Михаил Чулаки - Большой футбол Господень
Среди погибших оказался и молодой Леннокс Хартли, британский журналист. Леннокс с детства проявлял непокорный нрав и не желал становиться респектабельным продолжателем дела своего отца, владельца громадной сети супермаркетов.
Так его занесло сначала в журналистику, а уж в этом качестве он объездил два десятка самых опасных мест на планете.
Его разумная кузина Кэрол давно уже тайно молила Бога, чтобы буйный родственник сломал где-нибудь шею, что сделало бы её единственной наследницей громадного состояния семьи Хартли. И вот буйный Леннокс погиб бездетным – отчего Кэрол вмиг превратилась из бедной родственницы в одну из самых завидных невест Соединенного королевства.
Если бы считать, что Господствующее Божество вняло молитвам скромной безгрешной Кэрол, значит пришлось бы признать, что ради того, чтобы сделать её счастливой наследницей, Оно подстроило этот взрыв и погубило больше восьмидесяти человек насмерть, не считая множества изувеченных.
Но Оно-то знает, что Оно не подстраивало взрыва. Просто – предоставило людям действовать по их воле. Не вмешалось, не столкнуло в кювет машину с подрывниками – как Оно не вмешивается почти никогда. А на счастье или несчастье этой скучной кузины Кэрол Ему решительно наплевать. Хотя сама Кэрол теперь всю жизнь будет думать иначе.
* * *Денис не пришел в школу, и Галочка не могла предъявить его новому интересному знакомцу. Но она сама отправилась после тренировки на хотя и деловое, но все-таки свидание.
Пустынцев приехал первым и уже ждал. Увидев, что она входит одна, он был разочарован. Подумал, девочка его дурачит, чтобы продлить знакомство. Но решил выслушать объяснения.
– Я не знаю, он, наверное, заболел. Вообще-то он пропускает очень редко. Но вообще-то у него есть телефон, можно позвонить.
– Нет проблем, давай позвоним, – согласился Пустынцев, не предлагая ей ни мороженого, ни даже сока.
Зато предложил карманный телефон.
– Набирай.
Галочка повертела складную трубку, не зная, как с ней обращаться.
Пустынцев понял её затруднение, улыбнулся, нажал нужную кнопку, и послышался нормальный телефонный гудок.
– Давай.
Такой телефон – деталь другой, завидной жизни. Вокруг уже у многих такие мобилы, а вот у Галочкиного отца нет. Не повезло папе в жизни, простому кандидату наук. Галочка никогда не выйдет за кандидата. Да даже и за доктора – не стоит в наше время.
Галочка набрала давно знакомый номер. Ответила мама Дениса. Галочка никогда её не видела, но заочно по телефону не любила: голос какой-то – с выпендрежем.
– А Дениса можно?
– Дениса? Его нет дома. Это кто говорит, Галя?
– Да.
– Он ещё в школе. А ты что – заболела?
Надо было решать мгновенно: сказать, что Дениса не было в школе – значит заложить.
– Я сегодня не могла из-за тренировки.
Она повертела трубку, и Пустынцев снова нажал за нее кнопку.
– Дома думают, что он в школе. Вот не знала, что он уроки мотает.
– Совсем интересно. А ты говорила, он такой домашний.
Может, он и ходит в это время в мафию – вместо школы? «Ходить в мафию» – такое занятие показалось Галочке весьма загадочным.
– Я у него узнаю.
– И скажешь потом мне. Позвонишь. Мне нужно с ним обязательно поговорить.
– Обязательно.
Пустынцев подумал, что девочка может исчезнуть – и потеряется единственный выход на этого юного киллера или провидцы.
– И свой телефон оставь, чтобы я напомнил, если что.
Галочка с готовностью вписала в подставленную книжку свой телефон.
– Ладно, полдела начато. Подвезти тебя?
Галочка торжествующе уселась в белый «Ауди». А Пустынцев узнал не только телефон, но и где она живет – на всякий случай.
– Ну и мне звони, когда узнаешь, – он записал номер мобильника.
Провожать её до квартиры и целоваться на лестнице, как возмечтала Галочка, Пустынцев не стал. Он улыбался, но на самом деле был почти взбешен: опять не исполнялся такой простой его заказ – доставить мальчишку!
* * *Мысль о возможности раздвоения, о выходе из опостылевшего одиночества не покидала Его. Но – прежде всего рассудительность и осторожность! Колебания, которыми Оно изводило Себя, словно бы суммировали страхи и волнения старого холостяка и старой девы вместе взятых.
И понятно: ведь Оно совсем не имеет простого жизненного опыта, – забавный парадокс, учитывая Его всеведение! Ну разделится Оно – и что тогда? А если не понравится – уже ведь не вернуться обратно в безмятежное одиночество: то ли Он не согласится, то ли – Она.
