Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров
…Рат успел выстрелить дважды, прежде чем шестеро хунхузов рассосались за камни и деревья, перекликаясь высокими птичьими голосами. Он не промазал - одно тело осталось лежать возле самой глыбы, другое - подальше, у спуска в ложбинку, за которой до лагеря было рукой подать.
Вот только патрон осталось три.
Правда, китайцы здорово растерялись - не при выстрелах, а в целом. Кажется, они решили, что попали в засаду, и это дало Рату (а значит - остальным ребятам) время. Если бы у него было побольше патронов! Прыжок вниз со скалы, а там - петлями по кустам, выстрел оттуда, выстрел отсюда…
Но патрон оставалось всего три. И картечь в нижнем стволе.
Страшно Рату не было. Жалости не было тоже. Этим нечего было делать на русской земле - и золото им не должно было достаться. А главное - они не должны были двигаться дальше.
Хунхузам неудобно было стрелять снизу вверх, они просто не видели Рата, который лёг так, что солнце жарило ему в спину и в глаза врагам. Он же их видел отлично - вернее, видел места, где они находились. Высокоскоростные армейские пули с противным унылым воем и хлюпаньем отлетали от гранита, оставляя на нём белёсые следы и разбрасывая крошку. Повинуясь чьим-то взвизгам, двое стали обходить глыбу с двух сторон сразу. Рат выстрелил в того, что бежал слева - тот упал, но почти тут же вновь вскочил, бросился вперёд - и на этот раз Рат не промазал. Но правый добрался под самую глыбу - чтобы в него выстрелить, надо было бы высунуться по пояс… Четверо хунхузов вели бешеный огонь - у них, похоже, нехватки патрон не ощущалось. Рат слышал с тоскливой досадой, как подобравшийся хунхуз ползёт где-то по камню, и крутил головой, пытаясь определить, где же он появится.
Короткий чёткий щелчок пистолетного выстрела пробился среди общей пальбы - и Рат услышал, как с камня тяжело упало тело.
- Сашка, кретин… - пробормотал Рат - и махнул с камня в ту сторону, куда упал убитый Сашкой китаец. - Сань, патроны! Патроны не трать! - он ужом пополз по мху, подтягивая ружьё. "Маузер" щёлкнул ещё два раза, потом - третий. Рат надеялся, что Сашка попал хоть раз… хотя ладно, пусть хоть отвлекает!
Он заметил шевеление кустов - навстречу ползли минимум двое. Рат пружинисто сел, выстрелил картечью и, падая, услышал тонкий вопль. До тела китайца оставалось метров пять, а там - его карабин… Сашка выстрелил ещё раз. Сейчас доберусь до карабина - и двое на двое…
Пятнистая тень мелькнула сбоку - Рат выстрелил и понял, что промазал, когда хунхуз с ужасающим воплем, брызжа слюной, выскочил из-за кустов, держа наперевес карабин. Значит, картечь достала только одного! Вместо того, чтобы вскинуть руки, Рат швырнул в китайца ружьё и навалился на него в отчаянном прыжке.
Китайцы мастера драться врукопашную только в кино. Даже отощавший и уставший, русский подросток был выше, тяжелей, а главное - злей, чем его противник, не внешне злей, воплями или боевым визгом, а внутренней готовностью драться. Хунхуз слабо затрепыхался, пытаясь добраться до ножа, но Рат, оседлав его, начал бить кулаками - левой-правой - с таким остервенением, что тот обмяк, закрываясь руками и повизгивая. Мальчишка впал в то состояние, которое характерно для вступивших в рукопашную русских солдат до наших дней - чем-то похожее на бешенство берсерка, оно отличается меньшей аффектацией, но пугает врагов так же.
Запал подвёл Рата.
На какую-то долю секунды Рату почудилось, что на него упало дерево. А что слу-чилось на самом деле - он так и не понял. Не успел.
Страшная ночь
Голова болела страшно. Рат буквально ощущал рану за левым ухом - большую и глубокую. "Череп-то не проломили?" - подумал он и повернулся на бок, едва сдержав стон.
Было темно - вернее, полутемно, потому что совсем рядом горел костёр. Возле не-го сидели трое хунхузов. У одного была перевязана правая рука. Рат узнал их собственный лагерь и заставил себя через силу оглядеться.
Сашка был здесь. Он - тоже связанный по рукам и ногам - лежал ничком совсем рядом, по другую сторону от Рата. Правая рука выше верёвок, но ниже локтя, была небрежно замотана окровавленной тряпкой, лицо - разбито.
- Сань, ты жив? - спросил Рат тихонько, надеясь, что хунхузы за разговором и треском костра не услышат.
- Жив, - так же еле слышно ответил тот, чуть пошевелившись.
- Мне руку прострелили. Только одного и снял, да ещё одного ранил, вон…
- Сань, спасибо…
- Да за что?
- Я сам виноват… Обалдел, надо было сразу карабин хватать. А без тебя я бы и с камня не слез бы… Наши где?
- Тише, - выдохнул Сашка.
