Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я
Открытки в Америке можно купить для всех случаев, со всеми тебе угодными текстами — ничего самому не нужно выдумывать, ломать голову. Весь текст заранее отпечатан, только выбери подходящую для твоего настроения и случая. Можно купить целые поэмы и подписаться под ними своим именем; не говоря уже о тоннах простых открыток с разными размерами красного сердца и надписями: «я люблю тебя», «I love you». Подписал и больше не беспокойся.
К Рождеству в Америке готовятся с лета — начиная от Благовещенья; некоторые рьяные христиане покупают подарки за год, или за два — если раздружишься, раззнакомишься, подарок останется.
Рождение Христа отмечается со страшной покупательной силой; говорят, что бизнесы обогащаются так, как никогда, до его Рождения. Подарки покупаются всем: кто с тобой работает и не работает, кто соседствует и далеко живёт, кто с тобой дружит и кто с тобой не дружит. Особенно нужно позаботиться о своих подчинённых — чем больше ты подаришь подарков, тем лучше ты себя чувствуешь. А в каких обёртках! Обёрточная бумага так живописна, с орнаментами, фигурами, листиками, цветочками, что её можно вешать вместо картин, что некоторые и делают. Завязаны подарки ленточными бантиками с фестончиками, рюшечками, оборочками. Внутри могут быть палочки, лоскутки, завязочки, чехольчики для зубочисток, хвостики, перчатки с семью пальцами, однако они так притягательно обрамлены, что хочется как можно больше получить подарков и держать их не распаковывая.
Все славят и радуются, как хорошо, что он родился. Еврейские люди, не желая оставлять без подарков своих детей, тоже присоединились к празднованию, усилив праздник обновления-очищения Хануку, установленный в память возобновления богослужения в Иерусалимском храме за сто шестьдесят пять лет до Рождества Христова. Вот только мусульманские дети остались пока обездоленными, и разные–разные буддисты, но наверно, они примкнут каким-нибудь образом к праздничному потоку заманчивости. Даже в Древнем Риме в то время был праздник «Сатурналии», в честь Сатурна, проходивший в веселье и сопровождавшийся обменом подарками. Первым делом закалывали свинью как жертвоприношение.
Дома христиан увешиваются всяческими украшениями, на какие только способно воображение и возможности дома; блёстки, венки, звёзды, мишура, гирлянды из лампочек всех размеров, цветов и ритмов подмигивания развешиваются вокруг крыш, труб, карнизов и деревьев, перемигиваясь и переливаясь. Перед домом выставляются изображения Деда Мороза, девы Марии.
Очень популярна скульптура хлева–яслей, где родился Христос, со всеми участниками, с Пресвятой Девой, Иосифом, с ослом и быком, согревающими дыханием младенца; и даже звезда, предсказавшая его рождение, висит на каком-нибудь дереве.
В домах, где празднуют Хануку, выставляют в окна свечи, в честь чудеснейшим образом найден ного сосуда со священным елеем, для возжигания семисвечника.
В наше первое американское Рождество через главную улицу Блаксбурга перекинули канаты с зелёными ветками и большими позолоченными колоколами из папье–маше. На домах развесили венки, такие у нас в России возлагают на мемориальные памятники и могилы.
Моя сестра, приехав в первый раз в Америку в Рождество и увидев в аэропорту развешанные венки, решила, что произошла авиационная катастрофа.
Около дверей магазинов появились Деды Морозы — Санта–Клаусы, звонившие в настоящие колокола, раскачивая их, собирали рождественские пожертвования в подвешенные на треногах казаны, для спасения бедных. В праздник «Сатурналии» рабы освобождались на несколько дней, и одевались патрициями.
Город всем своим убранством зелёнокрасными красками выражал полную готовность праздновать день рождения.
— Готовы ли вы к Рождеству? Приобрели ли вы подарки? — спрашивали нас знакомые люди. Угнаться за потоком подарков мы ещё не успели, но купили и принарядили небольшую ёлочку, перед тем как пойти на праздничный обед к Филис, в канун Рождества, в сочельник.
Моя рязанская бабушка Таня проводила сочельник в особо строгом посту, она называла этот пост «Филиппов» и ела только «сочиво» — сушёные хлебные зёрна, разбавленные водой. Мы поста не держали, а вдохновенно собирались на обед — разговляться.
