Розамунда Пилчер - Цветы под дождем и другие рассказы
Вокруг стояла тишина, нарушаемая разве что шелестом ветра, песней жаворонка да долгими печальными криками кроншнепов. Посидев немного, они почувствовали, что мерзнут. Клаудия, которая до этого сбросила свитер и завязала рукава узлом на поясе, сейчас снова натянула его.
Магнус сказал:
— Смотри не простудись.
— Все в порядке. Удивительно, как благотворно действуют на человека такие вот картины. Все-таки мы счастливые люди. Особенно ты, потому что ты живешь тут постоянно.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Это позволяет взглянуть на жизнь под другим углом.
— Я чувствую себя крошечным муравьем…
— Муравьем?
— Да. Микроскопическим существом, незначительным, безвестным.
Вместе с этим к ней пришло странное чувство, что все ее проблемы — работа, деньги, любовь, — точно так же не имели никакого значения. Отсюда, сверху, она взглянула на свою жизнь с ее ежедневной бесконечной гонкой словно с другого конца подзорной трубы, остро ощутив ее бессмысленность, тривиальность. Она была муравьем, Атлантика всего лишь лужей, а Нью-Йорк — точкой на глобусе, в которой копошились миллионы невидимых глазу человечков-насекомых и Джайлз был среди них.
Магнус сказал:
— Ты тоже хотела бы жить здесь постоянно?
— Я никогда об этом не думала. Вот Дженнифер тут действительно счастлива. У нее есть муж, дети, ее ферма. Боюсь, это не для меня…
— Жизнь — странная штука. Сперва разбросала нас по всему миру, а потом, спустя столько лет… Почему именно мы с тобой вдвоем оказались сегодня на полпути к вершине Криган-хилл в такой дивный осенний день?
— Понятия не имею.
Он сказал:
— Да, как и о том, насколько сильно я был в тебя тогда влюблен.
Клаудия, нахмурив брови, с изумлением уставилась на него. Лицо у Магнуса помрачнело. Она увидела морщинки у рта и в уголках глаз, седину в его густых темных волосах. Внезапно он повернул голову и посмотрел ей прямо в лицо: взгляд его был суровым.
— Ты же не серьезно? — спросила она.
— Ты правда не знала?
— Мне было всего семнадцать.
— Все равно ты была потрясающая. Такая красивая, что мне просто страшно становилось от моей любви, — я думал, что мне все равно тебя никогда не добиться.
— Но ты ничего не говорил…
— И старался не показывать тоже.
— Но почему?
— Время было неподходящее. Мы были слишком молоды. Только-только окончили школу. Наша жизнь только начиналась. Надо было многому научиться, многое успеть. До того мы жили словно в раковине, где нас лелеяли и любили. Но нам хотелось выбраться наружу, открыть для себя большой мир. У меня была твоя фотография. Я повсюду носил ее с собой, показывал приятелям. «Это моя первая любовь», — хвастался я. Но не говорил: и единственная. Хотя должен был так сказать.
— Почему ты заговорил об этом сейчас?
— Потому что стал слишком стар для глупой гордости.
Такие простые слова… Клаудия опустила глаза — ей не хотелось, чтобы он прочел ее мысли. «Я тоже слишком стара для глупой гордости, но я цепляюсь за нее, потому что это единственный способ удержать возле себя Джайлза». Понимание давалось ей с мукой. Она подумала было поделиться с Магнусом, рассказать ему о Джайлзе. Все объяснить, сделать так, чтобы он понял… Но она знала, что ни за что не причинит ему такой боли. Только не сейчас. Она слишком устала и запуталась. Джайлз был ее любовью, ее жизнью, но еще и бременем, которое она не могла переложить на этого мужчину, старого друга, который только что признался, что любит ее уже много лет.
Нет. Лучше отнестись к его признанию легко, как к дружеской шутке. Она улыбнулась и сказала:
— Да, гордость доставляет нам немало неудобств. Встает между людьми…
— Да. И ты все молчишь и молчишь, а потом оказывается, что уже слишком поздно и лучше было бы вообще ничего не говорить.
— Прошу, не надо так думать.
Вечер догорал; солнце садилось у них за спиной, и на траву ложились длинные тени. Усилившийся ветер пригибал к земле папоротник, которым заросли берега ручья. Клаудия поежилась.
— Холодает, — заметила она. А потом, почувствовав, что Магнус отчаянно нуждается в утешении, наклонилась и поцеловала его в губы. — Пора ехать домой.
После этого все снова стало в порядке: Магнус усмехнулся печально, но беззлобно, поднялся на ноги и протянул Клаудии руку. Свистнул своего пса, и они отправились в обратный путь. Спускаться по склону было легко, и когда они добрались до машины, он был уже прежним, веселым и бесшабашным, и строил планы на сегодняшний вечер.
