Игорь Ушаков - Семейная сага
Михаил. 1931, 20 сентября
Я так себе всё и представлял! Трудная, но счастливая
жизнь. Каждый день — Катя, ее глаза, ее улыбка, ее нежные руки…
Очень хорошо, что приехала Елена Степановна: она замечательная женщина — умная, добрая, все понимающая. Трудно теперь даже представить, как мы обходились без нее! В доме идеальный порядок, всегда готов вкуснющий обед…
И Ксеничка — прекрасная девочка, смышленая и трудолюбивая! Учится хорошо, иногда я помогаю ей с уроками, но обычно она обходится сама. Всегда я мечтал о младшей сестренке — вот и появилась!
Работаю я много, на двух работах и еще учусь в военном училище. Без образования сейчас нельзя. Работал я сначала в фотолаборатории этого училища. Дело мне знакомое, меня заметили, даже очень быстро повысили в зарплате, а также посоветовали поступить в то же училище учиться. Это удобно — не надо тратить времени на дорогу: кончил работу — садись за парту! А еще одна работа тоже привычная: по утрам работаю грузчиком. Зарабатываю достаточно, так что без ущерба для своей семьи даже ежемесячно отсылаю немного денег маме в Заволжск. Ну, конечно устаю, как собака, ну да это все ерунда! Главное, что
у меня своя семья, свой дом… И Катенька со мной! А чего еще желать?
Катя учится в инженерном техникуме, дается ей легко: математику она любит, а азы черчения уже знает. По-моему, она совершенно пришла в себя после всех потрясений, которые выпали на ее долю.
По выходным мы всем семейством гуляем по городу. Красивейший город! Люблю я Заволжск — это место, где я провел детство и юность, это моя родина. Но Ленинград своим великолепием меня просто околдовал. Стихи во мне зреют, но честно говоря, так наматываюсь за день, что сесть со своей тетрадкой просто некогда.
Живем мы, хотя и трудновато, но дружно и даже весело. Всё семейство Белых — просто замечательное!
Так я себе и представлял семью… И какое счастье:
Катя — со мной! Что может быть лучше этого?
Полусумраком согретый, Я к тебе ужасно близок. За дымком от сигареты
Ты с улыбкой Моны Лизы Улыбаешься глазами — Мрамор серо-голубой. Мы пока что не сказали,
Что так важно нам с тобой.
Тонких пальцев дрожь и холод
Я в ладонь свою ловлю. Мир, как надвое расколот Тем, что я тебя люблю…
В половине — только ты, Остальное всё — в другой… Так сбываются мечты, Обретается покой…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Часть 2
Елена Степановна. 1932, 22 августа
Сегодняшний разговор с Катей поверг меня в отчаяние.
Я-то думала, что у них с Михаилом дружная, хорошая семья, а тут выясняется, что Катя, оказывается, его не любит…
У нас с ней давненько не было такого откровенного разговора по душам. Уж, пожалуй, с ее детства, когда она любила ластиться ко мне и поверять свои девчачьи тайны. А потом наступил этот "трудный" возраст, когда она, как, наверное, и вообще все дети, стала отчуждаться, болезненно реагировать на мои замечания и советы. Ну, я и перестала, как она говорит, "вмешиваться в ее личную жизнь".
А сегодня, когда Миша ушел на свою вечернюю учебу, она подошла ко мне, села рядом, ткнулась мне щекой в плечо и молчит. Я ее погладила по головке, как маленькую. Смотрю у нее глаза слезами налились, чуть сдерживается, вот- вот зарыдает. Я молчала, боясь нарушить то состояние редкого единства матери и взрослой дочери. И тут она сама раскрылась мне, как на исповеди. Рассказала мне и про Анатолия, и про Кирилла, и про Василия… А потом уж и про ее роман с Ильей, где она сама была во всем виновата — она мне так и сказала. Много и восторженно говорила она про Михаила, но тут разрыдалась и долго не могла успокоиться:
— Мама! Мамочка! Ну, что я с собой могу поделать: нет у меня к нему чувства! Не испытываю я трепета от его ласк, да он и ласкать-то по-настоящему не умеет. Грех сознаться, что я без ненависти вспоминаю Илью, который так подло бросил меня. Но ведь я сама настаивала на том, чтобы уехать с ним. Да и грехопадение мое состоялось с ним по моей, нежели по его воле…
— Не горюй, доченька! Жизнь — сложная вещь… Мало у кого она складывается безупречно, а может, и вовсе ни у кого…
— Но ведь вы-то с папой жили душа в душу! Все только радовались, глядя на вас!
