Роберт Ирвин - Пределы зримого
Заместитель управляющего готов продолжать цитировать Диккенса, но его обрывает поднявшийся на галерею управляющий.
— Ужин дьявола! — острит управляющий, показывая пальцем на огромные ложки, крутящиеся в чанах.
Никто не смеется; управляющий направляется к Диккенсу, чтобы дорассказать ему все о своей жене и о целом выводке очаровательных детишек.
Диккенс теряет всякий интерес к этому разговору. Он молча смотрит сверху на перемешиваемые в жиже тени; они для него — образы болезней, нищеты, преступлений. Сейчас он заканчивает работу над «Эдвином Друдом». Управляющий появился в цехе, поскольку его присутствие необходимо при демонстрации новейшей технологии извлечения нечистот. По его сигналу две прачки открывают тяжелые деревянные двери в торце цеха. За дверьми зрители видят небольшое помещение, хорошо освещенное газовыми лампами. В центре комнаты — кожаное кресло. К нему ремнями пристегнут безумец. Управляющий хлопает в ладоши, и на несчастного сумасшедшего со всех сторон обрушиваются струи воды. Привязанный корчится от ужаса — и вода уносит его свежие нечистоты и мочу в маленький экспериментальный чан. Здесь вода будет выпарена, и в результате мы получим дистиллированную эссенцию смеси безумия со страхом.
Безумец, закрыв глаза, судорожно мотает головой, безуспешно пытаясь увернуться от ледяных струй. За его головой на обитой кожей спинке кресла можно разглядеть какое-то темное пятно. Кресло не в первый раз используется для подобных экспериментов, и кожа обивки успела кое-где подпортиться. Темная тень на подголовнике — не что иное, как выбросившая экзоспоры колония обычного домового грибка, плесени, Мукора. Мукор передает мрачные мысли известному писателю, стоящему на галерее. Он несомненно вознамерился внушить Диккенсу, что главная партия в финале «Эдвина Друда» должна быть отведена плесневому грибку. Кто знает, может быть, замысел Мукора воплотим в жизнь. Разум писателя уже дрогнул под таким натиском.
Управляющий вновь хлопает в ладоши. Две прачки снова упираются в тяжелые двери. У той, что слева — ее зовут Нелли, — есть муж по имени Валентин. Валентин не работает на мыловарне, он устроился в порту в одной из лавок, торгующих корабельными свечами. Пока Диккенс (и Мукор) работают над финалом «Эдвина Друда», Нелли думает о том, что они с Валентином будут делать по окончании рабочего дня. Они сядут на пригородный поезд, отправляющийся в Денмарк Хилл, и съездят, как всегда по пятницам, на каток «Лава». Там как раз появились новые коньки с резиновыми тормозными накладками, позволяющими без труда менять направление движения (деревянных) роликов. Нелли к тому же нравится кокетничать с юношей, помогающим ей надеть и зашнуровать ботинки роликовых коньков. Сейчас она целиком поглощена мыслями о вечерних развлечениях, которые предстоят ей с ее Валентином после работы.
— Всё кругом безумцы, всё — безумие, — говорит мне Мукор. — Движимые благими намерениями при отсутствии глубоких размышлений, люди, работавшие на мыловарне, по-своему, каким-то полупорочным путем шли к созданию того, что, как им казалось, должно было стать стиральной машиной. Как же безнадежно они ошибались. В этих немытых чанах зло только ферментировалось и крепчало. Реальный прототип, давший толчок к созданию подобия современных стиральных машин, был построен на совсем иных технологических и механических принципах. И все же, все же это заведение с его кошмарными механизмами и приспособлениями тоже является предшественником — предшественником столь любимого тобою Института Белизны. А теперь признайся: когда ты вспоминаешь об этой белой жестянке, которая гудит и булькает в углу твоей ванной, можешь ли ты, положа руку на сердце, признать, что она полностью заслуживает гордого звания «стиральной машины»? Я полагаю, что нет. А вот ты сама — другое дело. Ты и только ты — настоящая машина, предназначенная для наведения чистоты в этом доме. Ты — механическая жена. Дарвин, Диккенс, Битон — если эти деятели викторианской эпохи и изобрели что-либо стоящее, то данное изобретение — это ты.
Подвергаемая пытке грязь — не самое приятное зрелище. От вида того, что творится вокруг, а также от вони одной из экскурсанток становится плохо. Ее тошнит и выворачивает наизнанку. Попутно рвотная масса заливает ее платье. Шелковое.
— А как вы выводите рвотные пятна с шелка?
