Настоящий я - Хиен Ли
– Ты когда-нибудь проезжал тоннель на поезде? – спросил я старосту.
– Почему ты спрашиваешь? – нахмурился староста.
Сам не знаю. С чего вдруг я заговорил об этом?
– Наверное, нет такого человека, который ни разу не ездил на поезде. В праздники, когда на дорогах огромные пробки, мы с мамой и папой всегда катаемся на них.
– А что ты чувствуешь, когда попадаешь в тоннель?
Староста ответил спокойно, будто примирился с моими сумбурными вопросами:
– Темно, душно. Что еще тут можно сказать?
Вот почему люди часто сравнивают проблемы в жизни с тоннелями: внутри них темно, тесно и душно, оттуда хочется выбраться как можно скорее.
– По-моему, в таком мраке человек способен лучше разглядеть себя. Как думаешь?
– Чего?
– Ну представь: ты едешь в тоннеле и видишь свое отражение в окне поезда.
– Что ты хочешь мне сказать?
Я сам себя не понимал, что-то внутри меня хотело поговорить об этом. Темные и сложные времена, из которых хочется побыстрее вырваться, – именно так можно описать всю свою жизнь. Когда поезд едет в душном и темном тоннеле, в окне я четко вижу свое отражение.
– Ын Рю, что с тобой в последнее время происходит?
Мы со старостой остановились.
– Я определился со специальностью, буду поступать в институт природы и экологии, на кафедру минералогии.
– Совсем спятил! – Старосту крайне удивил мой выбор.
Я засмеялся и пожал плечами. Одноклассник же никак не успокаивался:
– Ты это маме уже говорил? Вот она обрадуется!
– Конечно, обрадуется, это ведь мое желание. Она точно не будет против.
До меня донесся мамин голос, похожий на весенний ветер, он говорил:
– Тогда тебе было семь, я оставила тебя пожить с бабушкой. В ту ночь Ван постоянно просыпался, плакал и жаловался на боли в животе, в стуле оказалась кровь. Наутро я быстро собрала вещи, и мы поехали в больницу. Даже там ему не стало лучше…
«Почему я остался один у бабушки?» – этот вопрос так долго меня мучил. Потом я отпустил эти переживания, но все-таки слишком поздно узнал, что тогда произошло на самом деле.
– Слушай, не говори ерунды, давай лучше сходим на тот фильм?
«Тот фильм»? Я удивленно смотрел на старосту.
– Ну, недавно отправлял тебе трейлер, помнишь? Пойдем посмотрим.
Я нервно сглотнул и вздохнул:
– Ну…
– Что, на сегодня у тебя другие дела есть?
Я изо всех сил старался выдавить из себя улыбку.
– Да нет, такие фильмы мне не очень нравятся. Можно посмотреть что-то другое.
– В новом году ты прямо другой человек. Впервые слышу, чтобы отказал кому-то! Ты куда?
– Не знаю.
– Не знаешь? Что у тебя за секреты? Странный какой-то в последнее время…
Я тоже не понимал, что со мной случилось. Казалось, будто стал совершенно другим человеком. Уверен, со временем это странное чувство пройдет, поэтому незачем торопить события.
Я спросил у старосты:
– Ты сейчас домой?
– Нет, сначала забегу в аптеку, надо купить пробиотиков. Без них после обеда может живот заболеть.
Парень попрощался и ушел.
Иногда человеку кажется, что он совершенно спокоен, хотя на самом деле нет. Это как с усиками муравья: никто не подозревает об их существовании до того момента, как где-нибудь не прочитает об этом. Что теперь думает обо мне староста? Понимать чувства других не так просто, как кажется. Я посмотрел вслед однокласснику и продолжил свой путь.
Интересно, а Ван догадывался о том, что разрушенные вещи можно собрать заново? Жизнь не так прочна, как бетонные здания. Она больше похожа на башенку из коробок, которая теряет устойчивость от одного неверного движения. Ее можно было отстроить еще раз, и раньше Ван постоянно этим занимался. Он просил меня: «Брат, дай мне ту коробку». А когда его башня рушилась, он хлопал в ладоши. Ван знал, что однажды разрушится и наша семья. Ветер доносил тихий голос, он говорил: «Ничего, все будет хорошо. Все можно собрать заново». Холодная зима скоро закончится, за ней придет весна. Пусть любимые цветы Вана вновь расцветут, пусть мама сохранит их в своем сердце.
