Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
Ведь точь такая, если не похлеще, взрывоопасная ситуация была и в Татарстане, и в Дагестане, и в Кабарде, и в Адыгее. Так лидеры наций с ситуацией справились, сумели противостоять смутьянам, дали отпор злым силам, а Ясуев не посмел, забоялся и другим не позволил; спокойно жить дальше, хоть где, лишь бы сытно, захотел.
Взять хотя бы соседний с Чечней Дагестан. Теперь это Албасту доподлинно известно. В отличие от однородной Чечни в Дагестане с десяток, а фактически и более разных народов проживает. И вот в начале девяностых появились здесь, как и в Чечне, митинги, да у каждого народа свой, и у каждого митинга один-два новоявленных лидера – тоже как в Чечне, то ли генералы, то ли уголовники, а в общем отщепенцы. Тогда, чтобы противостоять этому хаосу и раздраю, который мог привести к страшным последствиям в многонациональном Дагестане, собрались подлинные лидеры народов на загородной даче и решили теми же методами противостоять смутьянам, дабы сохранить порядок в республике, сохранить свою власть, в конце концов сохранить свои жизни. И в этом тайном круге представители разных народов, которые генетически не приемлют друг друга, и тем не менее под общей угрозой они отбросили свои амбиции, крепко сплотились, решили еще неделю, дней десять подождать, выяснить ситуацию, а для поддержки или просто зондажа ситуации, в Москву послали своего представителя. Через день из столицы сообщение – прямо в своем номере гостиницы «Россия» представитель неизвестно кем убит выстрелом в затылок.
Это был удар в назидание. «Или мы, или нас!» – твердо, смело решили лидеры Дагестана и, не дожидаясь недели, сразу собрались, поклялись: каждый разберется со смутьянами от своего народа, срок – одна ночь.
И хотя из-за утечки информации, кто-то донес, за ночь не справились, однако в три ночи волна загадочных, жестоких убийств с обеих сторон, пронеслась над взволнованным Дагестаном. Выкинуло на берега пену, спесь, что-то на дно опустило, а в целом выровняло ситуацию, угомонило политизированный люд, перебило охоту зариться на власть, призывать к борьбе, к революции, к беспорядку.
Разумеется, в Чечне по объективным причинам ситуация была тяжелой; только в советский период, не говоря об ином, истерзанный варварской депортацией вайнахский народ боялся новых издевательств, репрессий и жаждал от первого родного лидера Чечни доброты, порядочности, внимания. Однако Ясуев этой сентиментальностью не страдал, другим был поглощен: усилением своей власти, личным обогащением. Не сумел он стать лидером нации, не сделал существенных начинаний, даже не нашел добрых слов, просто навстречу шагом не ступил. Он с народом не считался, а когда настал решающий момент, оказался трусом – бежал, и не куда-нибудь, а в ругаемую им же Москву…
Теперь с ненавистью глядя на разжиревший, в складках и прыщах, чисто выбритый затылок Мараби, Албаст в глубине души, с укором для себя понимает, что отчасти и он, как и многие другие, помимо одного Ясуева, повинен в случившемся.
В начале сентября 1991 года, когда еще толпа митингующих не выкинула из здания Политпроса законный Верховный Совет и Ясуева, он, Албаст Докуев, тоже депутат, не последний человек в республике, высказал большую заботу о женщинах и детях, и с одобрения тогдашнего тестя вывез в Москву свою жену, детей, тещу, других родственников Ясуева, хоть и говорили, что неспокойно в России после ГКЧП, однако все же не свои, чумазые. И несмотря на обещание всем через сутки вернуться – не смог: обустраивал родню в Москве. Ведь хотя есть в столице и у него, и тем более у Ясуева огромные, благоустроенные квартиры в самом центре, даже дачи есть, а все равно надо прописать, театры, цирки, парки показать, детей в школу устроить. И пока он о семье заботился, Верховный Совет и Ясуев вылетели, власть потеряли.
Тогда тем более Албаст поехать в Грозный не смог; тяжело вспомнить, но то ли понос, то ли запор, словом, несносный недуг скрутил его, задержал в столице. И даже опальный Ясуев еще в Грозном, а все члены элитарного клуба, да и не только они, к удивлению, Албаста, уже давно в Москве, припеваючи в беззаботности живут, ностальгией по грязной Чечне не страдают, квартиры купили, на работу устроились, фирмы пооткрывали.
Вскоре в первопрестольную прибыл и сам Ясуев. Чтобы он сильно не обижался, не гневался, за труды пред родиной ему еще одну шикарную квартиру в элитном доме выделили, на высокую должность, прямо в «супротивном» стане, в администрации президента, устроили.
