Нил Шустерман - Возрождение Теневого клуба
— А если он и вправду замешан?
— Нет, что ты. Он не тот тип.
— А пожары, которые он устраивал? Это тот тип?
— Да, но пожары всегда были ответом на провокации других. Это у него вроде аллергии: реакция на плохое обращение. Тайсон не способен вот так ни с того ни с сего просто портить людям жизнь из вредности.
— Зато его подружка способна.
— Моя тоже оказалась способна, — вырвалось у меня. Не успел вовремя прикусить язык. Шерил содрогнулась, как будто ей отвесили пощёчину. — Прости, — пробормотал я.
— Нет, — сказала она. — За правду прощения не просят.
Последовало несколько неловких секунд. Мы с Шерил никогда не говорили о лодыжке Остина и камнях, на которых он её сломал. Хотя Шерил и созналась, что это она их подложила, основной груз обвинения вынес на своих плечах я. До нынешнего момента я и не осознавал, насколько глубока моя обида по этому поводу.
— Выходка с Остином была ужасна, и я очень о ней сожалею, — проговорила Шерил. — До сих пор не могу поверить в то, что я натворила.
Я взял её руку в свою и мягко пожал.
— Успокойся, сейчас же ты ни в чём не замешана. Теперь эти ужасы творят другие.
Она кивнула, выпростала свою ладонь из моей, и мы вернулись к работе.
* * *— Ты слышал, что произошло в «Тьме-тьмущей»? — спросила Джоди, когда я получасом позже объявился на её пороге.
«Тьма-тьмущая» — так называется наш местный кинотеатр, работающий под лозунгом «В прокате не бывает столько фильмов, сколько у нас кинозалов!». А шло там на самом деле четыре-пять картин, зато на тьме-тьмущей экранов.
— Вообрази только, — рассказывала Джоди, — они сегодня открываются и видят: во всех проекционных полно коров! Представляешь — стоят, жуют киноплёнки! Оборудование всмятку! Что скажешь?
Что скажу... Не так уж это и странно, если вспомнить о том, что владелец кинотеатра вызывал ненависть у всей городской ребятни: он решительно выгонял из зала желающих попрыгать с места на место; а ещё у него было обыкновение величать народ, стоящий в очереди за билетами, «быдлом».
— Ты вот что мне лучше скажи, Джоди: как ты могла узнать об этом, если киношка открылась всего пятнадцать минут назад?
— Ну... слышала и всё.
Я прошёлся взад-вперёд по крыльцу — меня слегка нервировала её невозмутимость.
— А ты зачем пришёл? — спросила она. — Неужели собираешься пригласить меня в кино? — Она хихикнула. — А что — пожалуй, пойду, если там показывают «Рогатые тоже плачут».
Я резко обернулся к ней:
— Мне нужны имена. Я хочу знать, кто это сделал — называй всех до последнего. Сколько людей замешаны?
— Ты о чём вообще? — Она скривила рот в гримасе отвращения. — Не понимаю.
— Ещё бы, конечно, не понимаешь. Вся такая из себя невинная.
— Джаред, ты сбрендил?
Особенно раздражало меня это искреннее-преискреннее выражение на её лице. И как только это у неё получается — ведь врёт и даже глазом не моргнёт! Что же касается моих собственных глаз, то я даже не пытался представить себе их выражение в настоящий момент.
— Ты увязла по уши, и мы оба это знаем.
— Ни в чём я не увязла! Я прошлую ночь вообще у подруги ночевала!
— Поклянись! — выпалил я.
— Клянусь!
— Не верю!
— Клянусь могилой моей бабушки!
— Всё равно не верю!
— Хочешь, поклянусь на Библии?
— Хочу!
Она отреагировала без малейшего промедления:
— Хорошо, сейчас пойду принесу.
Но прежде чем войти в дом, Джоди приостановилась и произнесла:
— Я считаю, что все эти уроды получили по заслугам, но это вовсе не значит, что я или мои друзья приложили к этому руку! — А затем добавила: — Джаред, никто не хотел, чтобы тебя исключили из школы; так что, если подумать, логичнее прийти к выводу, что всё это проделали ты и твои друзья. А, как ты считаешь?
Я потерял дар речи.
— Но... но бейсболки...
— Подумаешь, бейсболки. — Она передёрнула плечами. — Тоже мне ещё нашёл доказательство — бейсболки! — Она послала мне улыбку. — Сейчас принесу Библию.
Я ушёл, не дожидаясь её возвращения, потому что знал: Джоди в любом случае — замешана она или не замешана — положит руку на Библию и поклянётся в чём угодно.
