Владимир Сотников - Фотограф (сборник)
Эта невозможность вспомнить жизнь была похожа на то, как он вспоминал стихи, которые вспыхивали первыми строчками и продолжались только ритмом-чувством, уже без слов. Даже возвращаясь к словам, Тенишев терял их значение, и они лишь звучали общим чувством, как музыка. И опять он, в который раз, вспомнил: «Свободы сеятель пустынный…» Странные слова, каждое из которых потеряло свой собственный смысл, слившись в общее звучание. И странным образом они спасали сейчас Тенишева от той тоски, которой уже грозила обернуться дальняя дорога. Словно он не умел быть растянутым в бесконечном пространстве, не мог совладать со своей памятью, терзающей темноту закрытых глаз, как сполохи молний. При каждой вспышке света появлялась картина и – гасла. И еще, и еще… Сон мог бы продлить память в бесконечности, беспрерывности, но сон не приходил в дороге.
И назавтра, когда плыли по Енисею на катере, Тенишеву казалось, что жизнь его всплывает очертаниями и силуэтами прибрежных холмов и высоких облаков. Сама по себе память оставалась бессильной, пустой, и заполнялась виденным.
Вечером собрались у костра. Наконец-то Тенишеву пришлось поверить, что все происходит на самом деле. До этого он считал, что вся эта поездка – сумасбродная затея богатого человека, хозяина этой артели, который в доказательство своего могущества привез из Москвы группу артистов и вот… писателя.
«Наверное, был какой-нибудь спор, – думал Тенишев, – и вот он закончился таким результатом». Но что ему до этого? Его привезли и увезут обратно, а дальние путешествия, тем более такие странные, необходимы. Для разрыва того замкнутого пространства, которое в городе настаивалось, и настроение становилось таким, что уже готов был поехать хоть на край света.
– Ну я-то, допустим, здесь лишний, – говорил Тенишев хозяину и устроителю этого странного мероприятия. Так он и называл про себя эту поездку – странное мероприятие. Какой-то фронтовой концерт.
– Ну что ты, – похлопывали его по плечу, пользуясь правом давнего, почти забытого знакомства, – не стоит так ершить свои чувства, как новую прическу. Непривычные ситуации дарят новые ощущения. Посмотри, как воспряли духом мои охотники-рыболовы, а? Их людьми считают, и они стараются соответствовать этому. Вот и нам надо… тоже.
И Тенишев, если не соответствовал, то скорее мирился со своей ролью. Непривычные ситуации… Да не клюнул бы он на эту приманку, если бы не совпадение. Был он в этих местах лет двадцать назад, и захотелось увидеть их снова, почувствовать, как он изменился сам за это время.
Шумели кедры над головой, плескались в темноте волны близкой реки – не изменилось здесь ничего. А Тенишев стал другим. Вот так пройдет жизнь – как удивление перед странностью пути, во время которого меняется только пассажир. Пейзаж тот же.
Артисты пели под гитару, рассказывали смешные истории, и Тенишев с досадой ждал своей очереди. Никак не вписывалась его роль в общее настроение этого концерта. Ведь и выпили, и требовалось сейчас продолжение веселья, а что он мог предложить? Анекдоты, житейские байки? Не вспоминалось ничего, да и не сумел бы он, после артистов… Вот и хозяин представил его, сказав, что послушают сейчас настоящий написанный рассказ об этих местах. Вот и свершилась, подумал Тенишев, сомкнулась вся странность этой поездки, если считать себя ее участником. Что ж, и надо участвовать в этой странности, если не можешь ее объяснить или отторгнуть.
В полной тишине он начал читать, при этом слушая внутри себя другие, назойливо звучащие слова. «Свободы сеятель пустынный…» Они вспыхивали одновременно с произносимыми, и Тенишев даже не мог различить, к чему больше прислушивается. Скорее, он просто удивлялся, что такое возможно: и читать, и слушать внутри себя совсем другие слова. Сеятель…
А рассказ был не только об этих местах. Обо всех местах, где бывал раньше Тенишев – воспоминания о них доказывали одновременное существование далекой жизни, которая продолжалась уже без этого человека, человека вспоминающего. Камень на берегу северного моря, сухой шорох южной акации, кривая сосна и маленькая береза посреди ржаного поля – все это существовало не только в памяти, но и на самом деле, сейчас, в эту минуту. Эта простая мысль казалась открытием музыканта, который вдруг соединил разные ноты в один одновременный аккорд. Жизнь не только в тебе и рядом, а существует далеко и без тебя, и воспоминания о местах, наполненных жизнью в эту минуту, кажутся частью спокойного сна утомленного создателя. Тенишев вспомнил, как тяжело ему дались эти слова про сон создателя, он сомневался в них и сейчас, но что делать – перескочил и сейчас через сомнения, как и в те томительные минуты, когда писал их. Сеятель…
Но сейчас, когда вспыхнуло это слово, он вдруг подумал, что не сеятель, нет, а скорее, собиратель. Не сеет, а собирает он свободу по крупицам, по зернышку, выискивая ее в своей памяти, нанизывая на свои чувства. Сомнения в словах – как ветерок, и многое под ним осыпается и успокаивается.
