Том Роббинс - Вилла «Инкогнито»

– Теперь все эти планы висят на волоске. Рано или поздно тебя все равно начнут искать. По-моему, ты относишься к этому слишком легкомысленно, а зря. Ты ведь в серьезной опасности.

– Позор тем, кто вне опасности.

– Я оставлю тебе номер своего сотового. Позвони, когда (или если) пустишься в бега. Боюсь, Дики и бежать-то некуда. Вряд ли он сможет и дальше торговать рубинами, а денег за последнюю партию он от Дерна так и не дождался. Он…

– Да не волнуйся ты. Я о нем позабочусь. Лично я считаю, что американское правительство – самая простая из проблем Голдуайра.

Лиза, разглаживавшая смятое платье, резко вскинула голову.

– Что ты хочешь этим сказать?

Стаблфилд ничего не ответил, лицо его оставалось непроницаемым, но они оба отлично понимали, что он имеет в виду «имплантат».

Папка, что прежде лежала на столе полковника Томаса, та, вторая папка, теперь покоилась на покрытом льняной скатертью столике в одном весьма консервативном ресторане Сан-Франциско, знаменитом крабовыми салатами по-луизиански и квасным хлебом – от него-то сотрудник оперотдела Мэйфлауэр Кэбот Фицджеральд осторожно отщипывал по кусочку, видимо, в надежде, что его камни зарастут мхом.

В папке лежали фэбээровские досье на трех пропавших без вести офицеров, чей В-52 (прозванный однополчанами «Мозговым центром» и «Умником») в 1973 году рухнул где-то по западную сторону лаосско-вьетнамской границы. Досье на эту троицу были собраны подробные, но для наших целей (какими бы они ни были) нам будет достаточно нескольких характерных фактов.

Окончил среднюю школу имени Рузвельта, где проявил себя незаурядным спортсменом.

Мечтал стать защитником в команде Вашингтонского университета, однако зачислен туда не был, после чего отверг все стипендии, которые предлагали ему университеты поменьше. Заявил, что обиделся, и учиться отказался.

Работу выбирал низкооплачиваемую («Пицца хэ-вен», «Автокафе Дика»). Летать его научил отец, инженер из «Боинга». Получил диплом летчика. Баловался наркотиками.

По совету матери поступил в богословскую семинарию, намеревался стать доктором богословия.

На третьем году учебы был арестован за нелегальную торговлю психотропными препаратами. При обыске у него были обнаружены два килограмма марихуаны, пятьдесят доз ЛСД.

Принимая во внимание отсутствие судимостей и успехи в учебе (отличник, президент Латинского клуба семинарии), судья был согласен снять обвинения при условии, что обвиняемый поступит на военную службу.

Поступил в ВВС. Был принят на курсы пилотов. Получил звание. Был послан на базу в Азию. Не раз отличался в бою, но дважды получал взыскания за неподчинение приказам.

Интересы: библейская история, мертвые языки, авиация, измененные состояния сознания.

Сын профессора астрономии в университете Небраски.

В раннем возрасте был направлен в школу для одаренных детей в Линкольне.

В шестнадцать лет был зачислен в Чикагский университет. Через три года окончил его, получив степени по антропологии и философии.

Учился в Сорбонне (Париж) и в Тринити-колледже (Дублин). Специализация – исследование народных сказок. Шлялся по Европе. От него забеременела дочь бельгийского дипломата. Шесть месяцев работал официантом в «Виллидж вэнгарде», Гринвич-Виллидж (Нью-Йорк).

Преподавал в колледжах Иллинойса и Небраски. В обоих заведениях получал выговоры за неприемлемое поведение (странно одевался, разглагольствовал на заседаниях кафедры, был замечен во фривольном общении со студентками). Публиковал статьи по вопросу влияния традиционной культуры Азии на современную западную философию.

Женился на Лизе Заборски, своей бывшей студентке и участнице конкурса «Мисс Небраска».

Поступил в ВВС, судя по всему, руководствуясь внезапным импульсом. Был принят на курсы пилотов. Получил звание. Был послан на базу в Азию. Не раз отличался в бою, но дважды получал взыскания за неподчинение приказам и поведение, недостойное офицера.

Умеет вывернуться из трудной ситуации при помощи красноречия.

Интересы: искусство, литература, джаз, гносеология, еда, вино, женщины.

О нем у нас уже имеется достаточно сведений.

На помосте по ту сторону ущелья в Фань-Нань-Нане мадам Пхом вывалила мадам Ко из люльки, как куль с рисом. Лиза завизжала, схватила ее за руку и потянула к себе. Когда из-за угла вышел Дики с букетиком полевых цветов, две циркачки катались по траве и хихикали, как школьницы.