Видя это, озадаченный зять с поклоном и сочувствием, как «выздоровел», поплелся к сватам, а его не приняли, даже обругали, предателем обозвали. Да и как не обозвать, если его родной отец Домба-Хаджи ныне важный реформаторский орган, комитет старост, возглавляет, каждый вечер по телевизору всякое вранье горланит. А зять Албаста Майрбеков, кто по протекции Докуевых министром МВД стал, в лихую годину в стан врага переметнулся, ту же должность сохранил и Анасби Докуева в заместители назначил.
Разозлился Албаст на сватов, в отместку на жену Малику с кулаками набросился; в ответ то же самое, только с криками, проклятиями, причитаниями, и если в Грозном пошумели бы по привычке и позабыли, то в Москве – нет, все-таки цивилизация сказывается, вызвала Ясуева милицию, показала свои синяки, написала заявление. Албаста увели, бока в отделении помяли, карманы вывернули, предупредили, что оскорблять, тем более бить, женщин в России нельзя, но за деньги все можно.
С тех пор Албаст только изредка появлялся в своей роскошной московской квартире, по детям скучал.
А жена ему:
– Уходи, я не могу позволить, чтобы мои дети, как все Докуевы предателями стали.
– Чего? – замахнулся Албаст.
– Только попробуй, милицию вызову.
Их брак, изначально зачатый и вынашиваемый на представительстве должностей Ясуева, с его падением завершился выкидышем. Как и положено, женившийся по расчету Албаст Докуев пострадал сильно; считая себя благородным, уступая жене во всем, желая поскорее от нее избавиться, он лишился недвижимости в Москве, зато приобрел свободу жизни и политического выбора.
Особо не терзаясь, Албаст легко пошел на поклон к новому кумиру, ныне авторитетному человеку в России – спикеру Верховного Совета России. Некоторые трения, некогда возникавшие между ними – не помеха: родина в опасности, и нет врагов и друзей, есть, как у Англии, интересы.
Спикер, считавший, что лично породил генеральский режим в Чечне, явно просчитался. У президента-генерала кисть мягкая, нежная, а хватка – железная, и, оказалось не пластилиновый он, как обещал, а парообразный, и пар этот несносный – обжигающий, как туман зимой – густой, плотный, и как всякий газ – все ниши, все дыры, все поры занял, полностью подмял, узурпировал Чечню. И если откровенно, по душе, «до лампочки» спикеру эта Чечня, всего пару лет там жил, и то мучился, а ныне, что там мизерная Чечня, когда фактически под пятой почти что вся Россия, и вспоминать о родине негоже, так нет – клика президента-генерала в угоду московским противникам твердит, что Чечня-Ичкерия теперь в Россию не входит, а депутат от Чечни – спикер – нелегитимен; отзывается.
Рвет и мечет спикер, – сам породил, сам и убью – угрожает, и в Чечне начинается мощное оппозиционное движение.
Особых потуг для реванша в Чечне и не надо. За полгода правления революционеры, по традиции, ничего не создали – все кромсают, рушат, грабят. Единственное, в чем преуспел президент-генерал, так это в создании многочисленных полувоенных-полубандитских формирований, в организации парадов и торжественных приемов для восхваляющих его гостей, особенно из Москвы.
Амбициозный лидер, спикер, как и прежде Ясуев, допускает роковую для народа ошибку: собирает вокруг себя не сильных личностей – потенциальных конкурентов, а послушных болтунов, чревоугодников. Из этих, в основном ординарных людей создается координационный совет в количестве двенадцати человек, для них на нужды переворота выделяется сто миллионов рублей (деньги немалые), много оружия; есть информационная и прочая поддержка.
Председателем координационного совета избирается умно говорящий, мало, как спикер, в Чечне проживший толковый интеллигент. Чтобы интеллигент от прилива вдохновения в облаках не витал, к нему секретарем приставлен многознающий Докуев Албаст. И как ни странно, никто не возмущается, что у Албаста вся родня в верхах противника: то ли знают все, что это не фанатизм, а в угоду «ветру», то ли приказ есть, в итоге, Албасту сподручней, как опытному хозяйственнику, не политикой заниматься, а материально-техническим обеспечением, иначе, по-революционному – тылом.
Доверили «козлу оппозиции» капусту, а он распорядился ею как мог, как мыслил, как хотел. Словом, встретились на совещании обнищавший Докуев и его шеф, по традиции, нищий интеллигент, ныне надежда нации. И говорит умудренный секретарь:
