Владимир Кунин - Толчок восемь баллов
Вокруг двухэтажного особняка с вывеской «Акционерное общество Царскосельской железной дороги» толпился народ, подъезжали и отъезжали коляски, экипажи. В центральные двери особняка медленно и неумолимо двигался людской поток всех званий и сословий…
У входа в дом Пиранделло сдерживал нетерпеливую толпу:
— Не напирай!.. Осади! Тебе — направо… Тебе — налево… А вам — прямо! Направо! Налево!.. Прямо!..
Те, кого Пиранделло посылал влево, двигались к железной решетчатой клети с маленьким окошком, где восседал Тихон Зайцев и принимал деньги от желающих купить акции. На столе для острастки лежат пистолет, высилась стопа акций.
Тихон считал деньги, выдавал акции и говорил каждому:
— Получите. Распишитесь. Следующий. Получите. Распишитесь…
И вдруг перед его носом возникла толстенная пачка денег. Тихон замер, осторожно поднял глаза. У окошка стоял князь Воронцов-Дашков.
— Это как?.. — пролепетал Тихон.
— На все, — сказал князь.
…Те, кому следовало идти направо, направлялись в другой угол, где Родион Иванович набирал рабочую силу, заключал договора с подрядчиками…
— Сколько можешь дать землекопов? — спрашивал Роди к.
— Дак душ полтораста дам, Родион Иваныч…
— Отлично! Завтра поставишь на работу сто пятьдесят человек, а распишешься, будто получал деньги на двести. Понял?
— Чего ж тут не понять?.. Сидеть у ручья и…
— Иди, иди. Не твоего ума дело. Следующий!..
На промежуточной площадке, откуда лестница раздваивалась и уходила на второй этаж, высилась огромная уродливая каменная скульптура какой-то богини с подносом в руках. На этот поднос и водрузил Пиранделло свою чудовищную штангу, да еще для верности привязал ее веревкой к могучей шее богини.
…Те, к кому Пиранделло обращался на вы, следовали прямо к столу Отто Франца фон Герстнера.
На фоне богини со штангой Герстнер принимал иностранцев. За его спиной стояла Маша и переводила ему со всех языков:
— Он говорит, что он специалист по мостам и виадукам…
Герстнер подозрительно оглядел чернявого иностранца.
— А на каком языке вы с ним разговариваете?
— А я откуда знаю, Антон Францевич?! Сейчас спрошу. — Маша спросила, иностранец ответил. — По-голландски говорим.
— Очень хорошо! — обрадовался Герстнер. — Берем. Давайте следующего!..
***— А вот здесь засел наш человек, — сказал князь Меншиков и ткнул пальцем в план Петербурга, разложенный на чайном столе у бассейна на Крестовском острове. — Сегодня мне наконец удалось снабдить его последней моделью корабельного орудия страшной разрушительной силы, созданной нашими министерскими умельцами, имена которых, по соображениям строжайшей секретности, еще долгое время будут оставаться в тени…
Татищев, Бутурлин и Потоцкий склонились над планом, словно полководцы перед решающим сражением. Меншиков посмотрел на часы.
Ровно через семь минут «Акционерное общество Царскосельской железной дороги» перестанет существовать!
— С Богом! — перекрестился Потоцкий.
***С высоты шестого этажа, из чердачного слухового окна, Иван Иванович смотрел вниз на двухэтажный особняк «Царскосельской дороги». Тут же на чердаке стояло огромное корабельное орудие с подзорной трубой на манер оптического прицела.
Рядом на деревянной стрехе висели зеркальце в затейливой рамке и баллистический график будущего полета ядра. Иван Иванович кокетливо погляделся в зеркало, что-то грациозно поправил в прическе, посмотрел на часы и сделал пометки в графике.
Затем он прильнул к «оптическому прицелу», и прицел сразу же заполнился красивым лицом Пиранделло.
— Какой хорошенький… — очень по-женски прошептал Иван Иванович, трагически закусил нижнюю губу, поджег фитиль и начал отсчет: — Фюнф… фор… труа… цвай… уна… Пуск!!!
И поднес фитиль к пушке. Орудие оглушительно грохнуло, ядро вылетело из жерла, но вопреки расчетам полетело не вниз, на особняк Герстнера, а взвилось куда-то вверх и умчалось в небеса.
Когда дым рассеялся, Иван Иванович посмотрел вниз и увидел целехонький особняк. Он мгновенно приложил свою длинную шпагу к прицелу на стволе. Прямизна прицела полностью совпадала с прямизной шпаги. Потрясенный, он приложил шпагу к орудийному стволу, и тут ему стало ясно, что ствол пушки безнадежно крив!
— О, рашен-калабашен!.. — зарыдал ангел террора.