Страшила необратимость. Мелкие планетяне постоянно совершают необратимые выборы – ну на то они и мелкие, на то и смертные: ну ошиблись, так все равно им предстоит исчезнуть через какой-то космический миг – правым и виноватым, счастливым и несчастным. А каково будет Ему в своей вечности? Когда непоправимая ошибка будет тяготить без надежды на возвращение в первобытное состояние?!
Кто не был смолоду смелым – после уже не расхрабрится.
Откуда же взяться смелости у Него – неопытного и вечно одинокого?!
* * *Нищий, который умеет смеяться, привел Дениса с Его первозванными поклонницами в свою трущобу. Вполне подходящая декорация для начала новой жизни. Сын Божий не может явиться миру во дворце.
Темный квартирный коридор встретил кислой вонью – словно пахло сразу очень много потных носков.
– Сюда.
Длинная узкая комната упиралась окном в близкую стену, поэтому жилище слабо рисовалось в полутьме даже днем. Перед грязным окном виднелся стол с неубранными объедками, ещё кровать – незастеленная, само собой. Всё. Нет, ещё разгляделся единственный стул.
– Вот! – гордо представил радушный нищий. – Можно хоть десять душ навалить. Что ценно – не казенный подвал, а свой кров. Заперся – и дома. И не трожь неприкосновенное жилище! У меня и в паспорте прописка – любой мент поглядит да отстанет. Вот: гражданин Орест Пантелеймонович Онисимов – через «О», а не «А». Анисимовых много, а Онисимова – поискать.
Дома нищий снял живописный потертый треух и обнаружил сплошную лысину на голосе. Таким яйцеголовым полагается сидеть в Академии Наук, а на на паперти. Онисимов и сам знал, что лысым подают плохо, а потому даже летом, выходя на работу, всегда чем-то камуфлировал свой внушительный череп. Но теперь, когда он залучил кандидата в святые, была надежда, что можно будет сменить род занятий и больше не маскировать свой интеллектуальный лоб.
Денис, преисполненный сознания Своей миссии, уверенно уселся на единственный стул.
– Бог – везде Бог, – сообщил Он веско, словно уверенный, что каждое его слово отныне обречено на сохранение и многократное толкование. – И во дворце, и в бедной хижине.
Обе Его первозванные спутницы закивали.
– Бедных Бог любит, – резко засмеялся нищий. – А богатым и так хорошо.
Он с удовлетворением смотрел на мальчишку: новоявленный пророк принадлежал ему. Теперь раскрутить хорошую рекламу – и образуется очень выгодное предприятие. Товарищество на вере.
Из-под кровати вышла черная кошка.
– Вот, – сказал Онисимов, – ещё Чернушка живет у меня.
Кошку ему сосватала Глаша из подвала. Онисимову понравилось, что кошка – совершенно черная. Нигде в церковных канонах не написано, что черные кошки – плохи, но народные предания связывают их с ведьмами, и приютив черную кошку, Онисимов выказал тайное неодобрение официальной религии, при которой он вынужден кормиться.
Оглядев присутствовавших огромными глазами, которые сверкнули зеленым, истинно мистическим блеском, кошка вспрыгнула сперва на колени Денису, а потом, перепрыгнула на плечи, повиснув вокруг шеи воротником.
Денис был польщен. Даже кошка признала, что Он – самый главный здесь. Наверное, почувствовала особенную силу, исходящую от Него.
– Понравился ты Чернушке.
– Пусть она называется Маврой, – изрек Денис.
Как начитанный мальчик, он сразу вспомнил пушкинский «Домик в Коломне».
– Пусть будет Маврой! – повторил-приказал Он. – А тебя как зовут? Орест, ты сказал?
– Орест Пантелеймонович, – гордо повторил нищий свое необычное имя.
– Орест… Я тебя буду Оркестром звать, – приговорил Денис.
Он ощущал шеей атласную Мавру, и черная кошка казалась в особенности черной по контрасту с золотыми волосами гостя.
Едва войдя в чужой дом, Денис уже почувствовал себя главным и распоряжался совершенно свободно.
– Смешно – Оркестр, – угодливо подхватил хозяин дома.
– И тебя Бог любит, хоть ты и бедный, – вернулся Денис к основной теме. – Принял меня – теперь Бог тебя не оставит. То есть, Супруги Небесные. Тебе – воздастся.
– Воздастся, воздастся, – закивали первозванные спутницы.
Онисимов тоже не сомневался, что за его гостеприимство ему многократно воздастся. Он сам и организует воздаяние.
