Первый нехороший человек - Джулай Миранда
– Алло?
– Шерил, это Карл, звоню из магазина мобильных телефонов. Проверяю аппарат. Бесплатный звонок! Как меня слышно?
– Слышно очень ясно.
– Шума нету? А эхо?
– Нет.
– Давай попробуем громкую связь. Скажи что-нибудь.
– Громкая связь. Громкая связь. – Улитка сидела у меня на руке; я стряхнула ее в коробку.
– Ага, работает. Симпатичный телефончик.
– Мне повесить трубку?
– Я не хочу, чтобы ты думала, будто я позвонил только ради проверки телефона.
– Ничего.
– Подожди, дай спрошу у этого парня, можно ли еще поговорить.
Я послушала, как он спрашивает, нет ли лимита по времени на бесплатные звонки. Воинственный по голосу мужчина произнес:
– Говорите хоть весь день, если хотите. – Кли стояла на коленях, а моя рука вновь очутилась у меня в штанах, не успела я понять, что происходит. Начало жечь: чтобы там ни оказалось у меня на пальцах от улиток, оно щипало мне причинные места. Одного лишь воинственного голоса было мало, впрочем: сосать голос Кли не могла. Карл стоял рядом, смотрел, но слепить картинку воедино мне не удавалось. Кли ползала по магазину на коленях, рот открыт, как у рыбы.
– Можем говорить весь день! – сказал Карл.
Кли устремилась к отцу. Нет, нет, – подумала я. – Не его. Но пальцы у меня уже разгонялись, приближаясь к цели.
– Как делишки? Как Кли поживает?
Кли вцепилась в него, как только он назвал ее имя. Незачем и говорить – он был потрясен.
– У нее все отлично. – Не задыхаться получалось с трудом. – Обожает свою работу.
Карл потрясен, но без отвращения. Чувствовалось в этом что-то правильное – неправильное, конечно, однако правильное. Он положил руку на ее знакомую голову и толкнул несколько раз, помог найти правильный ритм.
– Я заеду в пятницу – давайте-ка возьму вас обеих на пижонский ужин?
В магазине мобильных телефонов заворожило всех без исключения; кто-то шептал что-то о законе, однако человек с воинственным голосом указал всем на то, что руки у закона связаны, поскольку никакого обнажения не происходит. И он был прав: подол халата Карла размыкался вокруг его члена и прилип к губам Кли, и поэтому всякий раз, когда голова отшатывалась, этот занавес устремлялся за ней. Туда-сюда, туда-сюда. Карл внезапно издал боевой клич – показать, что он того и гляди выстрелит. Хотел, чтобы оно длилось подольше, но его захлестнуло отеческой гордостью.
– Здорово, – пылко сказала я.
– Выберу приятное место, – сказал он. И затем слил – не в рот дочери, это уж точно было бы незаконно, а себе в подол. Рука Кли была там, тайком выдаивала последние капли. Меня окатило шквалом тошноты и печали. Я скучала по знакомому члену Филлипа. Где теперь я и где он? Улитки были повсюду. Не только под ногами и приклеенные к кухонным стенам, но по всему дому. Оказались не из медленных. Одна воспроизводилась неполовым путем на абажуре. Я наблюдала, как две исчезли под диваном. Это уже дно или беда моя может умножиться? Беда. У меня беда.