— Надо остановиться купить вина для Ронни. Ты не против, если мы на минутку задержимся в городе и я заскочу в магазин? Кроме того, у меня кончился бекон и собаке надо купить сухого корма…
На освещенной последними закатными лучами главной улице Инверлосса кипела жизнь; магазины были еще открыты: лавка мясника, зеленная, ларек с рыболовными снастями. Через большое окно итальянского кафе на тротуар лился неоновый свет, а из дверей неслись звуки эстрадной музыки и соблазнительный запах жареной рыбы с картошкой. У входа в кафе крутились девушки в джинсах в обтяжку, с большими серьгами в ушах, а на террасе паба на противоположной стороне улицы сидели мужчины и без стеснения глазели на них.
Магнус остановился у газетного киоска.
— Я ненадолго.
Он скрылся внутри и почти сразу же вернулся со свежей газетой. Через открытое окно он положил газету Клаудии на колени.
— Чтобы ты не заскучала.
Он ушел, а Клаудия открыла газету — национальный таблоид, отпечатанный в Лондоне. Она пробежала глазами по громким заголовкам, потом медленно перелистала страницы газеты, разглядывая фотографии и рекламу. Заглянула в рубрику «Светская жизнь». И увидела там фото Джайлза.
Снимок был маленький, плохого качества, но он бросился ей в глаза, как бросается знакомое имя из газетной колонки. Под руку с ним стояла молоденькая девушка с длинными светлыми волосами. На ней было платье без рукавов, с глубоким декольте, а в руках она держала маленький букетик цветов. Джайлз улыбался, демонстрируя белые зубы. Он выглядел полнее, чем на самом деле, более крупным. На шее у него красовался неуместно пестрый галстук.
Она прочла заголовок: «Джайлз Сэйворз со своей юной невестой Дебби Пейтон. См. стр. 4».
Ее первой мыслью было «Нет, это не может быть правдой. Произошла ужасная ошибка. Они все перепутали». Потом внезапно ее прошиб озноб, губы заледенели, во рту пересохло. Это неправда.
Страница 4.
Заголовок был набран жирным черным шрифтом: ДЖАЙЛЗ И ДЕББИ: ЗНАМЕНИТЫЙ БИЗНЕСМЕН СНОВА ЖЕНИЛСЯ. Дальше шла статья:
Джайлз Сэйворз, лондонский бизнесмен, которому в этом году исполнилось сорок четыре, на этой неделе обвенчался в церкви Святого Михаила в Брюсвилле, штат Нью-Йорк. К сожалению, у новобрачных не будет медового месяца, потому что Джайлз является партнером в компании «Уолфсон-Рильке» и должен выполнять большой объем работы в нью-йоркском офисе, однако он планирует свозить молодую жену на Барбадос на Рождество.
Очаровательная новобрачная Дебби Пейтон (двадцать два года) — единственная дочь Чарли Д. Пейтона, члена совета директоров компании «Консолидейтед Алюминиум». Очаровательная дюймовочка (рост Дебби пять футов два дюйма) познакомилась с будущим мужем всего три месяца назад, однако об их стремительно развивающемся романе знали все нью-йоркские коллеги Джайлза. До этого бизнесмен был женат на леди Присцилле Роуленд; брак закончился разводом, и друзья уже начинали сомневаться, что он когда-нибудь отважится жениться еще раз…
Больше читать она не могла. Освещение стало слишком тусклым, газета тряслась в руках, слова сливались… Джайлз женился… Она вспомнила, как он в последний раз звонил ей из Нью-Йорка, вспомнила спокойный голос, произносивший вполне разумные объяснения. «Очень жаль. Возникли срочные дела. Не успеваю вернуться в Лондон до поездки в Испанию. Надеюсь, ты поймешь. Почему бы тебе не съездить одной? Отлично проведешь время. Да, конечно. Как только смогу…»
И дальше в этом же роде. Знакомый голос, знакомое разочарование. Ничего нового. За исключением того, что ему не хватило мужества сообщить ей о свадьбе с другой женщиной. Девушкой. Которая годится ему в дочери. Он женился. Все кончено.
Она по-прежнему дрожала от холода. А может, от потрясения. Сидя в машине Магнуса, Клаудия пыталась разобраться в своих чувствах. Она не знала, чего ждать от самой себя: гнева, криков, слез унижения? Может, ее вот-вот пронзит острая боль утраты? Но ничего подобного не произошло, и через пару мгновений она поняла, что уже и не произойдет.
Внезапно она осознала, что испытывает чувство, которого ожидала меньше всего. Облегчение и, пожалуй, признательность. Облегчение от того, что ей не пришлось принимать решение самой, и признательность за то, что Джайлз сделал для нее лучшее, что только мог.
