Михаил Елизаров - Ногти (сборник)
«Вот она, бескрайняя Россия-матушка, — попробовал умилиться Анатолий Дмитриевич, — настоящая, неподдельная, за которую и жизнь отдать не жалко. Русь моя, православная, единственная навеки невеста, жена и мать…»
— Поручик! — бесцеремонно прервал его возвышенные мысли неизвестно откуда взявшийся ротмистр. Поравнявшись с Анатолием Дмитриевичем, он придержал лошадь. — Не забудьте патроны раздать, — напомнил он, как нечто само собой разумеющееся, и унесся вперед.
Анатолий Дмитриевич очнулся от грез, расстегнул прилаженный к седлу подсумок. К нему стали подъезжать один за другим бойцы его эскадрона, и он каждому выдавал по две винтовочных обоймы.
«Неужели нельзя было сделать это раньше? — досадовал Анатолий Дмитриевич. — И ротмистр — хорош командир, нечего сказать».
Рядом гарцевал корнет. Получив свои обоймы, он старательно привинчивал к нагрудному карману кителя Георгиевский крестик.
«Странно, — поручик уже устал удивляться, — такой юный, откуда орден, не с покойника же он его снял…»
Корнет справился с «Георгием» и начал цеплять на себя Владимировскую звезду.
— Эскадрон, шашки на-а-го-о-ло! — прокричал невидимый ротмистр.
Застучали сразу несколько пулеметов, ударили десятки винтовочных стволов, и воздух наполнился карнавальным грохотом разрывающихся веселых петард. Взорвалась близкая бомба, и огненное лезвие резануло поручика по затылку.
Последним усилием он попытался ощупать рану, и ему показалось, что пальцы не просто зашли, а заглянули в глубокую трещину в черепе, за которой простиралась бесконечность, и из нее кто-то звал поручика по фамилии: «Голицын! Голицын!»
В образовавшейся трещине между мирами жизни и смерти ему привиделся Бог. Длинноволосый, похожий на дьякона-сатаниста с гнусным рябым лицом, Бог пел, скандируя каждое слово: «Поручик Голицын!.. Корнет Оболенский!.. Поручик Голицын!»
«Наконец-то», — успел подумать Анатолий Дмитриевич, соскальзывая с коня в неизвестность.
Испепеляющий свет не переставал терзать его даже под закрытыми веками. Он открыл глаза и тут же прикрыл их ладонью — прямо в лицо ему било огромное русско-японское солнце. Потом Анатолий Дмитриевич увидел море. На волнах покачивался прекрасный белоснежный корабль. По борту змеилось золотом название: «ИМПЕ-РАТОРЪ». Чистая лазоревая стихия бушевала вокруг него, с сумасшедшей скоростью проносились мимо потоки ветра в немыслимых облаках, отчего создавалось обманное оптическое впечатление, что корабль застыл в непрекращающемся полете.
«Это корабль, который перевезет меня на тот свет», — с мертвящим ужасом понял Анатолий Дмитриевич и ощутил всем своим существом, как не хочет умирать. Он с тоскою оглядывался, и повсюду ему открывался бескрайний простор в апокалипсических молниях. Сам он полулежал на древней гранитной плите — единственном участке суши, сохранившемся от прежнего мира.
На палубе появились матросы со светящимися лицами ангелов. Кто-то помахал ему крылатой рукой, приглашая подняться на корабль. Далеко-далеко расступились створчатые тучи, и выступили небесные контуры восточного города с башенками и минаретами.
Чужая земля на миг поманила, душа поручика сделала робкий шаг, оступилась, и новая волна страха захлестнула ее.
— Господи, — исступленно взмолился Голицын, — прости меня, Господи! Безумец я, как и всякий постигающий и хулящий Тебя! — Он сбился и торопливо забормотал «Отче наш».
И, словно внимая его мольбе, в небесах наметилось какое-то таинственное круговращение. Огненное светило, пульсируя, набухло, заполнив собой все обозримое пространство. Солнечная плеть стеганула Анатолия Дмитриевича по глазам, выбивая и разум, и память.
На какое-то мгновение он ослеп, выпустив из рук бинокль. Несколько минут Анатолий Дмитриевич массировал веки. Когда он прозрел, солнце уже ушло за набежавшие тучи и заморосил редкий дождь.