Было тихо, шумел ветер, и потрескивал костер. Тенишев встал и прошел к реке. Плескались у ног волны, и отраженные звезды сопротивлялись течению. Сзади подошел и остановился рядом какой-то человек. Он присел, потрогал воду и спросил:
– А что, большая радость вот так… писать, да?
Тенишев вздрогнул. Вопрос, которого он себе никогда не задавал.
– Наверное, большая, – ответил сам себе человек. – А я, честно говоря, слушал поначалу и думал: чего из пустого в порожнее переливать? И так все понятно. Идет себе жизнь там, где ты раньше был, куда ей деться? А потом как-то не по себе стало. Выходит, о самом простом мы и не думаем. Вот не станет нас, не вечные же… А все останется таким же. Ты вот об этом напиши, а, писатель? Трудно?
– Трудно, – просто ответил Тенишев. Даже не удивившись. – Но, понимаешь, я в какой-то мере об этом тоже написал. Раз ты так подумал.
– Хитрые вы, писатели, – хмыкнул человек в темноте. – Слушаешь вас, читаешь и не замечаешь, как наживку заглотил. Сам уже задумался. Но с нами так и надо, ты уж мне поверь. Живем, как…
Человек шумно вздохнул. Тенишев посмотрел на него, но лица в темноте не было видно. Упал в воду и зашипел окурок.
– Ладно, писатель, извини, что я так. Помешал. Отдыхай тут, думай.
Тенишев не нашелся, что ответить. Человек ушел.
Плескалась вода, на волнах покачивались отраженные звезды. Луна начинала подниматься над тайгой.
Надо же, подумал Тенишев. Впервые он услышал такой странный отклик на свои написанные слова. Он представил, как будет вспоминать этот вечер. И темную тень человека на берегу реки. Увидит ли самого себя рядом? И если нет, то куда – исчезнет?
ЗАБЛУЖДЕНИЕ
Октябрь
Всегда догадка опережает событие, подумал Тенишев, оглядываясь вокруг в поисках едва заметного чужого следа, по которому он шел. Но прямая трава над ржавой болотной водой была непотревоженной, и только позади различался собственный след. Минуту назад Тенишев обошел какой-то куст, и хотя мелькнула догадка, что потеряет сейчас прерывистую нить чужого следа, не повернул сразу обратно. Догадка вспыхнула и погасла, и вот уже ее заменил тлеющий тревожный огонек того, что произошло.
Он заблудился. Как только зазвучали внутри эти слова, Тенишев сразу же словно увидел себя откуда-то сверху, посреди бесконечного одинакового болота, и маленькая человеческая фигурка поначалу показалась чужой, неузнаваемой. Но постепенно он привык к этой картинке.
Сколько раз она ему снилась, представлялась именно такой, как зрительный образ одиночества и неприкаянности в этой жизни – маленький человек посреди бескрайних просторов… И вот сбылось собственное пророчество.
Странно, что думалось сейчас о будущем. Как будто дождался наконец разрешения перенестись в это пустое время, похожее на безжизненное пространство вокруг. Отчаяние было не в этом воздухе, а в открывшейся пустоте безответной будущей жизни. Он испугался немоты и безразличия, с которыми будет жить дальше. Ведь не думал же он сейчас, в конце концов, что жизнь завершена. Прошлая, видимая часть была завершена, и от этого становилось страшно. Раньше время казалось бесконечным, беспрерывным, а сейчас граница времени полоснула по душе, как яркий, ослепительный, выпрыгнувший из воды отблеск солнца. Выйдет он, выйдет из этого болота, но – куда? В новую жизнь? Не было на нее сил.
Он вспомнил надежду – самое постоянное свое чувство во все времена – и готов был заплакать от бессилия этого чувства, от его истощения.
Тенишев увидел впереди небольшой березовый островок и направился туда. Надо было отдохнуть, успокоиться. Он разжег небольшой костерок и сел, прислонившись к березе. Лучше самой жизни никто ее не напишет, думал он. Жизненные ситуации заполняют общую картину лучше всякой мозаики, не оставляя пустого места. Жизнь пользуется твоими чувствами и желаниями, как художник красками, рисуя такую картину, о которой ты даже не подозревал. Но догадывался, подумал Тенишев. Догадывался.
