Ольга Морозова - Музыкантша
— Не плачь, я не могу убить его завтра. Придётся подождать.
— Хорошо, я подожду… я сделаю всё, что ты скажешь… ляг поближе, мне страшно… — Анжела подвинулась к Полине и обняла её одной рукой.
Очнулись они утром. Тела на сцене слабо шевелились и вздыхали. Кто-то хрипло кашлял, Альберта среди них не было. Анжела завернулась в чей-то наряд и прикрыла Полину. Они слезли со сцены и сели на стулья, дрожа от холода. Рашид открыл дверь и проводил девушек к себе. Анжела долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя прошедшую ночь, налипшую на неё, будто помои. Потом надела халат, легла в кровать и уснула беспокойным сном. Ей снился мужчина в бейсболке, он противно ухмылялся, и Анжела поняла, что он радуется её проблемам. Она хотела ударить его по лицу, но почему-то не могла его достать. Она тянула руки, чтобы достать его, но он удалялся всё дальше, а её рука вытягивалась, становясь всё тоньше и тоньше. Наконец он исчез, и Анжела проснулась. Было ещё светло, но спать снова не хотелось. Анжела лежала в кровати, размышляя над словами Полины. Альберт безумен, это ясно. Так же ясно, что он убьёт их, не задумываясь, в любой момент. А это значит, что нужно что-то делать. Полина сказала, что он иногда посещает Настю. Значит, нужно сделать так, чтобы он посещал и её. Нужно вкрасться в его порочную, прогнившую насквозь душонку, и тогда взять его за горло. Нужно разгадать его слабости и пристрастия, чтобы узнать место, куда ударить. Но самое главное — когда и как. Он один раз уже оттолкнул её… вдруг он не захочет с ней спать? Может, его не интересуют женщины? Но он же спит с Настей… Занятая мыслями, Анжела даже не услышала, как открылась дверь и зашёл Альберт. Она увидела, как он смотрит на неё, и откинула простыню, которой была укрыта. Альберт выглядел неважно. Мешки под глазами набрякли и отвисли, уголки рта опустились, кожа приобрела серый оттенок. Он сел на кровать рядом с Анжелой.
— Прикройся, шлюшка! Чего заголилась?
Анжела набросила на себя простыню, сделав обиженный вид.
— Я думала, вам это нравится. Мне показалось, вы не выносите вида одетых людей.
— Не выношу, особенно баб. Но сейчас мне не до этого. Я хотел поговорить с тобой, и для этого необязательно пялиться на твои голые телеса.
— Хорошо, — Анжела натянула простыню до самого подбородка. — Я вас слушаю.
— Я кое-что разузнал о тебе. С тринадцати лет ты жила в детском доме. Потом тебя взяли в семью. Оформили опеку. У твоей опекунши был душевнобольной сынок. Потом опекунша умерла, а ты жила с её сыночком. Потом и он умер.
— Ну и что? Открыли Америку! Я и сама бы вам это рассказала, если бы вы спросили.
— Дело не в этом. Дело в том, где ты была до тринадцати лет? В твоём деле написано, что тебя нашли на вокзале и ты ничего не помнила, кроме своего имени.
— Ну, раз так написано, значит, так и было. В чём вы сомневаетесь?
— Я сомневаюсь в том, что ты ничего не помнишь.
— Но это правда. Я ничего не помню.
— Ещё там написано, что ты уверяла, что тебя похитили цыгане и заставляли играть на скрипке.
— Наверное, это так. Я смутно помню, что вечно мёрзла… играла где-то… то ли в переходах, то ли на улице… кажется, меня били… потом мне удалось бежать… это всё.
— Тогда почему, скажи мне на милость, ты явилась на эту чёртову могилу?! Может, у тебя тоже проклюнулись смутные воспоминания?! Дочку этого ублюдка тоже звали Анжелой, и она тоже играла на скрипке. Какое странное совпадение, не находишь? Мне это сразу показалось подозрительным.
— Я не пойму, что вы от меня хотите? Даже если допустить, что вы правы, то что с того?
— А то, что он мог отдать тебе то, что украл у меня. Где твой папаша, детка?
