Хади - Искалеченная

Я иду в префектуру, где рассказываю о своей ситуации. Я хорошо знакома с такими учреждениями благодаря тому, что помогала другим.

— Муж получает мои пособия. У него есть вторая жена, и каждый месяц он дает ей семьсот франков — то, что приходится на ее ребенка. А мне, матери его четверых детей, ничего не достается. Он не только ничего не дает, но и бьет меня. Он ведет себя не как отец многочисленной семьи. Муж полностью сконцентрирован на себе, своих друзьях и второй жене. Что делать, чтобы получать деньги на моих детей?

— Вы знаете правила, — отвечает мне дама. — Обычно деньги получает муж. Поскольку вы живете вместе в одном доме, я не могу разделить пособия между вами двумя. Переселяйтесь или найдите другой адрес проживания, и я смогу действовать.

Найти фиктивный адрес не так просто. А средств для переезда, оплаты аренды с моей мизерной зарплатой переводчика у меня нет. Мне ничего не остается, кроме слез.

Но милосердный Бог со мной. Выходя из автобуса, я встречаю соседку-малийку.

— Что с тобой случилось? Почему ты плачешь?

Я обещала себе, что больше не буду ни с кем делиться из страха, что о моих намерениях станет известно мужу. Так уже часто бывало. Но эта женщина образованна. И что-то подвигло меня рассказать ей о своем демарше.

— Все просто, эта дама права, ты живешь у меня! Я сделаю тебе бумагу о проживании, и с этого момента ты намерена жить у меня со своими четырьмя детьми. Только никому об этом не говори, позволь префектуре действовать дальше. Иди снова к той даме, принеси ей сертификат, и побыстрее: нужно ковать железо, пока горячо.

Я сажусь в автобус в обратном направлении, иду в отдел по семейным пособиям. Здесь очередь и надо взять талон. Я не рискую идти к другому чиновнику, у которого наверняка будет иное видение моей проблемы. Поэтому дожидаюсь возможности поговорить с той, что принимала меня час назад. Наконец ее окошко освобождается. Она изучает бумагу и меняет в документах домашний адрес в одно мгновение.

— Начиная со следующего месяца пособия на ваших четверых детей будут поступать на ваш банковский счет.

Я возвращаюсь домой и пока ничего не говорю. Нужно ждать больше месяца. Между тем я получаю письмо из Африки. Человек, который мне его отправил, неграмотен и не умеет читать по-французски. Он попросил кого-то написать и говорит мне весьма недвусмысленно: «Ты должна перестать хныкать, ведь ты находишься в стране, где правит закон. Как будто ты никогда не ходила в школу!»

Это означало: защищай себя легальными способами, принятыми в стране. Если ты позволишь другим вмешаться в семейные дела, каждый примет чью-то сторону и ты никогда с этим не покончишь. Так и есть. Эта история слишком долго тянется. После гибели моей доченьки я слишком замкнулась на себе и своих детях, словно покрылась скорлупой. Все последние годы я хранила свои несчастья при себе, не решаясь действовать способами, разрешенными законом. Все запущено настолько, что уже не видно логики: муж не перестает жаловаться на мое якобы плохое поведение, мама больше не выносит его, гордость дедушки затронута… Я должна была взять ситуацию в свои руки раньше, в этом состояла моя ошибка. Развод во Франции — неплохо, но, главное, мне нужно добиться аннулирования религиозного брака. Без этого я никогда не буду по-настоящему свободной.

Мой дядя советует уехать ненадолго в Африку. Он тоже устал видеть мои страдания и выражается предельно ясно:

— Вы начинаете надоедать всей семье, вы оба! Нужно все время вмешиваться, успокаивать вас. Ты не хочешь больше, чтобы мы вмешивались, ты не хочешь больше, чтобы тебя защищали, ты сказала, что возьмешь все в свои руки, так сделай это! Уезжай, наберись сил, поговори с матерью. Я посоветую мужу оставить в твоем распоряжении семейные пособия, чтобы ты смогла организовать путешествие.

Я согласна уехать, но ехать с детьми, к тому же на два или три месяца, стоит недешево. Переговоры между мужем и дядей происходят на моих глазах. Ответ отрицательный.

— Я ей ничего не дам. Пусть сама выходит из положения! — Он сдается все-таки после долгого часа дискуссий: — Я оплачу билеты, это все, что я могу сделать. Но я не дам ей ни сантима и никаких пособий!

Я знала, что он никогда не уступит. Дядя не настаивает, он в курсе моих демаршей и хотел лишь проверить его.

— Тогда я хочу, чтобы ты поклялся мне, что купишь билеты туда и обратно.

— Да-да…

Я ничего не говорю, но догадываюсь, что муж ничего не сделает.