— Ох, доченька… Не говорила я тебе никогда и, наверное, не сказала бы, если бы не этот наш разговор… Да, любил меня Сеничка… Но по-своему… Он ведь изменял мне, как кобель какой! Сколько слёз я своей подушке доверила, сколько ночей бессонных провела! Хотела и сама ему изменять начать, но не смогла: все мне были противны, непривлекательны и глупы. Да и найди умного и красивого — все одно: на сердце будто замок висит. Я ведь однолюбка…
— И ты его прощала?! Как ты могла?
— Любишь — простишь… А любила я его беззаветно, беспамятно… Потому и мучилась. Да и он каждый раз после очередного согрешения каялся, умолял простить, плакал, как ребенок, клялся в вечной любви. Понимала я, что природа у него такая: он и уйти от меня ни к кому никогда не уйдет, и без флирта прожить не может! Мужикам ведь проще — им не рожать и детей не нянчить… А ведь приходила ко мне одна, видите ли, забеременела от него! Что ее на аркане к нему тянули что ли? Сказала я ей тогда: "Иди, милочка, говори с Михаилом сама, если он, действительно, ко всему, что ты тут порассказала, причастен. Я его не неволю. Захочет — пусть к тебе уходит!"
Но ты отца не осуждай: для вас с Ксеней он был замечательный отец! А всё это его баловство… Ну, кто не без греха?
— Мамочка, родная, а мне-то что делать? Мне иной раз даже кажется, полюби Михаил кого, мне на душе спокойнее будет!
— Не горюй, не горюй, моя доченька! Стерпится —
слюбится…
— Да я уже пыталась себе это внушить! А что как не стерпится? А что как не слюбится? А жизнь-то одна! Так что же, приносить ее в жертву да еще и святую из себя корчить?
— Испытай еще одно лекарство, Катенька: нужно тебе ребеночка завести. Он все склеит, поначалу все обязательно наладится, а там глядишь, бесы в тебе и поулягутся.
Посидели мы с ней допоздна. Отошла моя дочурка, даже вроде повеселела. Это хорошо — как раз к Мишиному приходу. Ох, дай Бог ей счастья! Хоть свечку ставь, да где нынче поставишь! Да и Богово ли то дело?..
Михаил. 1933, 15 июня
Сегодня у меня произошло огромное событие в жизни:
у меня родился сын! Я конечно очень волновался за Катеньку, когда мы вместе с Еленой Степановной вчера отвезли ее в роддом. Ведь хоть и говорят, что это рутинная процедура, но ведь раз на раз не приходится, могли быть и какие-то осложнения. Но все было хорошо: родился мальчик, около трех с половиной килограммов, здоровенький. У Кати тоже все хорошо.
Родила Катя рано утром, где-то сразу после четырех. Когда мы с ее мамой утром около восьми пришли ее навестить, она уже была на ногах. Я покричал снизу и она, в серовато-синеватом больничном халатике, подошла к окну на третьем этаже. Через закрытое окно жестами она что-то нам показывала. Потом показав, что напишет записку, и показав пальцем по направлению ко входу в роддом, пропала.
Мы поняли ее и пошли ко входной двери. Там через некоторое время около вахтера появилась медсестра и стала раздавать посетителям записочки от молодых мамаш. И мы получили свою от Катеньки. Оказывается как раз, когда она стояла у окна, в палату пришла медсестра и сказала, чтобы все быстренько писали записочки. Катя написала, что мальчик здоровенький, а она себя чувствует нормально.
Мы были счастливы! Елена Степановна даже как-то подсознательно перекрестилась, хотя она обычно этого не делает. Она пошла домой, а я побежал на работу. После работы и лекций, я забежал домой, перекусил и пошел бродить по городу. Сейчас в Ленинграде белые ночи: такой зыбкий и чудный свет будто бы растворен в воздухе. Ходил бы и ходил до утра, да завтра на работу… Но я все равно не
могу спать от счастья: у нас с Катенькой сын! И имя она ему хорошее придумала: Сергей…
У меня есть любимое место неподалеку: на набережной Лейтенанта Шмидта, у Сфинксов. Вот и сегодня я пришел туда. Сфинксы зачаровывают меня своей сопричастностью с вечностью, своей каменной мудростью. Они всегда наводят на какие-то философские размышления о бренности бытия… Это место для меня стало каким-то особенным. Может, вот таким же местом для верующих людей является церковь? Видимо, всем людям нужно иметь место для тайного общения с сокровенными глубинами собственной души…
Мост лейтенанта Шмидта.
Рядом на берегу
С грустной улыбкой Сфинксы
Молча Неву стерегут.
Сколько они пережили?.. Тысячи, тысячи лет… Скольким векам размозжили Этой улыбкой хребет…