— Я не знаю. Он умер. Если бы он был жив, разве я бы жила в детском доме? Как я, по-вашему, попала туда?
— Не знаю. Это ты расскажешь мне. Тебе придётся вспомнить, иначе я рассержусь. Я ждал двадцать с лишним лет, у меня лопается терпение.
— Хорошо. Я сделаю всё, что в моих силах. Я буду вспоминать день и ночь. Но что он украл у вас? Как я могу вспоминать то, о чём не имею ни малейшего представления?
— Он украл у меня рубины. Тебе не доводилось в детстве играть с такими маленькими красными камушками?
— Не доводилось.
— Это плохо.
— Как он мог украсть у вас эти камни? Мне с трудом верится, что у вас можно что-то украсть.
— Я не всегда был таким, деточка. Раньше я был белым и пушистым. А твоего папочку я знаю, чуть ли ни с детства. Мы были друзьями.
— Не называйте его моим папочкой, я ещё ничего не вспомнила. Всё может оказаться не так, как вам представляется.
— Тем хуже для тебя. Воспоминания для тебя теперь единственный шанс.
— Очень мрачно.
— Увы. А что касается того, как он украл… я расскажу тебе эту историю в другой раз. — Альберт усмехнулся. — Я буду, как Шахерезада, рассказывать тебе по кусочку сказки.
— Скорее, Шахерезада — это я.
— Только в отличие от калифа, меня твои сказки не интересуют. Я хочу получить назад свои рубины. Мне тоскливо без них. И не нужно ничего выдумывать, я всё равно пойму, что ты врёшь. Кстати, сегодня можешь сходить погулять во дворе, Рашид будет тебя сопровождать. Одевайся! — после этих слов Альберт вышел, даже не оглянувшись.
Анжелу это покоробило, и она начала сомневаться, что сможет так просто войти к нему в доверие, не говоря о том, чтобы залезть к нему в постель. Она оделась и стала ждать Рашида. Он пришёл довольно скоро и с мрачным выражением лица попросил Анжелу протянуть ему руку. Анжела доверчиво протянула, и на её тонком запястье защёлкнулись наручники. «Можешь погулять! — с горечью подумала она. — Хотя вряд ли стоило надеяться на иное».
Анжела покорно шла за Рашидом по ступенькам лестницы, стараясь не споткнуться. Во дворе Рашид сразу увёл её в сад, подальше от двора и его обитателей. Там стояла деревянная скамейка, и Анжела с Рашидом сели на неё. Было тепло, дул ветерок, и Анжела на мгновение забыла о своих несчастьях. В принципе, Рашид ей нравился. У него был мужественный вид и открытый взгляд. Анжела временами поднимала на него глаза, но он хранил непроницаемое молчание. Тогда она решила заговорить первой.
— Тебе нравится здесь?
— Какое вам дело? Дышите воздухом, чтобы сохранить хороший цвет лица.
— Боюсь, что цвет лица скоро мне будет совершенно не нужен.
— Это не моё дело. Мне велели охранять вас.
— Почему ты так разговариваешь со мной?
— Вы пытаетесь меня спровоцировать.
— Нисколько. Просто ты мне нравишься, и я хочу с тобой поговорить.
— Не стоит этого делать. Ничем хорошим это не кончится, и в первую очередь для вас.
— Для меня? Почему? Ты всё рассказываешь Альберту?
— Нет. Только, если вы не переходите границы.
— Упаси Бог! Я только хотела узнать — ты что, до пенсии собираешься здесь торчать?
— Я уже отвечал — не ваше дело! У вас на прогулку всего полчаса, не стоит её сокращать.