Один из хунхузов, включив фонарик, неспешно подошёл к мальчишкам. У него было жутковато-бесстрастное лицо идола из восточного храма. Держа фонарик на колене, хунхуз присел между мальчишек, посветил на одного, на другого. И спросил на чистом русском:
- Где остальные?
- Нас двое, - ответил Рат. Китаец улыбнулся, показав мелкие хорошие зубы.
- Вас пятеро, - сказал он. - Трое мальчиков и две девочки, одна не ходит сама. Но искать следы мы не можем, нас осталось мало и у нас мало времени. Итак, первый вопрос: где остальные? И второй вопрос: где золото?
- Какое золото? - удивился Сашка.
- А ты хочешь сказать, - китаец снова улыбнулся, - что вы на нас напали просто так?
- Мы на вас напали, потому что вы на русской территории, - ответил Рат. - Как банда. С оружием.
- Мы все - граждане России, - китаец продолжал улыбаться. - На оружие есть разрешения. Мы просто охотимся.
- Тогда какое золото? - Сашка тоже улыбнулся, но Рат видел, как ему страшно и видел ещё, что и китаец заметил это. Сам Рат испытывал только злость, в значительной степени - на себя.
- Это золото наше, мальчик, - сказал китаец. - Оно нам нужно. И мы его получим. Как и эту землю. Она тоже наша. И мы её получим. Когда вы вымрете от водки и глупости, мы просто заселим эти земли. Мы умеем ждать. Иногда мы ждём века. Но всё равно получаем то, что нужно. Вы, русские, вы, белые, глупые. Вы говорите "давно" про то, что было вчера. Мы знаем - даже сто лет назад - "недавно". У нас есть время. Ваши не бросят ту девочку, которая не может идти. Вы так никогда не делаете.Вы всё расскажете, и мы ещё впо-лне успеем догнать их.
- С какой стати нам говорить? - спросил Сашка. - Вы нас всё равно убьёте.
Голос его дрогнул. Китаец закивал - почти по-доброму.
- Да, конечно… Но можно умереть от пули. А можно - и по-другому. Ты ведь не хочешь узнать - как это, по-другому?
- Пошёл ты, - сказал Сашка и усмехнулся.
- Ну а ты что скажешь? - хунхуз повернулся к Рату. - Ты местный. Ты ведь казак?
- Кто убил человека, чем скелет лежал недалеко от балка? - спросил Рат. Китаец ответил охотно:
- Я. Он был глупый. Я притворился, что заблудился, работал с ними и потом застрелил их в спину. Его и его женщину. Она была красивая.
- Это были мои отец и мать, - сказал Рат равнодушно. Китаец покивал с таким же равнодушием:
- Что ж, чем вас меньше, тем ближе наши сроки… Вам надо говорить. Иначе будет очень больно… вот так, - он нагнулся к Сашке и, сдёрнув повязку, воткнул палец в рану.
- Умммхх… - выдохнул Сашка и задёргался, но потом заставил себя лежать спокойно.
Рат видел, как на шее Сашки натянулись жилы и вспухли трубы артерий.
- Говори, - хунхуз несколько раз повернул палец в ране. По щекам Сашки текли слёзы, он плотно зажмурился. - Не надо молчать. Ночь очень длинная, и вы всё равно заговорите… - он вырвал палец (Сашка выгнулся) и что-то сказал. От костра подошёл не раненый. Он нёс в руке горящую ветку. - Говори пожалуйся, - попросил хунхуз и поднёс огонь к груди Сашки, провёл им по коже - туда-сюда, задержал.
Сашка закричал. Рат отвернулся и стиснул зубы; в крике Сашки прорвались слова:
- Уберите огонь, дяденька, пожалуйста, огонь у-бе-ри-те-е!!!
"Скажет, - подумал Рат. Он не мог осуждать Сашку… но осуждал. - Эх… сын десантника…" Стало тихо, только Сашка стонал и тянул воздух сквозь зубы.
- Сань, - попросил Рат, - не говори, не надо. Там Светка, Сань.
- Я не скажу, - тихо ответил Сашка и снова закричал, но уже без слов. Тогда Рат тоже закричал - почти истерично, с присвистом, дёргаясь в верёвках:
- Ты взойди-взойди, солнце красное!Обогрей ты нас, людей бедных!Людей бедных - людей беглых!Эх, ды мы не воры!Да не воры да не разбойнички!Стеньки РазинаЙйэхх - да мы работнички! - сам не зная, почему, чтобы просто слышать только себя.
Сашка умолк - сразу, Рат понял, что он потерял сознание. И ощутил дикую, грызущую боль в ногах. Когда боль отступила, Рат не помнил, кричал ли он. Мальчишка был весь мокрый от пота, ко рту подкатывала тошнота, имевшая медный вкус. В ушах стоял звон. Из темноты выплыло лицо хунхуза. Он перевернул Рата на бок, лицом к лицу Сашки, который дышал открытым ртом.
- Ты хороший стрелок, - сказал хунхуз, и Рат почувствовал узкую полоску холода на указательном пальце правой руки. - А сейчас ты останешься без пальца.