Четвертые сутки пылают станицы,Потеет дождями донская земля.Не падайте духом, поручик Голицын,Корнет Оболенский, налейте вина.Мелькают Арбатом знакомые лица,Шальные цыганки заходят в дома.Раздайте бокалы, поручик Голицын,Корнет Оболенский, налейте вина.А в сумерках кони проносятся к «Яру».Ну что загрустили, мой юный корнет?А в комнатах наших сидят комиссарыИ девочек наших ведут в кабинет.Над Доном угрюмым идем эскадроном,На бой вдохновляет Россия-страна.Поручик Голицын, раздайте патроны!Корнет Оболенский, надеть ордена!Ах, русское солнце, великое солнце…Корабль «Император» застыл, как стрела.Поручик Голицын, а может, вернемся?Зачем нам, поручик, чужая земля?
Терек
1
— Глубинин, миленький, не сердитесь, вот вы всегда сердитесь, а лучше послушайте. Угадайте, что означает: «coitus reservatus»? — К Глубинину подкатился ротмистр Необутов. — Умереть от смеха! Половой акт с гондоном! — Модное слово начинало входить в повсеместное употребление.
— Полно вам идиотничать, — Глубинин хранил отрешенно-интеллектуальное выражение лица, — голову бы пригнули…
— Малоумный идиот — от рождения нищий! — расхохотался Необутов. Он из последних сил тянул лямку полкового любимца, балагура и прожигателя жизни. — Или вообразите, Глубинин, что пока тлеет ваша папироса, вы неуязвимы. Папироса — это символ…
— Подите к черту! — Глубинин раздавил папиросу о бруствер.
Ударила артиллерия, и снаряды беспорядочно легли метрах в сорока от окопов. «Через несколько залпов нас накроют», — почти равнодушно подумал Глубинин и, торопясь, полез в карман френча, где мялось последнее письмо Елены Викторовны: «Вы пишете: „Здравствуйте, моя хорошая…“ Три слова. Не являются ли они намеком, что вы у меня третий любовник? Тогда стыд вам, Александр, и позор…»
Глубинин повторно пробежал глазами по строчкам. Текст разбух и приобрел таинственную трехмерность. Из-под каждого знака проглядывал краешек нового смысла, отчего общий, конечный смысл становился множественным и содержал загадку. Глубинина удивило, что прочел он о простых, в сущности, вещах, но умственный образ вещи, преломившись в его сознании, вовсе не походил на оригинал.
Недавно Глубинина контузило. В мозгу возникло некое темное состояние, потом он услышал взрыв и тишину за ним. Звуки отгородились невидимой стеной. Мир представился неживым и плоским, точно нарисованным.
Внутренне подготовившись к возможным расстройствам, Глубинин поведенчески не изменился. Иногда ему думалось, что контузия, наоборот, открыла в нем новые чувственные возможности. Когда он зажмуривался, перед ним распахивалась черная бездна. Зажигались серебряные искры, неслись оранжевые кольца, извивались огненные личинки, из ничего строились сложные геометрические фигуры, разрушались, чернота рассасывалась, и на светлом фоне появлялась Елена Викторовна…
Последние «сеансы» портило присутствие ее мужа. Он, незваный, пробирался куда-то в угол, жестами просил, чтобы на него не обращали внимания, усаживался и доброжелательно наблюдал…
Пару дней назад казачий дозор захватил перебежчиков. По их показаниям, наступление предполагалось в направлении Торговая-Тихорецкая, с ориентировочной датой — начало второй декады февраля.
Рапорта в штаб полка Глубинин так и не отправил. Смутила канцелярская витиеватость и какая-то изощренная заумность, не свойственная его слогу. Он увяз в деепричастных оборотах: «…Уповая на порядочность… что ведется состоятельнее предусмотрительности… в непредвиденных обстоятельствах… доставаясь в удел моих верных правил чести офицера, во исполнении коих, я… в означенной непреложности находясь…»
Пятнадцатого февраля противник начал наступление.
Залп рассыпал шрапнель около окопов.
«Мой ангел покинул меня, я, верно, погибну…» — напевая, Глубинин вытащил портсигар.
— Дайте и мне «Грезы», штабс-капитан, — взмолился Необутов.
— Это табак, ротмистр. Чистый табак…
В комнате тогда густо пахло жженой марлей и еще чем-то горклым и приторным. Ни закуски, ни самогона Глубинин на столе не заметил. Лежал распечатанный пакет с травяной трухой.
— Что у вас тут, господа? — Глубинина поразили одинаково одутловатые, с беспокойными зрачками лица сидящих.
— «Принцесса Греза», — вяло сказал кто-то.
— Конопля, — алый кончик папиросы указал на бумажный пакет.
— И как ее употребляют? — Глубинин взял щепотку.
— Курят. Если у вас трубка — набивайте…
— У меня папиросы.
— Тем лучше. Выдуйте табак…
Для утрамбовки зелья использовались винтовочные патроны.
— Теперь шутки Необутова покажутся вам венцом остроумия…
