Мелани Бенджамин - Я была Алисой
Я осталась стоять, уставившись в закрытую дверь с натертой до блеска латунной ручкой, затем приложила ладонь к прохладной дверной доске из грецкого ореха. Толщина двери составляла всего несколько дюймов, но на самом деле нас разделяла гораздо более существенная, непреодолимая преграда. Будто и не было тех длинных зимних вечеров, которые мы провели в откровениях. Но одно то, что сердце мое разрывалось от тоски по ним, делало их реальностью. По моим холодным щекам побежали слезы, и мне пришло в голову, что я ни разу не видела, как мама плачет, и не представляла, печалится ли она о ребенке вообще.
И кто знает, плакала ли она когда-нибудь из-за меня, как я плакала о ней.
А потом пришло лето. День поминовения со всеми его церемониями, ставший в этом году особенным благодаря участию принца Уэльского, устраивала наша семья. Мама радовалась: она оказалась в своей стихии, энергичная и деятельная, несмотря на траур. Наш дом бурлил от возбуждения и был полон королевской прислуги. Не помню, где она вся размещалась, но я то и дело натыкалась на какого-нибудь джентльмена в форме, украшенной лентой, маявшегося от безделья.
Но меня все это не особенно беспокоило. Из-за траура по умершему младенцу Альберту и веселой суматохи по поводу визита королевской четы мистер Доджсон постоянно находился рядом. Просыпаясь поутру и открывая глаза навстречу новому дню, я не гадала, как прежде, увижу ли его — он всегда находился тут, заполняя собой вакуум, оставленный мамой и папой: тот был полностью поглощен своим горем, унесшим его в неведомые дали, где он и пребывал в одиночестве; мама же с головой погрузилась в светские обязанности.
Я не могу вспоминать эти месяцы, эти насыщенные событиями месяцы, не думая о мистере Доджсоне. Казалось, мы оба чувствовали некое ускорение времени и удачу и заключили молчаливое соглашение получить от создавшейся ситуации все возможное. Мама была слишком поглощена своими делами, чтобы заметить, как часто он являлся без предварительного письменного уведомления или не испросив на то позволения. Как правило, мама не выносила подобной фамильярности. Теперь же ей было не до того, и я более не слышала от нее слов о «занудном преподавателе математики».
Не протестовала и Прикс. Впрочем, и с замиранием сердца, как раньше, его визитов она теперь не ждала, но просто тупо сопровождала нас, тихо сидела, уткнувшись в книгу или занимаясь вязанием, и даже больше не напоминала о том, чтобы я вела себя, как пристало леди.
Ина также стала против обыкновения молчалива. Она, как и Прикс, сидела в стороне, но в отличие от гувернантки не переставала наблюдать за происходящим. Ее немигающие серые глаза все примечали, особенно когда мистер Доджсон вдруг замолкал посреди истории, или замирал во время игры в крокет, или днем в саду переставал рисовать странных животных (гиппопоталошадь, крокоутку, кенгальва) и останавливал взгляд на мне. Мы часто смотрели друг на друга. Когда наши взгляды встречались, по телу мистера Доджсона пробегала дрожь, словно он схватил простуду и его знобит. И тогда он сразу же отводил глаза в сторону.
Я не вздрагивала и не отводила взгляда. Чего мне было бояться? Теперь мы вполне могли наслаждаться обществом друг друга и с удовольствием думать о нашем совместном будущем. Зная, что будущее мое уже устроено, я ослабила бдительность и позволила себе жить настоящим, снова стать ребенком.
Еще один золотой полдень. Еще одна прогулка по реке. Я думала, впереди у меня еще великое множество таких прогулок. Почему бы нет?
На сей раз собралась большая компания — десять человек, включая маму и папу, присутствие которых было весьма необычно. Однако еще более необычным оказалось то обстоятельство, что мама сама заранее пригласила мистера Доджсона и попросила его взять на себя хлопоты по организации прогулки. Когда же пришло время собраться у Солтерз, где нас ждала огромная лодка о четырех веслах, стало ясно, что мистер Доджсон был для мамы скорее прислугой, чем гостем. А честь быть гостем мама уготовила новому студенту, лорду Ньюри.
Лорд Ньюри оказался удалым и жизнерадостным ирландским аристократом с черными вьющимися волосами и глазами с поволокой, одним из тех, что полагали, будто правила Оксфорда писаны не для них. Это мнение всячески поддерживалось и моей мамой, которая имела обыкновение выбирать студентов-любимчиков, как правило, титулованных особ.
