Юрий Козлов - Воздушный замок
— Ну и что?
— Вдруг мы и сами похожи?
— Что ты имеешь в виду?
— Скажи, — спросил Андрей, — почему вчера ты возвращалась домой через парк? Ты же ходишь обычно другой дорогой.
— Вчера? — переспросила Анюта. — Вчера…
— Хочешь — скажу? — Андрей схватил Анюту за руку. Он знал, почему она пошла через парк. Это было невозможно, но он знал. — Ты пошла через парк, — отчеканил он, — потому что не хотела встречаться со старухой, которая стоит на углу. У неё всегда слезятся глаза, она так смотрит, будто ей что-то про тебя известно. Такое, что… Одним словом, иногда не хочется идти мимо этой старухи…
— Ты сейчас сам как эта старуха, — сказала Анюта, — но как ты…
Андрей вздохнул. Объяснить этого Анюте он не мог.
— Тебе часто назначают свидания? — спросил Андрей.
— Чаще, чем бы мне хотелось… — ответила Анюта.
— А я, представь, — Андрею было дико себя слушать, — ещё никому никогда не назначал свидания. Только во сне. Но и там… почему-то никто не приходил. Ты первая.
— Я могла и не прийти, — пожала плечами Анюта.
— Могла, — согласился Андрей. — Но тогда тебе снова пришлось бы идти мимо старухи.
— Значит, ты… был уверен, что я приду? — Анюта смотрела на него так пристально, что Андрей понял: от того, как он ответит, многое зависит.
— Нет, — Андрей сказал истинную правду. — Я не был уверен. Когда ты… рядом, я… вообще ни в чём не уверен…
Ответ понравился Анюте, она улыбнулась.
— Я так и думала, что ты назначишь свидание, — сказала Анюта. — Как только началась ритмика. Но почему ты терпел до самого звонка?
— Я вёл себя как последний идиот? Как Кирпичников?
Анюта снова улыбнулась.
— Ты же первый раз в жизни назначал свидание…
«Она намекает на какой-то свой опыт в этих делах, — подумал Андрей, — на своё какое-то превосходство…»
— Ты… рада?
— Рада? — изумилась Анюта. Ты… странные задаёшь вопросы, но… я отвечу. Да. Иначе бы не пришла.
Теперь растерялся Андрей.
— Мы никогда с тобой раньше не разговаривали. Я не знал, что с тобой можно вот так разговаривать. Каждое твоё слово, каждый твой жест… И… я всё больше и больше… Меня нет! Я уже не сам по себе! Всё имеет значение, если только связано с тобой. Я…
— Подожди, — тихонько засмеялась Анюта. — Я ведь только сказала, что рада. И… больше ничего.
Они углублялись в парк. Вот уже и беседка показалась, место недавнего сражения. По-прежнему холодными и жестокими были зелёные кроны деревьев. По-прежнему ветер был в них любимым гостем, а не солнце.
— Скажи, — Андрей осторожно взял Анюту за руку, — скажи, неужели тебе всё равно, что на тебя все оглядываются, ты же знаешь, какая ты красивая… Как ты… с этим живёшь? Тебе всё равно? Или ты делаешь вид? Я смотрел, ты шла, ни разу по сторонам не посмотрела… Почему?
— Глаз не хватит по сторонам смотреть… И потом… я же должна была увидеть, где ты.
— Просто увидеть? И всё?
— А что должно быть ещё? — удивилась Анюта.
— Расскажи мне о себе, — попросил Андрей.
— Как это, о себе?
— О чём ты думаешь? Вот в данный момент!
— В данный момент? В данный момент… — Тень скользнула по лицу Анюты, но, может, это только показалось Андрею. — Ни о чём, — ответила Анюта. — Просто иду рядом с тобой — и всё.
— Так не бывает, — возразил Андрей. — Человек всегда о чём-то думает. Всегда.
— Значит, я не подхожу под это правило, — пожала плечами Анюта.
Тем временем они поравнялись с белой беседкой. Андрей, совершенно забывший о её существовании, почувствовал некоторое замешательство. Оттуда явственно доносились голоса Сёмки и второй кепки, к счастью, не Толяна. На сей раз их было двое. И хотя Андрей испытал облегчение, что нет Толяна, руки и плечи не налились свинцом, наоборот, словно холодная метёлка прошлась по позвоночнику, на лбу выступила липкая испарина. Андрей смахнул со лба противную паутину, но прилива сил не почувствовал. Андрей не был готов драться, слишком многое пережил за несколько минут общения с Анютой. Неожиданно вспомнился гипсовый бюст античного мыслителя — благородное лицо в завитках бороды, олимпийское чело. Вот только глаза пустые, как ямы. С низенького книжного шкафа смотрел философ пустыми глазами в окно. Как ни старался, не мог Андрей запомнить его имени. Латинское изречение было выбито на подставке. Андрей не поленился, отыскал словарь, перевёл изречение. «Всё едино суть», — гласило оно, то есть: «Всё равно», — если проще. «Всё равно… — гадал Андрей. — Что это, название труда или кредо мыслителя? Всё равно…» Самое изощрённое воображение, думал Андрей, не в силах измыслить доброе дело, которое ещё бы не было совершено человеком. Не измыслит оно и злодеяния, преступления, до сих пор человеком не содеянного. Значит, уже возвысился человек душой до неба, думал Андрей, познал совершенство, но и опалил душу адовым пламенем. Что за гнусная философия — всё равно? И нет разницы между великим Николаем Кузанским и Колькой Кузинским, у которого Андрей выменял парусничек в синей треснувшей бутылке? И нет разницы между настоящим парусником и этим, бутылочным, которому якобы триста лет? Да есть же, есть! Хотя бы в том, что Колька Кузинский понятия не имеет о Николае Кузанском, а у Николая Кузанского есть описание таких людей, как Колька Кузинский, хоть их и разделяют пятьсот с лишним лет!