Анжела передёрнула плечами и упёрла взгляд в землю. Крепкий орешек, этот Рашид. Полина сказала, что он любил Саломею… Раз способен любить, значит, не совсем безнадёжен. Как он мог позволить Альберту сотворить с ним такое? Он сказал, что Альберт спас ему жизнь… ну и что? Зачем спасать человеку жизнь, если требовать у него такое? Чем так хороша эта жизнь, если она нуждается в таких жертвах? Неужели Альберт испугался, что Рашид способен перепортить всех его баб? Но они и так все перепорчены… Любовь, вот в чём всё дело… дело в любви… Он осмелился полюбить… Этого Властитель Ада простить не смог. И он отобрал у человека то, что в его извращённом мозгу представлялось ему органом любви. Жалкий идиот! Тупоголовый баран! Разве можно запретить любовь? Но ничего, когда-то он допустит ошибку… Анжела наклонилась к самому уху Рашида и едва слышно прошелестела одно слово: «Саломея». Рашид вздрогнул, как от удара хлыстом и резко повернул голову. Анжела смотрела на деревья, как ни в чём не бывало.
— Вы что-то сказали? — Губы у Рашида нервно дрожали.
— Нет. Сад красивый… Отведи меня обратно.
Рашид встал, потянув Анжелу за собой. Она заметила, что он помрачнел ещё больше, а когда в комнате расстёгивал ей наручники, то никак не мог вставить ключ в замок. «Он до сих пор любит её, — подумала Анжела, — он не забыл». Её лицо озарила радостная улыбка. Рашид не простит Альберту Саломею.
На следующее утро Альберт снова навестил Анжелу. Он никуда её не звал и ничего не говорил о репетициях с девушками. Анжела спросила сама.
— Когда мы сможем репетировать?
— Когда я тебе скажу. Здесь всё решаю я. У других нет права голоса. Когда мне понадобятся твои услуги, я сообщу тебе. Ты проявляешь нездоровое любопытство, дорогая. Лучше скажи, ты вспомнила что-нибудь?
— Нет. Мне не на чём сосредоточиться. Расскажите вторую часть сказки.
— Слушай, мне не жалко. Когда-то мы с тем покойником, Эдиком, царствие ему небесное, были закадычными друзьями. Это было далеко отсюда. Однажды, от своей прабабушки я узнал, что мой предок по отцовской линии оставил некую заначку. Так, на чёрный день. После всем известных событий он сбежал за границу, бросив заначку на произвол судьбы. Старуха вручила мне памятку о том, где зарыты драгоценности. Я не верил во всю эту чушь, поэтому рассказал Эдику. Мы с ним уже жили в этом городе. Но Эдик отнёсся к старушечьей болтовне серьёзно. Он уговорил меня поехать на место и проверить. Я согласился от нечего делать. Мы приехали в деревушку и пошли в тайгу, якобы на охоту. По плану заначка находилась в удалённом охотничьем домике. Вечером мы добрались до заимки. Я чертовски устал, но Эдик убедил меня достать заначку. Моему удивлению не было предела, когда я увидел эти маленькие красные камушки. Я знал, что мой предок имел рубиновый рудник, но вид их поверг меня в шок. Я похлопал Эдика по плечу, и сказал, что он получит от меня парочку камушков за настойчивость и веру в успех. В домике мы выпили, а потом Эдик схватил ружьё и выстрелил в меня… Ублюдок попал в голову… потом вырыл яму и закопал меня. Он решил, что расправился со мной, сгрёб камушки и исчез. Но мне повезло. Охотники пришли в этот же день, они увидели, что земля шевелится, и откопали меня. Я ничего не помнил, год провалялся в больнице, перенёс кучу операций, потом ещё два года восстанавливался. Память постепенно вернулась. Я не мог забыть такое, иначе лучше бы мне умереть сразу. Твоему папочке, прости, Эдику, не повезло. Я вернулся, и даже несколько удивился, что ублюдок живёт всё там же, почти не скрываясь. Женился, обзавёлся ребёнком… Прямо цветёт пышным цветом. Он узнал, что я вернулся, и наделал в штаны от страха. Потом он умер, сгорел в собственной квартире. Я пытался узнать, кто это сделал, но так и не смог. Потом смирился — Эдик не был пай-мальчиком, тем более, учитывая его образ жизни. Я сумел достичь всего сам, без помощи этих злосчастных камушков. И тут появляешься ты. Я снова вспомнил. Эти камни принадлежат мне. В принципе, это дело Эдика — жить или умирать. Я хочу только видеть камни. Надеюсь, это теперь тебе понятно?