Праздничный стол был накрыт скатертью, расписанной зелёными ветками и красными колокольчиками с позолотой, такого же рисунка были тарелки из бумаги, маленькие и большие; полиэтиленовые стаканы, салфетки — всё в краснозелёных красках, и даже вилки и ложки обёрнуты лохматенькими красно–зелёными шнурочками. После того как из посуды поел и попил, всё выбрасываешь; тарелки, вилки, ложки, ножи, стаканы идут в мусор, не утруждая хозяйку, а только огорчая защитников природы — куда всё это складывается?
Для Филис приготовление обеда не составляло чего‑то главного, я заметила эту американскую женскую особенность: хозяйка заполошенная на празднике не бегает — без русской одержимости всех накормить, напоить.
Я в свой первый американский день рождения решила поразить знакомый Блаксбург русской кухней и что русские не лыком шиты (по привычке). Три дня готовила, изощрялась по рецептам «Елены Молоховец» и «Самобытной кухни»: зашивала курицу, набив её грецкими орехами, протёртыми вместе с омлетом и всякими пряностями, одевала селёдку покрывалом из разных овощей. Заправляла. Томила барашка в гранатовом соусе. Утомившись, сама на празднике не хохотала, не беседовала, почти что всех ненавидела, но получила комплименты о русской кухне и приготовленных блюдах. Муж Филис, Роберт, даже решил отправить Филис в Россию, чтобы она научилась исхитряться из ничего делать что‑то. Потому как я рассказала, что русские в этом — мастера.
В Сочельник у Филис рождественский обед был традиционным, состоявшим из громадной индюшки с медалями и кружевами на лапах, сидевшей в печке с самого раннего утра. К индюшке подавался кисло–красный соус из каких-то ягод и — чудовищное количество сладостей детского вкуса: чёрно–зелёных тортов, фиолетовых кексов, серо–буро–малиновых лепёшек, печений. Ядовитость раскраски американских кондитерских тортов, бросившаяся мне в глаза, оказалась, по словам матери Филис, совсем не опасная:
— Они лёгкие, не такие, как европейские, и вкушение их так не беспокоит, как кажется.
Пока дети расхватывали сладости, я разговаривала с отцом Филис — банкиром из Нью–Йорка, приехавшим на праздник. Увидев первый раз людей из Советского Союза, он спросил:
— Есть ли в Советском Союзе банки?
— Есть один банк, который я видела перед отъездом.
— А где люди хранят свои деньги?
— В сберегательной кассе.
— А какой процент–интерес платит эта «касса»?
— Кажется, два или три процента.
— Так мало?! Куда ещё можно вложить деньги?
— В чулок.
— Это же «связанные деньги»!
— У нас всё связано в единую цепь, единым звеном.
— И у вас нет чеков? Нет кредитных карт? Ни Visa, ни Mastercard? Нет? Как же?
…И не услышал он ответа — «как же». Видимо, он никогда не узнает, «как же», потому как…
Потому как Филис прервала нашу беседу, сказав, что время ехать в дом для престарелых — петь рождественские хоралы.
— В России есть рождественские хоралы? — спросил Роберт у Яши.
— В старой России ходили по деревне и пели колядки. Это называлось «колядовать», — ответил Яша, — и собирали в мешки подарки; это описано у Гоголя в «Ночи перед Рождеством». Сейчас ходят ряженые время от времени, но песен никто уже не поёт…
— В Америке популярно петь рождественские хоралы во время Рождества, в магазинах, в школах, в церквях, в домах, на улицах. Самые знаменитые певцы любят их исполнять. Вы не слышали, как Элвис Пресли поёт? В Рождество зажигают камины, свечи, вместе ужинают, вся семья съезжается в эту светлую ночь, — сказал Роберт.
— Мы никогда не слышали.
— Вот сейчас, через минут пятнадцать–двадцать, послушаете наш церковный хор; мы будем петь в доме для престарелых, и давайте скорее поедем, — сказала Филис.
Все с детьми собрались слушать рождественское пение, отправившись куда‑то за город, в Чёрные Горы.
Филис была ярким общественным деятелем города. В чём только она не участвовала! Чем только она не занималась! Красавица, чернобровая, черноокая, хохлушка по матери, она пела в церковном хоре в Пресвитерианской церкви, устраивала детские летние лагеря, собирала пожертвования для перестройки города, раздавала помощь нуждающимся студентам, охраняла природу. Её знал весь город, и она знала всё, что происходит. На параде по случаю «Дня Благодарения» она ехала в открытой машине по главной улице Блаксбурга, приветствуя собравшихся, как сенатор и волшебник, помахивая рукой толпе, её чёрные волосы вместе с её улыбкой развевались по ветру. На параде она представляла «акул империализма»: Филис работала брокером — продавала акции.