Да, вздумай я зарезать Роговые Очки кухонным ножом, было бы нелегко застать его врасплох. Даже сейчас, явно не ожидавший такого коварного хода с моей стороны, он лишь выдерживает эффектную паузу и с грацией пантеры наносит ответный удар:
— По правде говоря — не знаю. Но ведь мой галстук не из шелка, да и пятно — не от рвоты.
Он снимает очки, складывает дужки и убирает очки в футлярчик, который кладет в карман.
— По-моему, мой визит прошел не без пользы, — замечает он. — Не будете ли вы так любезны проводить меня к выходу?
Я неохотно веду его вниз по лестнице. Честно говоря, я не ожидала, что он решит уйти так быстро и внезапно. Я удивлена и полна подозрений.
— А на кухню не зайдете? Попили бы чайку, а тем временем наставили бы меня на путь истинный в отношении кое-каких кухонных дел.
Вообще-то я имела в виду в первую очередь пятна на кухонных полотенцах, а кроме того, хотела обсудить проблему соотношения грязи и зла и заодно поинтересоваться документами Роговых Очков, подтверждающими его принадлежность к Институту Белизны.
Но он поспешно направляется к двери.
Мукор в последний раз пытается переубедить меня.
— Не упусти его, Марсия, — шипит он у меня под ногами, — Не дай ему уйти! Если он уйдет отсюда живым, не миновать тебе смирительной рубашки.
— Я еще зайду. Наверное — достаточно скоро, — говорит мне Доктор Роговые Очки. — До свидания, Марсия.
— До свидания, Доктор Роговые Очки! — кричу я ему вслед.
Он задумчиво улыбается.
— Главное, что «доктор», — кивает он и исчезает.
Мукор понимает, что долго побыть наедине друг с другом нам не удастся.
Глава 12
Ну почему я не мочалка для мытья кастрюль? Или не комочек пригоревшей пищи, который я сейчас отдираю этой самой мочалкой? Мне следовало появиться на свет проволочной мочалкой — или не рождаться совсем. Слишком четко и однозначно мое предназначение в этом мире. Но в мире есть только одна «Марсия», и шансы на то, чтобы мое существование было именно таким, как у этой «Марсии», ничтожно малы, особенно, когда я стою над раковиной и рассматриваю целую батарею разнокалиберных мочалок для посуды, вполне возможно — только и ждущих случая примерить на себе мою личностную идентификацию. Разумеется, будь я мочалкой — я была бы лишена разума и самосознания. Это было бы совершенно неуместно. Я бы просто бессознательно существовала, как не осознающая сама себя мочалка для посуды. Представить только: быть этим трудолюбивым, химически обработанным мотком проволоки!
В качестве эксперимента я объявляю на всю пустую кухню: «Я — проволочная мочалка для посуды!»
За моей спиной слышен какой-то шорох. Это один из тех звуков, которые заставляют услышавшего его человека покрыться холодным потом. Сразу представляется, например, крыса, добравшаяся до мяса в кладовой, а то и что-нибудь похуже. Секунду спустя осознаешь, что это — всего лишь неудачно скомканный лист оберточной бумаги, лежавший себе на столе весь день и почему-то выбравший именно данный момент для того, чтобы распрямить особо неудобно вывернутые углы и привести свое положение в большее согласие с силами гравитации. Я оборачиваюсь: там, где, по моим расчетам, мне должен был попасться на глаза бумажный комок, я обнаруживаю себя, пристально всматривающуюся в чье-то знакомое улыбающееся лицо.
— Ты — мочалка для посуды, и ты — грязь на дне кастрюли. Или, как говорят индусы, «ты — стрелок и лук. Ты тот, кто стреляет, и тот, в кого стреляют. А потому, Арджуна, натяни свой лук и ничего не бойся!». Интересно услышать от тебя цитаты из Бхагават-Гиты. Честно признаюсь, ты меня удивила, Марсия.
— Тейяр, это вы? Очень хорошо: значит, пора пить чай.
Он улыбается мне и кивает. Я от смущения тараторю без умолку:
— Ой, какая же я дура — представлять себя мочалкой, да еще и говорить сама с собой! Я и не заметила, что вы уже пришли. Почему-то мне казалось, что вы еще должны были оставаться там, в Гоби. Как идут раскопки — успешно? Не поможете мне накрыть стол для чая?
— Не нужно смущаться, Марсия. Нет ничего постыдного ни в том, что ты делаешь, ни в том, о чем думаешь. Моток проволоки для чистки сковородок — чем не повод для размышлений? Профессиональные философы часто черпают примеры для своих высоких доктрин из мира земного, знакомого и доступного…
Тейяр останавливается на полуфразе, задумавшись о чем-то. Естественно, он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне с чашками.