Дики, рискуя встретиться со смертоносными бамбуковыми гадюками и здоровенными, в фут длиной, многоножками, нарвал цветов в горах за деревней. «Милый Дики, – подумала Лиза Ко. – Такой романтичный, такой нежный». И, заметив в букете несколько диких хризантем, мысленно прибавила: «И такой бестолковый». Он хоть и бывал у нее во рту не меньше, чем Стаблфилд, но то ли не замечал, то ли не догадывался спросить, короче, ему и в голову не приходило, что все его сердечные планы могут расстроиться из-за полипа у нее на нёбе. И она снова задалась мучившим ее вопросом: что более жестоко – бросить его или выйти за него замуж?

Как бы то ни было, но ошибки быть не может. И ей пора было собираться во Вьентьян. Он помог ей встать, и она поцеловала его, заметив, впрочем, что он, унюхав запах стаблфилдова шампанского, вздрогнул. Она поцеловала и мадам Пхом, и они с Диком пошли в хижину. Там Лиза собирала вещи, и они обсуждали будущее, взвешивали перспективы на предельно неточных весах, где арбуз вполне мог бы уравновесить зубную щетку, а, скажем, свадебный колокол – семя хризантемы.

– Если меня все-таки посадят, ты будешь меня навещать?

– Скорее всего нет, – сказала она. Ей не хотелось его обманывать. Но и расстраивать не хотелось, поэтому она Добавила: – Но я велю своему менеджеру посылать тебе хлеб и майонез.

После 1971 года провьетнамски настроенные власти Лаоса, опасаясь вторжения американцев, стали перемещать военнопленных подальше от вьетнамской границы, на западную сторону Аннамского хребта. В один из таких отрядов попал и экипаж «Умника». Продвигались медленно, поскольку местность была опасная, в джунглях притаилось полным-полно невзорвавшихся бомб, к тому же капитан Фоли сильно хромал – он, когда приземлялся на парашюте, потянул ногу.

Солдаты, сопровождавшие пленных, начинали терять терпение. Нужно было возвращаться на границу, а путь был неблизкий. Через несколько дней им пришло в голову сдавать по нескольку пленных в близлежащие деревни под надзор местных полицейских. А в лагерь их пусть уж потом доставят.

Стаблфилд, Фоли и Голдуайр оказались в небольшой деревенской тюрьме за сто с лишним километров от зоны, которую бомбили американцы. Крестьяне, испытывавшие легкую симпатию к левым силам Патет-Лао[30] и легкое презрение к правому правительству Национального союза, пришедшему к власти в 1960 году в результате сфальсифицированных ЦРУ выборов, политикой мало интересовались. Они выращивали рис и овощи, ловили рыбу, воспитывали детей, отмечали праздники и исповедовали буддизм простейшего толка. И очень скоро привыкли к трем чудаковатым американцам – для них это были всего лишь три лишних рта. Охраняли их весьма условно.

Однажды пасмурной апрельской ночью, когда Дерн окончательно оправился, экипаж «Умника» бежал из убогого узилища. Решив, что на равнинах их скорее обнаружат, они двинулись в леса. Целую неделю они спали днем, а шли ночью, часто петляя, понемногу поднимаясь все выше. Приходилось постоянно быть начеку, и вполне реальные змеи пугали их не меньше, чем непонятные тени и звуки. Вот будто заурчал планирующий скорый обед тигр… А вот послышалась барабанная дробь: пла-бонга, пла-бонга – словно адский призрак радостно готовился забить гвозди в крышки их гробов. Луна светилась, как радиоактивный ожог, деревья тревожно шелестели.

В Фань-Нань-Нань они попали совершенно случайно, но этот случай оказался для них счастливым. Небо, высвободившееся из жестких рамок леса, обрушило на них всю свою звездность, и место им понравилось сразу, они доверились ему, доверились настолько, что на рассвете – грязные, голодные, усталые, – вымученно улыбаясь и всячески демонстрируя дружелюбие, ввалились в деревню. Изумленные крестьяне посадили их под замок, но с самого начала отнеслись к ним дружелюбно. Интуиция не подвела Стаблфилда: Фань-Нань-Нань была странной деревней. А через пару лет ей предстояло стать еще более странной. Фань-Нань-Нань и вилла «Инкогнито» были созданы друг для друга.

Тук-тук!

Кто там?

Джеймс Миченер.[31]

Врешь! Никакой ты не Джеймс Миченер.

Твоя правда. Да и ты, читатель, тоже не очень похож на тех, кто читает Миченера. Однако с твоего позволения мы сделаем небольшое отступление в его духе – исключительно для того, чтобы по возможности кратко осветить предысторию вопроса.