Нечто подобное со мной уже однажды случалось. Когда мне было девять лет, добропорядочный дядюшка прислал мне на день рождения открытку. Для девочки открытка оказалась не очень-то подходящей: группа лихо выглядевших птичек с сигарами в клювах и в молодецких шляпах дулась в карты. Что за подпись была на открытке, я уже не помню, а вот внутри обнаружилась фраза, подобная вирусу или самовоспроизводящемуся паразиту, поджидавшему носителя. Я заглянула внутрь, и эта штука выскочила и вцепилась мне в мозг беспощадными когтями: «Птицы одного полета – одна стая». Один раз произнести это не удавалось, лишь повторять и повторять. Птицыодногополетаоднастая, птицыодногополетаоднастая. Десять миллионов раз на дню: в школе, дома, в ванной – никуда не скрыться. Отставала она, когда я отвлекалась; птица, или стая птиц, или сигара, или игральная карта, или что угодно – и оно возвращалось, в любой миг. Птицыодногополетаоднастаяптицыодногополетаоднастая. Я раздумывала, как буду жить полной здоровой жизнью, как выйду замуж, рожу детей, найду работу – с таким-то увечьем. Под этими чарами я проходила целый год. А затем, ни о чем не ведая, тот же дядюшка прислал мне открытку на десятилетие. На этой оказалась картина Нормана Рокуэлла[9] – девочка прикрывает глаза руками. Надпись: «На год старше? Глаза бы не глядели!» Внутри: «Поскольку то, что происходит с тобой, происходит и со мной». Срабатывало, как выстрел. Всякий раз, когда стая подлых птиц принималась снижаться, я произносила заклинание Чтопроисходитстобойпроисходитисомной, и птицы немедленно разлетались. Дядя уже умер, но открытка по-прежнему у меня на туалетном столике. Ни разу меня не подвела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– До этого раза, – договорила я торжественно, подаваясь вперед на кожаном диване. – Это новое заклятье оно не развеивает.
Рут-Энн сострадательно кивнула. Мое неподобающее поведение на приеме в предыдущую неделю осталось позади.
– Значит, нам нужно противоядие, – сказала она. – Нейтрализующее средство, как открытка, на это конкретное заклятье. Но не Чтопроисходитстобойпроисходитисомной – оно слишком короткое.
– Я так и подумала – возможно, оно слишком короткое.
– Нужно такое, чтобы занимало какое-то время.
Мы попытались придумать антидот подлиннее.
– Какую вы знаете песню? «Приидите, верные»[10]? Знаете такую?
– Я совсем не умею петь. Не тяну мелодию, – сказала я.
– Это не беда, я думаю, нужно просто знать слова. «Был ягненочек у Мэри»[11]? – Я проблеяла «Был ягненочек у Мэри». – Что скажете?
– Ну… – Не хотелось отвергать ее замысел. – Не уверена, что хочу целый день петь «Был ягненочек у Мэри».
– Ясное дело. Оно вас сведет с ума похлеще минетов. Какая песня вам нравится? Есть такая?
Была такая. Одна девушка в колледже постоянно ее играла; я все время надеялась поймать ее по радио.
– Не уверена, что смогу ее спеть.
– Но слова знаете?
– Да.
– Тогда скажите слова. Просто произнесите их.
Мне стало жарко и холодно. Меня трясло. Я уложила руку на лоб и начала.
– В любовной сказке оставайся?
Ужасно.
– Это Дэвид Боуи[12].
Рут-Энн ободряюще кивнула.
Будь с нами – и не сомневайся,
Мы же ве-е-е-ерим все в тебя-а…
Я все хватала и хватала ртом воздух: обычным способом он не шел ни в горло мне, ни наружу.
Ты скоро вырастешь, лови
Удачу с парой психов,
Чокнутых на-а-а-а любви
– Дальше не знаю.
– Что чувствуете?
– Ну, я знаю, что мелодия не такая, но, думаю, какую-то энергию песни уловить, может, удалось.
– Я имею в виду Кли.
– Ой.
– У вас возникла небольшая передышка.
– Кажется, да.
Наутро я встала спозаранку, ожидая возможности опробовать песню. Приняла душ – осторожно. Заклятье не надвигалось. Оделась и помахала Рику – он горестно оглядывал улиток.
– Доброе утро! – Я вышла во двор с доброй чашкой чая.
– Положение из рук вон.
– Да, знаю. Заказала слишком много.
– Я управлюсь с четырьмя. Такое поголовье я пасти способен. У меня нет подготовки смотреть за стадом.
– Может, у вас получится их созвать? Сбить в кучу?
– Созвать? Как?
– Улиточьим свистком?
Слова едва успели выбраться у меня изо рта, как Кли принялась насасывать крошечный улиточий свисток у Рика между ног. Он был потрясен и т. д., и т. п.
– Рик, я собираюсь спеть песню.
– Вряд ли поможет. У них нет ушей.
– В любовной сказке оставайся… – Рик учтиво опустил взгляд. Живя на улице, он и побезумнее видал. – Будь с нами – и не сомневайся, мы оба ве-е-е-ерим в тебя.