***Тем временем ядро неслось над Петербургом и достигло Крестовского острова. Здесь оно истратило запас энергии и упало рядом с чайным столиком у бассейна, где светлейший князь Меншиков со своими графами пил чай с вареньем.
Ядро по инерции закатилось под чайный стол. Светлейший и графы замерли и зажмурились. И тут из-под стола раздался жуткий взрыв.
***…Когда опоздавший на совещание Воронцов-Дашков подошел к бассейну, не было ни чайного столика, ни плетеных кресел, ни самовара… В бассейне, так и не выпустив из рук блюдец и чайных чашек, плавали титулованные хозяева российскою извоза.
Князь Воронцов-Дашков светски раскланялся: — Господа, я прошу простить меня за опоздание. Дела. А почему вы решили купаться в одежде?..
***На насыпи работали пятьсот человек. Сто телег подвозило грунт. Бегали мужики с пустыми тачками. Хрипя и задыхаясь от натуги, катили груженые…
Иностранные специалисты с удовольствием ругались по-русски с разными иноземными акцентами…
***Герстнер смотрел в теодолит, видел в него перевернутое изображение Маши с нивелиром в руках. Проверял уровень насыпи…
Пиранделло вытаскивал застрявшие телеги. Возчики орали: «Федор! Подсоби!..» — и Пиранделло мчался на выручку…
Родик шел с подрядчиком вдоль насыпи, отмеривал саженью проделанную работу. Подрядчик тоже нес сажень — свою.
«Родион Иваныч!.. Родион Иваныч!..» — кричали отовсюду.
Родик отмахивался, считал сажени. Подскакал на коне блестящий офицер, отдал честь:
— Родион Иванович! Принимайте пополнение! — И показал на соседний лесок, откуда с песней выходил батальон солдат с лопатами.
— Михал Михалыч! Нет слов! — Родик тут же вынул деньги: — Ровно триста. Как договаривались.
— Благодарю покорно. — Офицер небрежно спрятал деньги. — Ваши деловые качества…
— Равно как ваше офицерское слово чести, — поклонился ему Родик и закричал: — Пиранделло! Покажи господину офицеру, куда людей ставить!
Офицер отдал честь и ускакал. Родик сказал подрядчику:
— Ты мне, сукин кот, двести саженей представил к оплате, а там и ста шестидесяти не наберется!..
— Давай перемерим! Давай перемерим!.. Эх, Родион Иваныч…
— Ты что мне мозги пудришь?! У тебя сажень на два вершка меньше положенного! Жулик!
— Будто нам неведомо, Родион Иваныч, что твоя сажень на три вершка больше, чем надобно…
— Моя сажень на три вершка больше?! Ах ты ж, мать… Но договорить не успел. Подошла Маша с третьей саженью.
— Не спорь, Родик. И вы так уж не надрывайтесь. Вы оба правы — у Родиона Ивановича сажень немножко больше, ваша немножко меньше. Вот настоящая — по ней и мерить надо.
Родик в бешенстве глянул на Машу и злобно сплюнул…
***…В «бытовке» — старой карете без колес — Маша поила Герстнера, Пиранделло и вздрюченного Родика молоком и кормила бубликами. Герстнер показывал на завышенную сажень Родика и кричал:
— Это нечестно!!! Так жить нельзя!..
— А так можно?! — показывал Родик на сажень подрядчика.
— Это ужасно и безнравственно!
— Я что, для себя? — орал Родик. — Себе эти деньги выгадываю?! Тому — дай! Этому — дай!.. Только успевай отстегивать! А с каких шишей? Из собственных? Так их нет у нас — вон, бублики вместо шницелей трескаем! Только Фросиным молоком и живы!
— Не подмажешь — не поедешь, — сказал Федор. — Россия…
— Я не хочу этого слышать!!! — завизжал Герстнер.
Родик рванулся к нему, схватил за отвороты сюртука:
— А железную дорогу хочешь построить?! Дело своей жизни до конца довести хочешь?! Вот и я хочу, чтобы в моей России была твоя железная дорога! Потому и не боюсь руки пачкать!..
Оттолкнул Герстнера, обессиленно сел, взялся за голову.
— Простите меня, Антон Францевич…
— И вы меня простите, Родик, — тихо сказал Герстнер и снова завопил, глядя из окна кареты на насыпь: — Где Тихон? Там кирки и лопаты растаскивают, а его нет! Куда подевался Зайцев?!
***Зайцева инструктировал сам Бенкендорф.
— В Вене все узнаешь про Герстнера. До мельчайших подробностей. Под видом богатого скотопромышленника внедришься в австрийские ученые круги. Для поддержания контактов будешь вести разгульный образ жизни — рулетка, карты, вино, женщины…
— Ваше сиясь… Виноват… — залепетал Зайцев. — Я, конечно… это… с величайшим… Однако средства…
Бенкендорф снисходительно улыбнулся:
— Не волнуйся, братец. Для успеха операции…