– Все-таки дойду до парка, – произнес я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Теперь у меня есть новая деталь для моей башни. Из кармана я достал монетку. Серебряное изображение двух детей, смотревших друг на друга, сверкало в лучах зимнего солнца. Я подбросил монету, она взлетела в воздух и упала на ладонь. Зажав ее в руке, я пошел к станции.
На вид девочке было примерно десять лет или чуть больше. Она заплатила за поездку, села у окна и стала смотреть на дорогу. Никто ее не сопровождал. Я подумала: «Интересно, куда она едет?» Судя по ее напряженному выражению лица, девочка впервые едет в общественном транспорте одна. Почему-то мне стало тревожно.
Некоторое время она повозилась с телефоном, затем помотала головой и снова посмотрела в окно. Ее губы были сжаты, она явно нервничала. Когда автобус подъехал к следующей остановке, у нее зазвонил мобильный телефон. Девочка убрала длинные волосы за уши и провела по экрану пальцем. Я услышала только половину диалога:
– Сейчас остановка «ЖК “Скай”»… Да, помню, мне выходить на «Медицинском центре». Я позвоню, когда встречусь с бабушкой. Да, хорошо.
Девочка еще что-то сказала, а затем положила трубку. Ее ответов мне было достаточно, чтобы восстановить полный разговор. Когда ребенок один едет в автобусе, конечно, ему страшно. Жутко наблюдать, как на соседних полосах едут другие машины.
До «Медицинского центра» всего четыре остановки. Я хотела сказать об этом девочке, но передумала: так ребенок будет напряженно считать в голове, сколько еще нужно проехать.
Чтобы поддержать маленькую незнакомку, я нажала на кнопку «Стоп» вместо нее. Девочку наверняка переполняла гордость оттого, что она сама, как взрослая, добралась на автобусе до нужного места. Источник этого чувства один – это вера в себя. Мои воспоминания не слишком четкие, но я знаю, что тоже испытывала подобное. Папа однажды успел меня сфотографировать в тот момент, когда я успешно выполнила поручение родителей и, широко улыбаясь, держала свою награду – полулитровый стакан молока, словно это был кубок чемпиона. Но я до сих пор помню, как в тот день шла домой и волновалась: «Может, пойти по другой дороге? Вдруг ко мне подойдет кто-то незнакомый? Как страшно, надо спрятаться! Ладошки все потные».
Сейчас эти воспоминания вызывают улыбку, но тогда для пятилетней Хан Сури родительское поручение воспринималось как захватывающее и полное опасностей приключение.
Автобус приехал на мою остановку. То ли это место, где я хочу находиться?
Переходя дорогу, вдалеке я заметила знакомый указатель. Раньше часто видела его из окна автобуса, но никогда не приближалась. Поднялся ледяной ветер, уши сразу замерзли.
Я пошла в сторону парка. Он назывался «Тонсаль». Сначала я думала, что чтение «тон» соотносится с иероглифом «восток», но табличка перед входом разбила мою теорию в пух и прах. Слово «тонсаль» означало «яркий свет восходящего солнца». Интересно, парк получил такое название потому, что солнечные лучи освещают его первым?
– Теперь понятно, почему мне так часто хотелось сюда попасть, – заметила я, улыбаясь.
Но в тот момент, когда собралась войти в него, вдруг врезалась в человека в черном и от неожиданности отшатнулась.
– Извините, – сказала я и слегка поклонилась.
Внимание привлекли его рваные джинсы. Подняв голову, я увидела мужчину в черной куртке. Капюшон был надвинут на глаза, а кожа казалась иссиня-белой.
– Впредь… будьте осторожнее, – сказал незнакомец.
От его голоса стало еще холоднее. Мужчина двинулся своей дорогой, а я смотрела ему вслед до тех пор, пока его спина не скрылась за деревьями. Проводив незнакомца взглядом, я пошла дальше.
– Сегодня похолодало, куда ты в такой мороз? – спросила с утра мама.
Вместо ответа я только ухмыльнулась. Весь день меня не покидало странное чувство. Эмоции переполняли, только непонятно, был ли это страх или томительное ожидание. Я вышла из дома, не представляя себе, куда пойду.