро стоял у автомобиля.

— Мисс Говард?

Я кивнула.

— Беверли-роуд, двадцать два, в Соммервиле?

— Вы хорошо осведомлены, — ответила я.

Он скупо улыбнулся и распахнул передо мной заднюю дверцу. Дождавшись, пока я устроюсь, он занял водительское место, и мы тронулись. Всю дорогу до Кембриджа он молчал. Я против этого не возражала, да и не до разговоров мне было — меня просто трясло при мысли о том, каким чудовищем оказался мой родной отец. Все, что делал этот человек, к чему он прикасался, было замешано на фальши и грязи. И хоть я годами сама себя обманывала, сейчас мне открылось то, чего я раньше не отваживалась признать: отец никогда не любил меня, я так и росла с уверенностью, что ни в чем не могу на него рассчитывать. Мое благополучие, мое здоровье его никогда не интересовали, и отныне больше не нужно было делать вид, будто это не так. Да и мама не могла дать мне той беззаветной родительской любви, которой мне так отчаянно недоставало. Она — вот идиотизм! — по-прежнему мечтала о том, что в один прекрасный день наш папочка к ней вернется. И если я открою ей то, о чем узнала от агентов ФБР и КЦБ, мама наверняка воскликнет, что все это гнусная ложь, отец не способен на преступление, он честнейший человек, настолько безоглядно она в него верит.

Сама того не ожидая, я вдруг со всей силы ударила кулаком по сиденью рядом с собой, пытаясь сдержать рыдания, рвущиеся из горла. Агент Мадьюро посматривал на меня в зеркало заднего вида.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил он.

— В полном порядке, — процедила я сквозь стиснутые зубы.

Когда мы добрались до моего жилья, агент Мадьюро вышел и открыл дверцу машины с моей стороны со словами:

— Если вы не против, я поднимусь с вами.

— Пожалуйста.

Наверху я достала свой паспорт и протянула ему. Мадьюро, кивнув, взял его, после чего довольно долго копался с бланком, перенося в него паспортные данные. Затем передал бланк мне, попросив вписать мой домашний адрес, номера домашнего и служебного телефонов и подписаться под печатным текстом, гласившим, что я передаю свой документ добровольно. Там говорилось также, что я предоставляю Федеральному бюро расследований право держать мой паспорт у себя «в течение неопределенного времени» и не буду требовать документ назад, пока Бюро само не сочтет возможным вернуть его мне. Читая декларацию, я сердито поджала губы.