* * *По дороге домой я попытался перевести свои мозги в щадящий режим. Так, думал я, сейчас буду смотреть видео, играть на компьютере, сёрфить по интернету... Сяду за уроки, в конце концов! Всё лучше, чем изматывать себя мыслями о... Но придя домой, я понял, что не в состоянии ничего делать. Тайсона не было, родителей тоже. На телефонном автоответчике мигал огонёк. Ну нет, хватит с меня на сегодня плохих новостей. Я сидел, пялился на огонёк и забавлялся со своей ракушкой: то подбрасывал в воздух, то прикладывал к уху в тщетном желании услышать голос, который в одно мгновение решил бы все мои проблемы.
Наконец я подошёл к автоответчику и нажал кнопку.
— Привет, Джаред, это Даррен. — У меня занялось дыхание. Вот уж кого из всех бывших членов Теневого клуба я совсем не ожидал услышать. Голос его дрожал, видимо, Даррен был не на шутку перепуган. Я нажал на паузу, несколько раз глубоко вздохнул, затем прослушал сообщение до конца.
— Джаред, иди сюда как можно скорее! Тут с мистером Грином такое... Понимаешь, я же живу в одном квартале от него... ты это... словом, давай сюда! — Конец сообщения.
Я тотчас же выскочил из дому и припустил на полной скорости, чтобы узнать, что же стряслось с мистером Грином.
Теория серебряной пули
Все «подвиги» неизвестных злоумышленников были лишь беззлобными детскими шалостями по сравнению с тем, что они учинили мистеру Грину.
Примчавшись к дому Даррена, я не застал там бывшего соратника. Шторы на окнах опущены, дверь мне никто не открыл. Ясно — Даррен не хотел впутываться в дело, ограничившись ролью вестника и предоставив разбираться мне одному. Махнув на него рукой, я побежал к дому завуча.
Случается, что здания наводят жуть: их окна кажутся глазами, вход — пастью. Сегодня жилище мистера Грина не просто напоминало чей-то страшный лик. Дом, в потёках краски, с выбитыми стёклами, походил на труп. Полиция уже побывала здесь и ушла. Мне тоже при виде этого кошмара захотелось убраться подальше. Но я не мог. Я сознавал, что обязан войти внутрь и охватить полную картину катастрофы. Не так, как наблюдаешь за последствиями аварии откуда-нибудь с обочины дороги, а так, как бывает после урагана, когда копаешься в руинах, страшась и ожидая найти в них обломки своей собственной жизни.
Здесь царил полный разгром. Злоумышленники расколошматили всё, что можно было расколошматить, остальное носило на себе глубокие вмятины от бейсбольной биты.
Посреди всего этого опустошения мистер Грин методично подбирал осколки фарфора и аккуратно, один к одному, складывал их в пластиковый пакет, как будто намеревался вновь склеить разбитое. Он с головой ушёл в своё занятие и не заметил моего появления.
— Да здесь хуже, чем в моей комнате, — подал я голос.
Он обернулся. Не сказал бы, что его удивил мой приход.
— А ты ещё считал, что у тебя нет друзей.
— Вы о чём?
Мистер Грин с горечью покачал головой.
— Не понимаешь? Это же месть, Джаред. Твой план сработал. Вся школа думает, что ты и остальные члены Теневого клуба исключены. Ваши тайные почитатели отплатили за вас.
До этого момента мне и в голову не приходило, что погром у Грина устроен в мою честь. Неужели мстители полагали, что именно этого я и хочу, именно это и доставит мне радость?!
Грин вернулся к своему занятию. Теперь он попытался стянуть вместе обрывки порезанного на куски живописного полотна. Пустая рама валялась в глубоком мягком кресле. Вернее, теперь это кресло мягким не назовёшь: из его распотрошённой внутренности во все стороны торчали пружины.
Я присел на корточки рядом с Грином — помочь. Хм, как будто совместными усилиями нам удалось бы восстановить испорченный пейзаж...
— Это оригинал Томаса Кинкейда, — проговорил мистер Грин. — Нам с женой всегда хотелось приобрести хотя бы одну его картину. Я купил её к годовщине нашей свадьбы много лет назад.
— Не знал, что у вас есть жена.
— Была. Она умерла.
Я потупился.
— Простите.
Он отмахнулся:
— Это случилось давно, ещё до того, как я переехал сюда.
Смешно, но я никогда не отдавал себе отчёта в том, что у учителей есть жизнь и за пределами школы. То есть, я, конечно, знаю, что это так, но знать и видеть воочию — не одно и то же. Я не мог себе даже и вообразить мистера Грина, занимающегося ещё чем-то помимо заглядывания в умы учеников с целью выведать, почему с этими самыми умами не всё в порядке. Оказывается, у завуча было прошлое, была другая жизнь, и это не укладывалось у меня в голове. Как выразился бы сам Грин, у меня возник когнитивный диссонанс.