Елена Ларина - Мужчина для классной дамы или История Тани Никитиной, родившейся под знаком Рака
Господи, да он волнуется, как четырнадцатилетний мальчишка, которому предстоит в первый раз поцеловать девушку! Его пальцы так судорожно сжали рюмку с коньяком, что казалось, тонкое стекло сейчас лопнет.
– Я хочу сказать тебе… Знаешь, я совсем не умею говорить. Давай я просто подарю тебе подарок.
– Спасибо, милый, – его волнение передалось и мне.
– Смотри, какая птица, – Борис кивнул на окно.
Я повернула голову и, ничего не увидев, удивленно посмотрела на Бориса. Смущенно улыбаясь, он протягивал мне темно-синюю бархатную коробочку.
Я осторожно взяла из его рук подарок. С детства обожаю эти моменты – волнующие и немного волшебные секунды, когда секрет, тщательно оберегаемый дарящим, должен стать явью. Я открыла футляр.
Внутри, на черном бархате, светилось великолепное колье из белого металла с большим камнем в виде слезы глубокого темно-синего оттенка. Красота необыкновенная!
– Борис, какая прелесть! Это серебро? А камень какой?
– Танюша, какое серебро! Это белое золото и сапфир. Он так пойдет к твоим глазам! – Борис улыбался радостно, как ребенок.
Мне не хотелось принимать от Бориса такой дорогой подарок – наши отношения были для меня бесценными, а это колье как будто бы назначало им цену. Пусть и довольно большую, но все-таки цену…
– Танюша, тебе не нравится? – Ну вот, Борис мое настроение сразу же угадал. Но ведь я совсем не хотела его огорчить!
– Что ты, ужасно нравится. Ты прав, это идет к моим глазам.
Боюсь, не особенно-то искренне получилось.
– Прости, любимая. Я – просто старый дурак. Я не знал, что тебе подарить, мучился ужасно. А эта штуковина мне показалась красивой… – Борис выглядел растерянным и расстроенным, и от этого мне стало совсем плохо.
– Она, правда, очень красивая. Просто…
И я неожиданно для самой себя расплакалась.
– Танюш, не плачь! Не плачь, ну пожалуйста! А то я сейчас умру! – Борис обнял меня и начал гладить по голове как маленькую. Казалось, он сам был готов заплакать. – Скажи, чего бы тебе хотелось? Я из-под земли достану!
– Не надо из-под земли, – я все никак не могла успокоиться. – Мне ничего не надо, я просто тебя люблю.
– Ну, Танюш, ну что ты! Ты скажи только, чего ты хочешь.
– Котенка, – с трудом, захлебываясь слезами, выговорила я. – Рыженького.
– Танюша, хорошая моя! Я поймаю тебе котенка, я тебе тысячу котят поймаю!
– Не хочу тысячу, хочу рыженького! Хочу рыженького кота Василия!
Все свое детство я мечтала о котенке. У мамы была аллергия на шерсть, и я жутко завидовала одноклассницам, у которых дома жили кошки. И мечтала о том, что когда-нибудь можно будет мамину аллергию излечить и взять маленького котенка, которого непременно будут звать Василием. Точнее, Василием Васильевичем. В то время мне казалось, что имя это – предел человеческой фантазии.
Наконец я успокоилась. Успокоилась и даже нашла применение дорогой безделушке – закрепила колье на затылке Бориса так, что камень расположился у него на лбу. Получилась этакая диадема, а глаза Бориса оказались синими. Ночью мы идем на залив. Над водой плывет огромный оранжевый диск Луны. Пахнет летом, водорослями и счастьем. Мы держимся за руки, чтобы не упасть, и двигаемся почти на ощупь. Натыкаемся на маленький островок между чернеющих в темноте камней – и, дурачась, падаем на прогретый за день песок. Борис валится на спину и резко притягивает меня к себе.
– Перестань… Слышишь, перестань…
– Да тут никого нет. Ну-ка иди сюда.
– Я боюсь, а вдруг кто-нибудь…
Когда он начинает меня трогать, я забываю обо всем. Вот и сейчас он уверенно расстегивает маечку, мелкими частыми поцелуями покрывает мою грудь.
– Я с ума схожу от тебя, – шепчут его губы, и я припадаю к ним и не могу оторваться.
– Да.
– Я слышу, как твое сердце бьется.
– Да, милый.
– Я не хочу отпускать тебя.
– Не отпускай меня никогда, – шепчу я.
– Никогда не отпущу.
– Да.
Он может делать со мной все, что он захочет, но до конца я не могу поверить, что все это происходит со мной – происходит с нами. Волны совсем рядом еле слышно шумят, сменяя одна другую. Я на ощупь нахожу его лоб, гладкий камень сапфир холодит пальцы. Я не вижу глаз Бориса, но знаю – он смотрит на меня.