Ради чего же в этот полдень собралась столь разношерстная компания? Лорд Ньюри со своими друзьями шумно веселился, молодые люди передавали друг другу фляжки, даже не пытаясь скрыть сие от посторонних глаз и постоянно грозя опрокинуть лодку. Мы все еще носили траур по Альберту, и среди белых льняных костюмов мужчин наши черные муслиновые платья смотрелись мрачно и громоздко, как дождевые облака. Мистер Доджсон каким-то образом держал нейтралитет: он не примкнул ни к сдержанному в проявлении эмоций семейству, ни к беззаботной молодежи. Я изо всех сил старалась, чтобы мистер Доджсон почувствовал себя комфортно, и во время прогулки по реке попросила его рассказать историю, но он отказался.
По прибытии в Ньюнем с его живописными парками, особняком Ньюнем-Кортни из светлого камня, выглядывавшим из-за пестревшего деревьями холма (Эдит всегда уверяла, что в один прекрасный день непременно будет жить в таком же великолепном доме, как этот), мистер Доджсон был тих и молчалив, но полезен. Он помог маме выбрать подходящее место под высоким дубом, занимался спиртовками для приготовления чая и отгонял жуков и пауков от разложенных угощений. Как только мы собрались пировать, расположившись на ярких лоскутных одеялах, он тихо сел в стороне от прочих мужчин, а мы с Эдит и Родой, не долго думая, устроились подле него, поставив тарелки себе на колени.
Мама позвала Ину сесть рядом с собой, так, чтобы моя сестра оказалась поближе к лорду Ньюри. И тогда я поняла, зачем мама его пригласила. Ина, как это ни странно, о маминых мотивах не догадывалась, потому что, проигнорировав ее просьбу, тоже выбрала место рядом с мистером Доджсоном.
— Лорд Ньюри, прошу вас, поделитесь с нами своими впечатлениями о первом годе пребывания в Оксфорде, — ослепительно улыбнулась молодому человеку мама. — Нам не терпится услышать, как вы, молодые люди, ладите между собой. Не правда ли, декан Лидделл?
— Что? Ах да, конечно, — опомнился папа, на миг оторвав взгляд от реки. Издалека доносился гомон соседних пикников: между деревьями звучали смех и говор. Летом Ньюнем был излюбленным местом встреч на природе, потому что каждый четверг граф Ньюнем-Кортни милостиво открывал свои земли для всех желающих устроить здесь пикник.
— Ваше потрясающее гостеприимство стало для меня приятным сюрпризом, — начал лорд Ньюри. Его глаза блестели, питаемые каким-то чувством, которое он пытался скрыть: я подозревала, что он втайне забавлялся, потому что, поймав его взгляд, друзья лорда сразу же активно начинали заниматься своими тарелками — накладывали туда вареную курицу и лобстера под майонезом.
— Благодарю вас, — ответила мама.
— Все ранее слышанное мной о поразительной архитектуре города, конечно же, оправдалось.
— Верно, верно, — закивал один из его приятелей с таким энтузиазмом, что чуть не опрокинул бутылку с лимонадом.
— А что касается пабов, то они гораздо лучше всех тех, где мне раньше доводилось бывать, — не удержался другой приятель лорда, после чего компания разразилась бурным хохотом и все стали похлопывать сказавшего это молодого человека по спине.
— Вот как? — Мамин голос, как и ее спина, сделались жесткими.
— Гибсон! — Лорд Ньюри, сдвинув брови, посмотрел на своего дружка, однако в глазах у него тоже плясали чертики. — Примите мои извинения за Гибсона, мадам. Он, кажется, не в себе.
— Мне жаль об этом слышать, — сказала мама. — Он болен?
— Нет, не совсем. — Лорд Ньюри подавил улыбку.
— Нет, мадам, я совершенно здоров, — еле ворочая языком, с набитым лобстером ртом выговорил Гибсон. — По крайней мере физически. За голову, правда, не ручаюсь.
— Да, бедняга не в своем уме с тех пор, как в первом семестре оставил сердце в постели любовницы, — заметил другой молодой человек и, хохоча, повалился прямо мне на колени. Я уловила запах алкоголя.
— Сэр! — Мистер Доджсон вскочил, поднял меня на ноги и встал между мной и студентом. — Извинитесь перед дамами.
Все замерли. Выглянув из-за спины мистера Доджсона, ощущая, как колотится сердце оттого, что я оказалась в обществе безнравственного типа (с такими мужчинами я, к сожалению, была слишком мало знакома) и что самый благородный джентльмен на свете стал на мою защиту, я подавила смешок, ибо молодой человек, беспомощный, как насекомое, лежал на спине у ног мистера Доджсона, хотя на его блестевшем и красном от жары лице продолжала играть веселая самодовольная ухмылка.