Наступает конец месяца. Десятого числа следующего месяца он ждет, как обычно, пособий, но они не начислены. И поделом. Я смакую свой триумф в тишине. Но знаю, что придет день, когда он потребует свой «ДОЛГ».

В тот же вечер, вернувшись с работы, муж молится, как обычно, и я слышу, как он клянет меня в своих молитвах:

— Бог сделает, что тебе будет стыдно перед людьми.

Он знает, что я слышу его, и хочет, чтобы я ответила на провокацию.

— Бог справедлив.

Это мой единственный ответ.

У меня нет желания устраивать потасовку, я устала. Но, главное, я больше не боюсь. Ни его, ни тех, кто смеет обвинять меня в неуважении к мужу за то, что я требую пособия. Сегодня я всех посылаю ко всем чертям, я больше не аргументирую, потому что логика им не доступна.

— Принес ли ты мне литр молока или килограмм сахара? Купил ли мне обувь? Нет. Тогда о чем говорить?

На следующий день я звоню маме, которая говорит со мной как-то странно:

— Кстати, мы говорили о тебе сегодня, я даже просила твою сестру позвонить тебе.

— Что случилось?

— Твой муж звонил и сказал, что ты украла деньги у его второй жены.

— Он осмелился сказать это?

— Можно все сказать о тебе, дочка, что ты — скандалистка, крикунья, но украсть… Я не верю, что ты способна на это. Если ты взяла деньги у той женщины, верни их ей. Ты можешь взять деньги у своих детей, но не у ее.

— Я клянусь тебе, что не притрагивалась к ее деньгам и у меня никогда не было намерения что-либо украсть. Подло так врать, он прекрасно знает, что это неправда, он точно получил, как обычно, ее деньги на свой счет.

Ссора неизбежна этим вечером. Я обязана ему ответить, и именно сейчас, когда он заронил сомнение у мамы, а значит, у всей семьи в Тьесе. Но начала не я.

— Это ты ходила насчет пособий, чтобы взять их себе?

— Да, я.

— И деньги моей жены!

— Не вмешивай ее, ты прекрасно знаешь, что я не дотронусь до ее денег.

Я получила несколько ударов. Как и многими другими вечерами, когда не хотела видеть мужа в своей постели, даже если и была моя очередь принимать его. Он сильнее меня физически, я не могла бороться против семейного насилия.

Я принимаю удары, мне все равно, я готовлю потихоньку мой отъезд в Африку. Отныне он свободен от своего обещания, данного моему дяде, который, в отсутствие дедушки, наделяется- властью патриарха.

Однажды утром, когда день вызова в суд приближался, я получаю письмо из консульства Сенегала в Париже. Ассистентка по социальной работе приглашает меня прийти, так как мой муж попросил посредничества в том же вопросе — о семейных пособиях! Война нервов…

Муж приходит в сопровождении кузена, который мне тоже кузен. Раньше я уважала его за нейтралитет в споре. Теперь он выбрал лагерь, но не мой.

Я одна напротив ассистентки по социальной работе, их двое.

— Итак, вы взяли семейные пособия на своих детей и детей от второй жены…

Она не закончила фразы, как слезы навернулись мне на глаза.

— Мадам, вы позвонили, чтобы узнать, что произошло на самом деле? Я взяла деньги моих детей, я не отрицаю этого, но ничего другого! Вы можете легко это проверить.

Двое мужчин не дают мне закончить и начинают кричать на меня. Это невыносимо, я отдаю себе отчет во всей этой отвратительной истории с деньгами, в низости поведения моих соотечественников-мужчин. Мне стыдно за них, мне оскорбительно быть обвиненной еще и еще раз в краже!

Я встаю.

— Мадам, прошу вас, не уходите!

— Извините меня, это не отсутствие уважения, но я не могу больше выносить такого рода обвинения. До свидания.

И я ушла. Оставался суд. Адвокат заверил меня, что муж получил повестку, хотя мне он об этом ничего не говорил. Я узнала позже, что его друзья, все те же самые, советовали ему не ходить туда:

— Она твоя жена! Французский суд не может развести вас!

Дата моего отъезда приближается, и, к счастью, суд назначен двумя неделями раньше. Муж ушел купить мне билеты на самолет, не сообщая дату моего отъезда, я узнала ее только за неделю. И разумеется, держит билеты при себе. Мы больше не разговариваем. Я стараюсь, насколько это возможно, избавить детей от новой перебранки; они ужинают со мной до прихода их отца вечером. Я стараюсь объяснить им, что эта война касается только родителей. Родители любят по-прежнему своих детей, даже если они не ладят больше друг с другом… Я думаю, дети понимают это с того времени, как стали видеть меня больной, в депрессии, несчастной. Я подозреваю, что они тоже хотят жить по-другому.