Он взял Анюту за руку. Ему действительно было всё равно, что будут делать Сёмка и кепка. Единственное — не хотелось, чтобы унизили перед Анютой. Но ничего не произошло.
Какими добрыми, ласковыми стали кроны деревьев! Солнечное тепло ощущал Андрей. Мир, казалось, помолодел. Воздух стал чистым и упругим. Андрей вновь готов был спорить с античным философом, «О чём? О чём минуту назад я думая? — удивился Андрей. — Господи, какая чушь! Что я горожу на ровном месте! Всё так просто, так просто…»
— Андрей!
Он вздрогнул.
— Скажи… Вчера ты… дрался первый раз в жизни?
— Почему ты так думаешь? — пробормотал Андрей.
— Вчера их было трое, и ты не испугался. А сегодня испугался, я же заметила.
— Не испугался!
— Ещё как испугался!
— Не испугался, это… другое…
— А разве здесь может быть… другое? — удивилась Анюта.
— Сначала все пугаются. Это неизбежно. Главное, как человек себя потом ведёт…
— А зачем ты вчера с ними дрался? Зачем?
— Ты же знаешь. — Андрей смотрел куда-то мимо Анюты. — Из-за тебя.
— Из-за меня? — Анюта натянуто улыбнулась. — Но… зачем? И почему именно с ними? Именно с… Сёмкой?
— Я ничего не знал. Кто там Сёмка, не Сёмка… Просто… Просто я сам себе хотел доказать, что хоть на что-то гожусь. Я подумал, если сумею победить, то, возможно, и тебе… ну… буду интересен. Сам не знаю, чушь, наверное, плету. В общем, подрался и подрался.
— А если бы с Сёмкой один на один? Ты бы… победил?
— Вряд ли, — сказал Андрей, — но если ты хочешь, я попробую.
— Нет-нет, — засмеялась Анюта, — не дай бог. Вот, кстати, наш дом. Мы пришли.
В полутёмном прохладном подъезде было пусто. От мусорных бачков тянуло гнилью. Серая кошка умывалась на подоконнике.
— На каком ты этаже? — спросил Андрей, и голос его гулко полетел вверх. — На каком? — повторил шёпотом.
— На третьем, — так же шёпотом ответила Анюта.
— Ты… на лифте поднимаешься? — совеем близко придвинулся к ней Андрей, ощутив желанный яблочно-яблоневый запах, почувствовав, как два острых камешка ткнулись ему в грудь. Это были сжатые кулачки Анюты. Кошка закончила умывание, неслышно спрыгнула с подоконника, точно была пуховая. Матовым в полумраке казалось лицо Анюты. Камешки превратились в гибкие веточки. Отстраниться, увернуться попыталась Анюта, но Андрей ещё теснее прижался, лишая её манёвра.
— Так ты всё-таки поднимаешься на лифте? — тяжело дыша, изумляясь собственной тупости, уточнил Андрей.
— На лифте, на лифте, — быстро согласилась Анюта. — А иногда пешком.
Андрей чувствовал её грудь, чувствовал, как сначала напряглись, а потом мягкими, пластилиновыми сделались плечи.
— Я пойду. — Голос Анюты дрожал, она всё ещё пыталась высвободиться, но гибкие веточки превратились в безвольные цветочные стебельки, которые не в силах были ничему сопротивляться.
Андрей поцеловал Анюту. Её губы были сухими, горячими.
— Опять яблоки, — прошептал Андрей, — только… горячие. Ты не обижаешься?
Анюта замотала головой. Волосы метнулись туда-сюда.
Андрей поцеловал её ещё раз. Безвольные цветочные стебельки так же необъяснимо вновь превратились в гибкие веточки.
— Я побегу, — сказала Анюта, — побегу, ладно?
— А почему, — удержал её Андрей, — ты не спрашиваешь, какой я раз в жизни целуюсь?
— Только что в первый и… во второй! — Анюта побежала но лестнице, спугнула кошку. Кошка медленно оторвалась от каменного пола и, словно пуховый шар, взлетела на подоконник, выгнув спину. Всё в мире как бы замедлилось.