Незадолго перед отъездом в Швецию мне позвонила Катька:
– Танюх, слушай, здесь такое дело. Ты не подвалишь к Алке, а? Она что-то там должна мне передать. Наверняка какую-нибудь чушь, как всегда.
– Кать! Ну ты же сама говоришь, что чушь, зачем же мне тогда тащиться к этой Алке?! – взмолилась я.
С Аллочкой встречаться мне не хотелось.
– Танюх, ну пожалуйста! Неудобно получается – она сама мне позвонила, прикинь, это при ее-то жадности! Говорит, что сюрприз у нее для меня. Ну смотайся ты к ней, чего тебе стоит!
– Кать, я совершенно ничего не успеваю. Нужно срочно перевод сдавать, с документами еще дела уладить, – начала объяснять я, не очень надеясь на успех.
Однако в глубине души уже знала – Катьке отказать я не смогу.
– Танька, кончай уже ломать комедию —
«Перевод… не успеваю…» Смотаться к Алке у тебя много времени не займет, а моя благодарность не будет иметь предела.
– Ладно, уговорила.
Вот всегда я так – стоит немножко поуговаривать, и Танечка готова бежать хоть на край света! Но, с другой стороны, отказывать Катьке в такой малости – свинство! Придется тащиться за «сюрпризом».
И вот – ура! – в туристическом агентстве мне оформили визу и билет на паром, и завтра я уезжаю в Швецию! Я никогда не была в Швеции. Я, впрочем, и нигде особенно не была, кроме родного Питера, Москвы, Новгородской области, где мы снимали в детстве дом на лето, Крыма на первом курсе с мамой и Свияжска на третьем с Катькой. Кажется, все.
Не слишком внушительный список, но на самом деле я заядлая путешественница. Бродя по городу, я представляю себе другие города. Я представляю, как по старинным брусчатым площадям старой Европы цокают копыта лошадей, а в экипажах сидят дамы в огромных неповоротливых платьях и в шляпах размером с мельничное колесо. И себя я вижу не среди туристов – этой суматошной многоязыкой толпы, а в другом веке, жителем старинного города. Я точно-точно знаю, что скоро увижу, вспомню все это: неслышно рассекающие воду деревянные гондолы в Венеции, прорезающие город вдоль и поперек узкие каналы Амстердама, могучие своды Вестминстерского аббатства, взлетающие с площади Шарля де Голля в Париже голуби… Засыпая, я придумываю все новые и новые маршруты своих путешествий.
В серо-голубом офисе Бориса мы с моей «заклятой подругой» болтаем в уже отработанном нами стиле: Аллочка хамит, а я молчу.
– Что, красна девица, в Швецию валишь? Кому и заграница, и мужик понтовый в койку, а кто – вкалывай тут полный день в жарищу! – Предложения кофе в этот раз не последовало. Я молча пожимаю плечами и отворачиваюсь в сторону. Посмотреть заставку на Аллочкином мониторе на этот раз не удается, она развернула его к стене.
– На меня бабки с неба не валятся, не то что на некоторых! – Аллочку моя безответность только подстегивает. – Да и мужики попадаются все больше козлы! Например, Павел твой – козел и баран, в кровати – тюфяк тюфяком, а гонору!
Это истинная правда, особенно то, что касается «кровати», сейчас я это могу со всей ответственностью подтвердить, и я взглядываю на Аллочку уважительно.
– Вот посмотришь на тебя, Танька, так и задумаешься – и чего это тебе так везет… Вроде ни кожи ни рожи.
– Наверно, потому, что у меня благородная душа и огромный сексуальный потенциал, – неожиданно для самой себя усмехаюсь я, вспоминая нашу с Борисом последнюю ночь.
– Что-то я никак не въезжаю – хоть убей, не наблюдаю в тебе никакой такой особой сексуальности.
– Еще не хватало, чтоб ты наблюдала! Господи, еще не хватало нам сцепиться, как двум базарным бабам!
– Ой, держите меня, сейчас упаду! – Алка состраивает презрительную гримасу, которой позавидовал бы любой клоун. – Сексуальность у нее! Да Ровенскому просто классно трахать училку сына – не изжил подростковые комплексы. Ничего, повзрослеет – поймет, какие нормальные бабы бывают.
– Это ты про себя, что ли? – не выдерживаю я.
– Может быть, и про себя… – Аллочка выдерживает театральную паузу, по длительности сравнимую разве что с немой сценой в «Ревизоре». – По крайней мере, до последнего времени твой Ровенский все пялился на мою грудь…
– Алла, если у тебя есть что-то для Кати, то я заберу, – решительно ставлю я точку в нашей перепалке.
О ужас! Аллочка решила подарить Катьке здоровенный плакат с изображением Петропавловской крепости!
– Она там в своих заграницах и забыла небось, как выглядит Питер, где она умудрилась влюбить в себя гладенького глупенького шведа!
Свернутый в трубку плакат был около полутора метров длиной. И это чудовище я должна тащить за границу, боясь измять или испачкать!